Автор: Щетинина Елена (FamilyGhost)
Устрицы
– Какой жадный! – вскричала Алиса. – Тогда мне больше нравится Плотник!
Он съел меньше, чем Морж!
– Просто ему не досталось больше, – сказал Траляля.
Льюис Кэрролл, «Алиса в Зазеркалье»
– Ибыл-каксу-ша-сух-песок-была-мокра-вода… – пыхтел Тони в такт шлепанью подошв. Если ускорить бег, то ноги предательски скользили, если замедлить – то начинали столь же предательски вязнуть. Тони сбивался, спотыкался и съезжал на очередном песчаном пласте к самой кромке воды – спортивные штаны сзади от щиколотки до колена уже схватились коркой от грязных брызг.
– Тыбне-уви-дел-вне-бе-звезд-ихне-было-тогда... – вдох-выдох, вдох-выдох.
Не то, чтобы он особо любил Кэрролла – просто как-то именно эти строчки из всего курса английской литературы всплыли у него в голове сегодня, удачно легли на ритм бега, да и на окружающий пейзаж.
Наверное, английская литература и была всему виной. Ведь диплом филолога – а потом и докторские корочки – не являются гарантией хорошего заработка. Как не являются гарантией мудрости, умения разбираться в человеческих взаимоотношениях и еще много чего, что позволяет сохранить семью.
Жена ушла внезапно – так ему показалось поначалу – собрав вещи, пока он был на работе, вызвав такси аккурат к его возвращению, и выкрикнув на пороге обидное про импотента и нищего. Это уже потом, через несколько дней и пяток литров виски, он вспомнил и про ее таинственные отлучки, и про поздние телефонные звонки, отвечать на которые она уходила на кухню, и про то, как странно – теперь-то он понимал, что сочувствующе-насмешливо! – поглядывали на него ее подруги.
Документы на развод пришли по почте – и жена исчезла из жизни Тони, как туман и сон. А вместе с ней кануло впустую и восемь лет жизни.
В последующие мутные, пропитанные алкоголем и соплями недели, Тони пил и страдал – то ли по жене, то ли по себе, то ли по тем планам, что он любил строить и которым теперь так и не суждено было сбыться. Периодически он находил в сети очередного приятеля – и ныл, как ему плохо, и какой стервой оказалась бывшая. Неудивительно, что очень скоро лист контактов Тони опустел.
Через пару месяцев он внезапно понял, что так дальше продолжаться не может. Это озарение совпало с просрочкой платы за дом, блокировкой банковской карточки и обнаружением какой-то подозрительной личности, храпящей и попахивающей прямо у него на кухне.
Так что Тони собрал вещи и переехал подальше – на другой конец страны, в небольшой городок на берегу Атлантического океана.
В университете его поначалу приняли хорошо. Коллектив был разнородный – от вчерашних выпускников до профессуры, медленно и неуклонно впадающей в маразм, – поэтому новичок заинтересовал всех. Его звали в бары, в гости, на преферанс – а девушки с кафедры современной литературы даже бросали заинтересованные взгляды – но, увы, Тони не сумел вовремя всем этим воспользоваться.
Любой разговор он сводил к тезису «все бабы дуры и стервы». Девушки, поначалу принимавшие его точку зрения за позерство и игру и пытавшиеся «переубедить» женоненавистника, вскоре понимали, что это реальная уверенность – и сбегали подальше. Коллегам оказалось неинтересно обсасывать женскую подлость и выслушивать ехидные и циничные шпильки в адрес своих жен и подруг – и поэтому Тони в конце концов прекратили приглашать куда бы то ни было.
Тогда он решил бороться с одиночеством по-другому – выезжать в выходные за город на берег и бегать там до изнеможения. Бег и усталость изгоняли из головы мутные и липкие мысли, домой он возвращался вымотанный и полумертвый, зато всю следующую неделю достаточно непринужденно поддерживал треп коллег, искренне веселился и шутил сам, и даже подумывал о том, чтобы первым подмигнуть молоденькой аспирантке с романской филологии.
***
Так прошли октябрь и ноябрь – в мерном беге по сухому скрипучему песку, под мягкими и теплыми лучами солнца, с соленым привкусом на губах и очередным чужим стихотворением, ложащимся под ноги ритмом движения.
Однако пришел декабрь – и принес с собой ветер, холод, сизые свинцовые тучи, тусклое солнце, липкий песок и давящую пустоту на пляже.
– Непе-ла-птица-над-гнездом-там … Черт!
Полу-увязшая левая нога скользнула, Тони не удержал равновесие – и смачно плюхнулся вперед, зарывшись лицом в мокрую жижу.
– Шу-у-ука, – прошипел он, адресуя это то ли ноге, то ли бывшей жене, то ли всему, что имело женский пол.
Глаза залепило, на зубах омерзительно заскрипело, футболка на животе мгновенно впитала влагу и прилипла холодной тряпкой – фу! От отвращения его передернуло.
– С вами все в порядке? – мягкий женский голос прозвучал настолько участливо, что Тони от стыда захотелось зарыться поглубже.
Он выплюнул песок и постарался перевернуться как можно непринужденнее и элегантнее. Из всего этого удалось только выплюнуть и перевернуться – барахтанье в грязи никогда не отличалось изысканностью в движениях.
Над ним склонилась девушка. Миловидная шатенка. Лет восемнадцать – ну может быть, двадцать, не более. Столько же было его жене, когда они познакомились… И даже похожа на нее…
– С вами все в порядке? – повторила она, видимо, заметив, как Тони изменился в лице.
– Ну да! – с деланной беззаботностью махнул он, вскакивая и цепляя на себя вымученную улыбку. – Я так, просто прилег. А что вы тут делаете? – переменил он тему, стараясь незаметно окинуть ее взглядом. Летнее платье, хоть и было длинным, все равно казалось слишком тонким и легким для промозглого декабря. Мелькнула мысль – может быть, дать ей свою рубашку? Он-то, разгоряченный бегом, не замерзнет в одной футболке. Хотя Бог с ней, перебьется, вроде и сейчас не дрожит от холода.
– Да мы просто, – пожала плечами девушка. Говорила она с каким-то странным, незнакомым Тони акцентом. – Сидим вот там, едим… – она повела рукой, указывая направление.
– Мы? – с неприязнью отозвался Тони. Небось, сосут пиво из бутылок да мусорят обертками от чипсов! Вот как раз к такому разгильдяю жена и ушла! Он достаточно насмотрелся ее фотографий в обнимку с жидкобородым хипстером на фоне пикниковых зон, пледов и прочей дряни! Стоп, не надо. Дышим ровно, дышим ровно... Ах, устрицы, придите к нам, он умолял в тоске. Вдох-выдох, вдох-выдох.
– С вами все в порядке? – черт, она что, заучила эту фразу с одной-единственной интонацией?
– И сколько вас там? – зло спросил он.
– Еще трое, – мягко сказала девушка, протягивая ему руку. – Пойдемте к нам, будет хорошо.
Рука была на удивление сильной и жесткой. А ее от нее пахло солью и илом.
***
Трое парней удобно расположились за глинистым выступом. Студенты как студенты, сотни таких уже намозолили глаза Тони за годы преподавания.
– Джок, – поднял руку в приветствии рыжеволосый, вихрастый и веснушчатый. Тони интуитивно угадал в нем неформального лидера. Он потянулся было к Джоку для рукопожатия, но тот то ли не заметил, то ли сделал вид, что не понял.
– А я Таня, – сказала девушка, присев рядом с Джоком и обвив его шею руками. Имя она произнесла чуть тягуче, нараспев, удлинив «а». Имя славянское – болгарка, русская, полячка?
– А это Табик, – Таня указала на худого и мелкого. Тот неуклюже помахал Тони рукой. Белокож аж до розового, глаза подернуты голубоватой мутной пленкой, нижняя губа висит, как на портретах Габсбургов.
– Хаасо, – буркнул третий парень, крепко сбитый блондин, опустив глаза.
– Финн? – попытался щегольнуть знанием ономастики Тони.
– Угу, – рассеянно кивнул тот.
Ну все понятно. Университет славился своей открытой программой стажировок, которая позволяла принимать студентов из самых разных стран на любые сроки.
– Ясно, – усмехнулся Тони, садясь между Таней и Табиком. – Когда домой?
Джок возился в промокшей отчего-то изнутри холщовой сумке, поэтому за него ответил Хаасо:
– К'к устр’цы з’конч’тся, – он выдавливал из себя слова монотонно, словно читал по памяти заученный и приевшийся текст. При этом он не сводил глаз с сумки, жадно вглядываясь в нее и то и дело облизывая пухлые – будто тронутые аллергией – губы. Из-за этого часть слов сжевывалась, проглатывалась, а остальная слеплялась в плотный ком, и скорее выплевывалась, чем произносилась.
– Что? – не понял Тони.
– Устрицы, – Таня мягко толкнула его под локоть и указала на то, что доставал Джок из сумки.
В сложенных лодочкой ладонях рыжеволосого громоздилось несколько устриц. Их влажные раковины блестели, а из плотно сомкнутых створок тянулись прозрачные ниточки слизи. Их выловили совсем недавно – не более получаса назад. Но…
– Устрицы? – удивился Тони. – Сейчас? Здесь? Откуда? Это же слишком до… – он осекся, не желая смутить ребят. Но правда, это же слишком дорого для простых студентов! Устриц в городе подавали в «Приюте одинокого Капитана» – пафосном ресторане, маскирующемся под скромную таверну. Чек за обед там мог стоить недельного заработка университетского преподавателя, так что одного опрометчивого раза Тони хватило за глаза.
– Н'т, эт’м’стные, – хмыкнул Хаасо, ловко выуживая из ладоней Джока сразу две увесистые раковины.
– В смысле, местные? – не понял Тони. – Но ведь… это невозможно. Это же температура, состав воды… персонал, оборудование… нет?
– Хотите сами посмотреть? – мягко спросила Таня.
Она, не глядя, вытянула у Джока устрицу и сжала в кулаке.
– Хотите сами посмотреть? – повторила, как пластинка, идущая по второму кругу.
Он даже не понял, что сделала Таня – лишь слегка вздулись и опали вены на тыльной стороне кисти, и что-то хрустнуло в кулаке.
– Вот, – она протянула ему ладонь, на которой, вывалив матовую мякоть, подрагивала раскрытая устрица.
Как она это сделала? Или это розыгрыш? Раковина уже была открыта Джоком?
– Действительно, устрица… – растерянно пробормотал Тони, беря ее у девушки. – Но… как? Тут устрицы не водятся. Их же привозят с юга. Частный садок?
– Вы м’жете есть'х с’рыми, п'пробуйте, – с набитым ртом прочавкал Хаасо. – 'ни св'жие.
– А… еще что-нибудь к ним? – Тони крутил в руках устрицу, так и не решаясь даже отпить из нее воды, не то что приступить к самому моллюску. – Нам нужен хлеб, – промолвил Морж, -
И зелень на гарнир.
А также уксус и лимон,
И непременно сыр,
И если вы не против, то
Начнем наш скромный пир...
– М? – Джок нахмурился.
– Морж и Плотник, – пояснил Тони. – «Алиса в Зазеркалье». Не?
Ребята не ответили. Джок снова копошился в сумке, Таня, прильнув к спине друга, рассеянно следила за его движениями, Хаасо с шумным хлюпом втягивал в себя очередного моллюска – «Как же в него помещается столько?» – мелькнуло в голове у Тони – а Табик складывал из пустых раковин какое-то подобие домика. Руки у паренька заметно подрагивали, а пальцы практически не слушались. «Больной, что ли?» – подумал Тони и тут же устыдился этих мыслей.
Потянуло сыростью. Тони поднял голову и посмотрел на небо. Солнце скрылось за свинцово-сизым туманом – и, кроме того, уже начало заметно ползти к горизонту. Через несколько часов тут будет вообще промозгло – к сырости добавятся холод и ветер, а встречать Рождество с простудой и ревматизмом, ой как не хочется!
– Может быть, развести костер? – предложил Тони.
– Здесь нет ни дерева, ни лодок, – пожал плечами Джок.
Он говорил так же, как и Таня – слегка растягивая гласную и чересчур твердо произнося некоторые согласные. Это не было похоже ни на какой из известных Тони акцентов – хоть и слышал он их в бытность работы в студенческих организациях немало. Что-то отталкивающее, чужеродное звучало в этой манере речи. Тони понимал, что ребята в этом не виноваты, но поделать ничего с собой не мог. Его внутри аж передергивало, когда он слышал очередную фонетическую ошибку.
– Сейчас, сейчас! – Тони вскочил и, осторожно ступая на ногу, поспешил к своему рюкзаку.
Его он оставил на старте – чтобы хоть как-то ориентироваться, сколько пробежал. Тони нимало не беспокоился о том, что кто-то может покуситься на старый, видавший виды рюкзак – даже если не брать в расчет то, что этот берег обычно пустынен. На пробежку он брал старый, уже дышащий на ладан, телефон, сухую и теплую толстовку, пачку газет, прихваченных из ящиков бесплатной раздачи, да одну-две коробку крекеров – этого было достаточно. Все более-менее ценное оставалось в машине, припаркованной в миле отсюда. Песок был слишком вязок, чтобы рисковать ехать дальше – Тони и так однажды опрометчиво забуксовал и полдня провозился, откапывая поочередно каждое колесо – так что проще и спокойнее было оставить ее на съезде с откоса.
Ребята ждали его, безучастно занимаясь своими делами. Джок в очередной раз перебирал что-то в сумке – что у него там, драгоценности прабабки? – Таня полулежала, опершись на его спину и прикрыв глаза, Хаасо, подперев подбородок кулаком, наблюдал, как Табик возводит из раковин второй этаж причудливого замка.
Появление Тони с рюкзаком заставило их только скользнуть по нему скучающими взглядами – не более.
Это его задело, поэтому он громко шмякнул поклажей в опасной близости от игрушки Табика. Строение дрогнуло, но устояло.
– Тааак, сейчас посмотрим, – Тони начал рыться в рюкзаке. Газеты он не успел прочесть – просто хапнул из уличного ящика столько, сколько ухватила рука – так что автоматически скользнул взглядом по одной из страниц.
На развороте было две фотографии – и маленькая колонка сухого официального текста.
«Разыскиваются Ковальски Томас Аллен 1970 года рождения и Мецгер Лоуренс Фитцджеральд 1964 года рождения. Бежали из-под стражи 10 декабря. Все, кто располагает какой-либо информацией, просьба сообщить по телефонам...».
По спине пробежал озноб. О, эти два лица – нужно сказать, весьма дегенеративного вида – ему были уже знакомы! Парочка успела проехаться по стране с запада на восток, отмечаясь в новостях чуть ли не каждый день. Начали они с изнасилований, побаловались убийствами – и закончили каннибализмом. Закончили – потому что неделю назад их изловили, о чем торжественно сообщили все, даже самые захудалые, новостные агентства. Изловили, да не до конца…
Руки покрылись мурашками. Двое убийц, насильников и каннибалов бродят где-то в округе... Да черт возьми, если бы он был беглым преступником, то в первую очередь затаился именно здесь, на пляже! Крутой берег, с вымытыми водой пещерами, прекрасный обзор во все стороны на одинокой косе – идеальное место, чтобы прятаться и при этом наблюдать. И неужели даже он сам… мог быть… они видели, как он бегает…
Газета задрожала.
О, черт!
Надо валить отсюда. Валить, валить, валить…
– С вами все в порядке? – да что ж такое-то? Что, ее учительница языка произносила эту фразу с одинаковой интонацией?
– Да вон, смотрите, – Тони бросил Тане газету.
Джок перехватил ее, осторожно взял двумя пальцами и развернул. Задумчиво уставился куда-то в середину.
– Да нет, вот же, – Тони наклонился и перелистал страницы. – Вот, смотрите.
Парни переглянулись.
– И что? – с набитым ртом спросил Хаасо. Он когда-нибудь перестанет жрать?
– Здесь написано, что из-под стражи сбежали два преступника, – терпеливо сказал Тони. Неужели они не умеют читать? – Нам нужно уходить, понимаете? А то нас всех убьют.
Табик визгливо и невпопад рассмеялся. Его домик из раковин рассыпался.
***
– Сейчас-сейчас, – бормотал Тони, семеня впереди студентов. – Сейчас-сейчас… сейчас мы сядем и уедем…
Он все еще продолжал шептать «сейчас-сейчас», когда остановился, как вкопанный, судорожно сглатывая внезапно ставшую вязкой слюну и ощущая, как сердце проваливается куда-то в кишки.
И даже когда он, спотыкаясь, и прихрамывая, полу-бежал, полу-ковылял к машине – все равно у него в голове билось «сейчас-сейчас».
На лобовом стекле разбегалась паутина трещин, левое боковое было выбито, вывернутая и вырванная с мясом дверь валялась на песке.
Тони метнулся в салон.
Приборная панель была раскурочена, руль выломан и болтался на туго скрученном жгуте проводов. Кресло водителя и пассажира залиты чем-то липким и воняющим тухлятиной.
Тони присел на корточки и заглянул под машину – понимая, впрочем, что это уже ничего не решает.
Колеса были словно изжеваны, а под днищем натекла огромная масляная лужа.
Машине конец.
Он полез в рюкзак – руки дрожали так, что никак не могли расстегнуть молнию и чуть не вырвали собачку с мясом – и вытащил телефон.
На дисплее высветилась одна палочка – и почти пустая батарея. Черт! Ну почему он не зарядил перед пробежкой полностью!
В трубке шуршало и хрипело, иногда срываясь на металлическую тишину. Тони долго кружил по берегу, пока не поймал более-менее удобное место.
– Здравствуйте! – он старался не тараторить. – Меня зовут Энтони Лаферт. Я на дальней косе, на побережье, что за городом, от заправки налево. Здесь рядом маньяки. Те, что вы ищете...
– Повторите, пожалуйста, ваше имя, – безучастно попросила женщина на том конце.
– Эн-то-ни, – по слогам произнес он, сдерживаясь, чтобы не вспылить. – Ла-ферт. Я на дальней косе...
– Кому-то рядом с вами требуется помощь?
– Вы глухие?! – сорвавшись, заорал он. – Я! На дальней! Косе! Тут! Маньяки! Нам! Тре…
В трубке пикнуло, и наступила тишина.
Нет, – похолодел Тони. Нет. Только не сейчас. Он ведь ничего не успел.
Экран мобильника был мертвенно-черен. Батарея все-таки села.
– Черт! – заорал Тони и отшвырнул телефон. – Черт! – топнул ногой. – Черт! Черт! Черт!
Ребята. Не нужно их пугать.
Он растянул губы в вымученной улыбке и повернулся к студентам.
– Я позвонил в полицию, – постарался как можно более беззаботно произнести он. – Они скоро приедут сюда и нас заберут.
***
– А где полиция? – подал голос через час Джок. Он полулежал, положив голову Тане на колени. Та, чему-то мечтательно улыбаясь, перебирала его волосы, наматывая кудри на пальцы. Хаасо опять что-то жевал – что там, сумка с устрицами бездонная, что ли? Табик тихонько мычал, раскачиваясь из стороны в сторону, периодически вставая и ходя кругами. Двигался он очень неловко, приволакивая ногу. Руки у него безжизненно висели по бокам, и он лишь подергивал кистью правой во время ходьбы. Голова кренилась набок – как у начавшей сдуваться резиновой игрушки.
Смеркалось, и над пляжем повис удушливый, сырой запах мокрого песка и гнилого дерева.
– Едет, – мрачно ответил Тони. – А может быть, они уже поймали этих маньяков, и сейчас с ними разбираются.
– Не поймали, – рассеянно ответила Таня, осторожно сдвинула голову Джока и встала.
– Ты куда? – Тони насторожился.
Повисла пауза. Табик продолжал, покачиваясь, мычать. Хаасо хлюпнул слюной и чихнул. Джок равнодушно смотрел на линию горизонта.
Таня ничего не ответила – медленно спустилась с песчаного холма и пошла, не оглядываясь, куда-то в сторону.
А, ну да, – Тони покраснел. Что же это он такой... недогадливый. Девочкам тоже надо иногда уединяться.
– Я провожу, – сказал он ребятам и поспешил за Таней.
Таня так и не оглянулась, хотя он сейчас шел за ней практически вплотную. Он не скрывался – и даже нарочито шумно дышал и шуршал шагами по песку. То ли ей было все равно, то ли она действительно плохо слышала.
Он нагнал ее минуты через три – до этого держался на расстоянии, украдкой оглядывая ладно скроенную фигурку. Выглядит-то неплохо. Спина, ноги... все при ней, все как надо… Погруженный в свои мысли, он слишком поздно заметил, что они уж как-то далеко отошли от машины. И только тогда он прибавил шаг.
– Что-то случилось? – спросил, запыхавшись.
Никакого ответа.
– Эй, – он протянул руку и коснулся ее плеча.
Ничего. Не обернулась, не вздрогнула, даже не сбилась с шага.
Это почему-то задело Тони. Он вдруг увидел себя со стороны – тридцатипятилетнего, с брюшком, помятого и небритого, в старой клетчатой рубашке, линялой футболке, грязных спортивных штанах. И рядом ее – притягательную своей юностью, свежестью и каким-то неуловимым обаянием. Вот его жена тоже была когда-то такой же. Он и повелся как раз на такую же юность, свежесть и обаяние, да-да. А потом юность увяла, свежесть затухла, а обаяние превратилось в инструмент для подлых и расчетливых игр.
В голове что-то запульсировало. К щекам прихлынула кровь, а ноздри начали раздуваться от едва сдерживаемого бешенства. Вот такие, они бабы! Когда ты молодой и перспективный, то интересен всем, а как только притормозил и подустал, дал слабину – они сразу себе ищут получше, покрасивее да побогаче! Так, спокойнее, держи себя в руках! Я очень рад, что вы пришли в пустынный этот край. Вдох-выдох, вдох-выдох. Успокойся! Это – не твоя жена! Та – стерва, дрянь, мразь, той сдохнуть мало! Та должна сдохнуть в мучениях, ожить и снова сдохнуть в еще больших мучениях – и так бесконечно! Вы так под уксусом нежны – любую выбирай. Это – не она. Эта – ни при чем. А вот та – стерва! Та – сдохнуть! А Плотник – сдохнуть! – молвил – «Поскорей – сдохнуть! – Горчицу – сдохунтьсдохнутьсдохнуть! – мне... »
– Подай! – взревел Тони и прыгнул Тане на спину, ломая ей шейный позвонок и стесывая ее лицо о жесткий песок.
«Что ты делаешь, что делаешьчтоделаешьчтоделаешь….», – стучал у него в голове слабый голос здравомыслия. Но Тони лишь крепче сжимал пальцы на тонкой шее девушки. Вот уже остервенело забилась артерия, словно пытаясь вывернуться из железной хватки. В ответ он сдавил сильнее. Изо рта девушки потянулась тоненькая ниточка слюны. «Вот стерва, испачкает руки», – мелькнула мысль. Он сжал еще сильнее и резко провернул шею вверх и влево.
Таня дернулась несколько раз и затихла.
«Скажу, что ушла… скажу, что я ушел… да, скажу, что я отошел отлить… или оно отошла отлить… потом соображу…– лихорадочно перебирал в голове он, пока тащил тело к воде. – Она отошла и не вернулась. Я ждал, ждал, потом сходил посмотреть – а ее нигде нет. Решил, что она решила пошутить… что одна пошла обратно… да…»
Тело, лежащее на самой кромке воды, слегка облизывали вялые волны. Тони уперся ногами, напрягся и попытался втолкнуть труп в океан.
И упал на песок, уткнувшись носом прямо в живот Тани. Терпко пахнуло солью, илом и рыбьей икрой.
– Черт, – выругался он, отряхиваясь.
Можно было, конечно, бросить тело прямо тут – все равно же он решил свалить все на беглых маньяков. Но мало ли что – вдруг приедет полиция, появится какой-нибудь неожиданный зевака или еще что-то такое же внезапное. Прикинуться перед ребятами – на это его хватит, а вот выдержать допрос – ну нет.
Вода была омерзительной на цвет – лилово-серой, с металлическим отливом. Со дна поднималась какая-то муть и сбиралась в пену на поверхности.
Тони на ходу скинул кроссовок, потом второй, стянул футболку, стащил, путаясь в них, брюки – и ступил в пенистую жижу.
От холода захватило дух.
– Ну давай… – шипел он сквозь зубы, стягивая тело в воду. Он не подумал развернуть его, чтобы ухватиться за ноги, поэтому пришлось взять за руки – и безвольно мотавшаяся голова мешала, то и дело запрокидываясь и упираясь в песок.
– Давай, тварь! – ему снова привиделась бывшая жена. Это ее тело он сейчас тащил в воду, это она, а не Таня, это она, она, она... Стерва!
– Давай! – заорал он, дернув со всей силы на себя. Подвернувшаяся давеча нога не выдержала и снова предательски скользнула. Тони со всего размаху опрокинулся на зад, больно ударившись копчиком о какой-то камень. Вода попала ему в раскрытый рот и обожгла горло. Он закашлялся, отплевывая горькую слизь с привкусом тухлятины. Черт, не хватало еще расстройство желудка схлопотать!
Однако падение помогло ему – труп окончательно сполз в воду и теперь слегка покачивался, едва заметно поворачиваясь вокруг своей оси.
– Ну все, пошли, погуляем, – сказал Тони, вставая. Он взял труп за руку и потащил за собой, уходя к горизонту.
Когда вода достигла подбородка, он с силой оттолкнул тело вперед – то по инерции проплыло три-четыре фута, а потом резко пошло ко дну, словно к нему был привязан груз.
Тони постоял еще пару минут, а потом развернулся и побрел к берегу.
***
– А где Таня? – спросил Джок, растягивая имя точь-в-точь как когда-то девушка. Мертвая девушка, поправил себя Тони.
– А она не с вами? – отыграл удивление Тони. – Я думал, что она к вам пошла.
– Нет. Почему вы так подумали?
– Ну она… она так сказала… мне так сказала. Мне нужно было отойти, – судорожно начал импровизировать Тони, пытаясь ухватиться хоть за какие-то обрывки изначально отрепетированной речи. – У меня прихватило живот… Видимо, устрицы. Да, устрицы во всем виноваты. У меня прихватило живот и я… в общем, я побежал. Ну и не… не добежал. Вот, – он со смущением – странно, но смущение оказалось не деланным, видимо, ему действительно было стыдно – указал на футболку.
– А Таня?
– Я сказал ей, чтобы она меня не ждала… ну, понимаете, мне не хотелось, чтобы она меня видела… И она сказала, что пойдет к вам. А что не так? – с вызовом закончил он.
– Ну хорошо, хорошо, – миролюбиво развел руками Джок. – Тогда ждем.
– П’едим? – масляно улыбаясь предложил Хаасо.
Устрица была упругой и плотной. Ее никак невозможно было раскусить – она выворачивалась с зубов, соскальзывала в щеку и то и дело чуть не выпрыгивала изо рта. Тони упорно сражался с ней, полностью сконцентрировав на этом все свое внимание.
А когда случайно поднял глаза – застыл в холодном липком мускусном ужасе.
К ним приближалась Таня.
Скользкий кусок устрицы скользнул Тони в горло, и он закашлялся, захлебываясь слюнями.
Это была действительно Таня. На ее горле багровели следы от его пальцев, шея была чуть скособочена, на плечах и ногах вспухли ссадины от песка, лицо застыло кровавой маской – но во всем остальном она выглядела превосходно для той, что час назад была совершенно, окончательно и бесповоротно мертва.
Кашель уже прошел, но Тони продолжал его имитировать – потому что не знал, что и сказать. Он слышал, как Джок спросил Таню, что случилось – и с замиранием сердца ждал ответа.
– Не знаю, – ее голос был мягок и спокоен. – Не знаю, не помню.
– П'едим? – Хаасо протянул ей раковину.
Таня, помедлив, взяла.
На Тони она даже и не взглянула.
***
– Устрицы, – рассеянно сказала Таня, поглаживая раковину длинные тонкими пальцами. Один из них явно был сломан. – Устрицы. Повторите, пожалуйста, то стихотворение, что вы нам читали…
– Сияло солнце в небесах… – ухватился Тони как за спасательную соломинку. Он читал автоматически, лихорадочно соображая, как быть дальше. –
...А Плотник молвил: "Хорошо
Прошлись мы в час ночной.
Наверно, Устрицы хотят
Пойти к себе домой?"
Но те молчали, так как их
Всех съели до одной...
Он закончил.
Сизые сумерки уже затянули пляж, запах тины и тухлой рыбы словно надвинулся со всех сторон, вязко обволакивая и удушая.
– Кажется, я помню его, – сказал Джок. – У него было еще такое лицо… челюсть такая, необычная, – он покрутил ладонью у своего лица.
– Р’зве он п'сал стихи? – Хаасо, не смущаясь, рыгнул. – К'к вы г'в'рите, з'вут эт'го ‘втора?
Таня молчала, ковыряя палочкой песок.
– А? – переспросил Тони. – Это Кэрролл, Льюис Кэрролл. Ну или Чарльз Лютвидж Доджсон.
– А, нет, у него было другое имя, – махнул Джок. – Буква Л была… но имя другое. Лва... Лав… как-то так, не помню.
Эта непринужденность начинала сводить Тони с ума. Кэрролл? Устрицы? Они сидят рядом с живым трупом – да вы только посмотрите на нее, с нее же сейчас кожа начнет слезать лоскутами! – и ведут беседу о Кэрролле?
– А мне кажется, что это тот, что случайно рядом бродил, – Таня не смотрела на Тони. – Ну помните, он тогда еще сказал: «Надо же… будто устриц разделываете».
– Ну да, он был такой… – Джок покрутил рукой. – Такой, в общем...
Итак. Ребята – скорбные на головушку. Но это хорошо, да. Это ему на руку. Вряд ли они заявят в полицию, даже если Таня сообразит, что с ней произошло. А если заявят – не они, так их опекуны – у таких больных же есть опекуны, да? – то кому больше поверят в полиции, группе дебилов или университетскому преподавателю?
Но в любом случае пора отсюда сваливать. Если полиция не приедет, сидеть тут нечего. А если приедет – тем более это ему не на руку.
– В общем так, – сказал Тони. – Полиция сейчас приедет, я пошел ее встречать. Сидите тут, никуда не уходите. Хорошо?
– А откуда вы знаете, что она скоро приедет? – спросил Джок. Хаасо даже не повел бровью. Таня пересыпала песок из руки в руку. Табика нигде не было.
– А вы что, не слышите сирену? – деланно удивился Тони. – Ну вы даете. В общем, сидите, я скоро приду.
Итак, думал он, уходя к откосу. Ну сколько они тут просидят? Ночи в этих местах даже зимой короткие. Рассвет близко. Все равно к обеду завтрашнего дня голод выгонит их отсюда. Не будут же они все время устрицами питаться…
Стоп.
Он остановился. Опустил рюкзак на песок и начал тереть виски.
Что-то не то.
Да, он в последнее время не отличался покладистым характером, часто злился по пустякам и срывался по мелочам… но что происходит сейчас? Что это? Что за морок или одержимость?
Временное помутнение рассудка? Алкоголизм все-таки нагнал жертву? Серые клеточки не выдержали психического напряжения и дали сбой? Что это? Что он наделал? И почему он сейчас так спокоен?
Почему он не думает идти сдаваться в полицию? Или не волнуется, как половчее замести следы? Неужели именно так чувствуют себя настоящие маньяки?
Тони хмыкнул. Ковальски, Мецгер и Лаферт. А что, звучит. Ему все равно нечего терять. А так – какая-то интересная жизнь. Какая-никакая да слава. Кроме того – он же университетский преподаватель, он умный парень, они придумает как сделать так, чтобы их троица не попалась... Ах, если бы встретить Ковальски и Мецгера! Ах, если бы уговорить их выслушать его! Но это вряд ли выйдет. Они, скорее всего, затравлены и озлоблены и скорее убьют Тони. А если голодные, то затем и сожрут... Хорошо, если не изнасилуют, а то потом позора не обобраться...
Ну что ж, буду сам. Буду один. Одиночкам лучше. Они ни от кого не зависят. Они сами решают за себя. Вон, Зодиака-то так и не нашли... Да, решено.
***
Он задрал голову. Со стороны и сверху откос казался гораздо меньше. Может быть, удастся забраться?
Подошел поближе, ощупал поверхность. Камни и глина, засохший ил... известняк... Выдержит.
Выбил носком правой ноги углубление, чуть выше и слева еще одно, потом еще. Поставил ногу, уперся коленом, подтянулся. Соскользнул.
Снова укрепился в выемках, подтянулся, переставил ногу, ухватился рукой за какой-то старый одинокий корень.
Еще фут.
А вот тут, видимо, размыло дождями, и целый пласт сошел вниз, обнажив скользкую и отвесную поверхность. Лучше обойти, проползти вон по той каменистой полосе.
Еще фут.
Но тут левая нога в очередной раз подвела его – на этот раз просто соскользнув с глинистого уступа.
Тони неудержимо поволокло вниз. Его тащило по скользкой поверхности, как по ледяной горке, разрывая на груди рубашку, заворачивая футболку, забивая глаза, рот и нос холодной грязью.
Он хаотично выкидывал руки, стараясь хоть за что-то зацепиться, но пальцы лишь вычерчивали дорожки в плотной глине.
И тут внезапно все закончилось.
Он упал в липкое и влажное, издавшее смачный чвяк.
«Лужа, оставшаяся после дождя», – облегченно подумал и попытался протереть заляпанные грязью глаза. Руки были в чем-то теплом и вязком, что только еще сильнее залепило веки.
Тони потерся лицом о плечо.
И опустил взгляд, чтобы понять, куда же он упал.
На него смотрел Томас Аллен Ковальски.
Его губы вывернулись, обнажая кривой оскал, один глаз косил куда-то влево, а второй уставился прямо на Тони.
Тони взвизгнул и шарахнулся, перекатываясь назад, запоздало скользнув взглядом по тому, в чем он находился.
А находился он как раз в Ковальски.
Что-то разрезало того вдоль, рассекло от трахеи до паха, развалив так, что все внутренности выставились на обозрение.
«Как устрицу, – мелькнуло в голове у Тони. – Как гигантскую устрицу».
У него не было сил даже орать – он медленно встал, скользя в вязких потрохах, осторожно вышел из трупа. И еще долго стоял, старательно обтирая ноги о глину. Долго-долго. В голове не было ни единой мысли.
– Была мокра вода, – на автомате пробормотал он, оглядывая покрытые бурой – глина смешалась с кровью и лимфой – руки. – Была мокра вода. Была...
Очнулся он, когда рот уже пересох, но онемевшие губы, еле двигаясь, все еще продолжали шептать: «Быламокраводабыламокраводабыламокравода».
Ковальски продолжал смотреть куда-то вперед и влево. Потревоженная Тони кровь снова схватилась плотной коркой. Кишки свернулись в ней, как гигантские черви.
Так.
Видимо, беглецы что-то не поделили – или же один оказался обузой для другого.
Тем более нужно убегать отсюда как можно скорее. Сейчас на дорогу, а потом в город – и там в полицейский участок.
Хотя нет, не стоит. Вообще не нужно идти в участок. Лучше вызвать эвакуатор и просто вывезти машину оттуда. Меньше связывать свое имя со всем этим, да.
Бежать.
Ползти.
Вверх.
Вверх.
Вверх.
Пусть этих дебилов, что сидят у его машины, сожрут, расчленят, вскроют как устриц, которых те так любят – в любом порядке, ему все равно.
А он полезет вверх.
Вверх.
***
Руки скользили по глине – и Тони с каждым очередным рывком сползал все ниже и ниже.
Выступ с трупом Ковальски был уже у него где-то над головой, а он все скользил и скользил.
Вниз.
Не вверх.
Вниз.
Ноги уперлись в что-то твердое. Камень. Начало каменистой полосы. Той самой каменистой полосы, по которой он уже полз. Ничего. Повторим. Вверх. Только вверх. Надо лишь выбрать удобную позу.
Тони осторожно развернулся и прижался спиной к обрыву. Так будет обойти удобнее. Так можно видеть, сколько места под ногами. Так легко определить, куда ступать. Так...
Мысль потерялась, когда он поднял глаза на воду.
Что-то покачивалось на ленивых волнах недалеко от берега.
Тони прищурился – впрочем, уже догадываясь, что там увидит.
Еще одна человеческая устрица.
Лоуренс Фицжеральд Мецгер.
Белесая устрица – всю кровь вымыло водой, раскатало тонкой, невидимой пленкой по поверхности.
Лоуренс Фицжеральд Мецгер.
Тони сел и тоненько завыл, размазывая по лицу сопли, слезы и грязь.
– Не меня, не меня, – бормотал он, как завороженный. – Не меня, не меня, не меня, – просил он, обращаясь в никуда.
Запах соли и ила. Тины и рыбьей икры. Мокрого песка и гнилого дерева. Он окружил Тони, мягко и липко обволок его, втек через ноздри в легкие и разлился по желудку, пульсируя в венах и лимфе.
От страха Тони обмочился.
– Взмолились Устрицы: Постой! – заныл он дрожащим голосом.
Дай нам передохнуть!
Мы все толстушки, и для нас
Был очень труден путь.
– Присядьте, – Плотник отвечал, – раздалось над его ухом. Слегка растягивая гласную и чересчур твердо произнося некоторые согласные – Поспеем как-нибудь.
Тони завизжал.
Тьма и запах придвинулись, принося с собой море, соль и смерть.
– Нам нужен хлеб, – промолвил Морж, -
И зелень на гарнир,
А также уксус и лимон,
И непременно сыр, – с другой стороны, ловко перебирая щупальцами, что высунулись из подмышек – теперь, когда на нем не было джемпера, они, чавкающие присосками и блестящие слизью, были прекрасно видны! – по глине к нему подползал Джок. Мокрые рыжие волосы прилипли ко лбу, перепутавшись с кроваво-красными водорослями.
Тони скосил глаза, думая кинуться вниз и покончить со всем.
Со всем – единым разом.
Но там, отклячив дрожащую нижнюю губу, на него смотрел Табик. Точнее, то, что когда-то было представлено ему как Табик. Оно было абсолютно голым – и Тони видел, как там, где у людей ребра, у этого существа мелко трепетали жабры. Они дрожали, втягивая в себя сырой, пахнущий илом и смертью воздух. Дрожали в предвкушении.
– Мы вспомнили, – его волосы кто-то начал осторожно перебирать. Он не рискнул поднимать глаза – потому что чувствовал, что головы касаются не пальцы, о это были не пальцы! – Мы встречали и его тоже.
И если вы не против, то
Начнем наш скромный пир.