Автор: Владимир Алексеев (staretz)


Безмятежное счастье



Рассвет близко. Вот-вот на горизонте, на водоразделе между морской водой и звёздным небом появится узкая полоска зари. Это чувствуется по всему – по особым предрассветным дуновениям, приносящим запах просоленной гальки и йодистый дух подсыхающих на прибрежных дюнах водорослей. По тому, как бледнеет небесный свод и звёзды, словно размытые кистью художника, зябко подрагивая, бледнеют и гаснут. Море, зыблемое некрупными волнами, в этот час ярче, волшебнее готовящегося вспыхнуть первыми лучами небосвода. Какие-то малые существа, напитанные фосфорическим глубинным светом, заставляют гребни волн играть переливчатой призрачной сетью. Если смотреть по касательной, опустившись низко к земле, кажется, вся поверхность моря представляет собой лёгкую газовую ткань, искрящуюся беззвучными электрическими разрядами.
Интересно, если выкупаться в этом призрачном предутреннем свете, вынести вместе с мокрым телом на сушу колдовскую энергию светящегося моря, надолго ли хватит ей сил оставаться столь же загадочной и манящей? Только я успеваю так подумать, как вижу – невдалеке по кромке прибоя движется маленькая фигурка человека. В предрассветных сумерках она вряд ли была бы видна, если бы не покрывающее тело с ног до головы свечение того же мягкого зеленовато-молочного отлива, что и на гребнях лениво резвящихся волн. Фигурка неспешно приближается, и я вижу, что это маленький мальчик, судя по более тёмной полоске на бёдрах одетый в трусики. В руках у него ничего нет – ни плавательного круга, ни совочка с ведёрком, чем обычно заняты руки маленьких мальчиков на границе покойного моря и просоленных песчаных дюн. Откуда он тут взялся?
Сощурившись, силюсь рассмотреть в той стороне, откуда пришёл малыш, раскинутую палатку или стоящий автомобиль, что-нибудь такое, что напоминает о присутствии взрослых. Разбираться с потерявшимся ребёнком в столь ранний час не входит в мои планы. Хочется просто сидеть на прохладных дюнах, покрытых спутанными иссохшими травами и сонно смотреть туда, где совершается каждодневный обряд возрождения суетливого дня из усталого чрева бесхлопотной ночи. Хорошо бы ещё встретить лодку, перевёрнутую на берегу вверх днищем. Укрывшись под ней, можно переждать полуденную жару, никуда не торопясь с побережья. А отдохнуть хотелось бы. Несколько дней кряду пришлось идти по неприветливой, не слишком плодородной местности, и люди здесь попадались столь же неприветливые, не имевшие щедрости не только на ответы, но и на вопросы к проходившему мимо их обиталищ путнику. Что это за море, и в какой стороне ближайший портовый городок, можно было только догадываться – карты у меня не было, весь путь в последние недели строился по старинным канонам мореплавателей и бродяг, по солнцу и звёздам.
Мальчик был уже близко, а ищущих его, догоняющих, или призывно кричащих взрослых всё не было видно. Впрочем, берег с той стороны выдавался к сияющему морю небольшим галечным мысом, плавно переходящим в высокий песчаный гребень. Теперь, при прояснившемся восточном крае небосвода, это было отчётливо видно. Где-нибудь там, за этим небольшим перевалом, скрывалась палатка или походный домик-прицеп родителей малыша. Должно быть мальчик, по обыкновению любознательных детишек, которым на новом месте совсем не свойственно сладко почивать, проснулся раньше всех, потихоньку выскользнул наружу и, безусловно, не устоял перед искушением окунуться в таинственные ласковые волны, искрящиеся призывным сказочным светом. Хорошо ещё, не утонул! Мальчугану на вид лет пять-шесть, не больше. Черты лица в сумерках трудно разобрать, но кудрявые волосы при свете дня имели, судя по всему, светлый оттенок – золотистый, русый, а может быть, и рыжеватый.
Мне надо было остановить беззаботного путешественника. Долг каждого взрослого обязывает проделывать такие экзекуции над маленькими шалопаями, даже если тебе и не хочется ввязываться в подобные истории. Вдруг этому малышу взбредёт в голову искупаться ещё раз, при усилившемся ветре и более сильной волне? Либо, напротив, что-нибудь заставит углубиться прочь от кромки моря, туда, где трудно будет разобрать следы на песке, постепенно зарастающем спутанной ковыльной кошмой. Не желая такого горя родителям или опекунам малыша, пусть даже проявившим преступную безалаберность, недосмотревшим за ребёнком, я окликнул юного пилигрима:
— Эй! Далеко ли путь держишь? — Никто не гарантировал, что ребёнок поймёт обращённый к нему призыв, ведь родной язык мальчугана оставался пока тайной за семью печатями. Главное, чтобы малыш не испугался, а то, того гляди, метнётся в сторону моря или побежит во весь дух обратно, да так, что разобьёт себе коленки при падении или сотворит с собой ещё чего похуже. Памятуя о непредсказуемой реакции пострелёнка, я постарался вложить в хриплый окрик как можно больше дружелюбия и даже родительского участия. Подпускать нежности явно не стоило, во-первых, потому, что огрубевший в долгом странствии голос не послушался бы столь тонкой подстройки голосовых связок, во-вторых, потому, что слащавость фраз в подобном общении никак не выглядела уместной.
Мальчик остановился, глядя в мою сторону, судя по спокойному положению рук и туловища, совершенно без испуга. Я, кряхтя, поднялся с насиженного нагретого места и не торопясь направился в его сторону, размышляя: стоит ли отвести беглеца к родителям за руку, или, увлечённый беседой, малыш и так никуда от меня не удерёт.
Немного поразмыслив, словно переводя мой вопрос на понятный ему язык, мальчик повернулся к морю и, словно показывая конечный пункт назначения, махнул тоненькой ручонкой в сторону горизонта. Пару секунд спустя там, куда указывала рука мальчугана, вода внезапно стала бугриться, подниматься высокими фонтанами, но не опадая, а всё более вытягиваясь к зениту на фоне разливающейся у горизонта зари. Не прошло и полминуты, как в бледно-сизом гобелене неба встал словно вышитый искусным мастером замок с островерхими шпилями, причудливыми башенками, висячими мостами, подобием земных садов – и всё это было соткано из морской воды, не устававшей переливаться призрачным фосфорическим светом. Тем же светом, что постепенно угасал на гребнях прибрежных волн и покрывал собой словно нереальное, в предрассветных сумерках кажущееся бесплотным тело мальчика.
— Как ты это сделал? — невольно вырвалось у меня.
— А ты разве не умеешь? — без видимого удивления неожиданно звонко-мелодическим голосом сказал мальчик, не то спрашивая, не то высказывая неоспоримое утверждение.
— Не пробовал, — быстро нашёлся я, переводя первоначальное изумление в шутку. Подумалось, что, уставший от долгого пути, я просто вздремнул на гребне дюны, и всё это, начиная с явления светящегося «морского» мальчика попросту снится, блазнится, является наподобие галлюцинации в так называемом «тонком сне». Такое бывало и раньше от усталости – странное состояние, когда глаза широко открыты, но мысли напрочь отсутствуют, и твоё существо даёт волю долго стеснённым разумными выводами глубинам подсознания.
Начавшие шевелиться на темени волосы быстро улеглись на место. Сон диктовал свои каноны поведения без паники, страха и попыток объяснить необъяснимое. В конце-концов, сон всегда оканчивается пробуждением, а в пробуждённом состоянии неизменно действуют привычные законы физики, начиная от Галилея и Ньютона, заканчивая Планком и Эйнштейном, а также китайским профессором Ли.
— А ты попробуй! Стоит только пожелать! — просто ответил мальчик.
— То есть, ты хочешь сказать, что этот замок, поднявшийся из воды, на самом деле не существует, что он всего лишь плод твоего воображения, вернее – результат твоего желания? — усомнился я, хотя какое может быть сомнение внутри сна, полного необъяснимыми явлениями и чудесами.
— Но ты ведь тоже воображаешь свой дом. Просто тебе потребуется больше времени и сил, чтобы его построить. Жизнь так коротка, что многие люди попросту не успевают это сделать. А ведь всё так просто – стоит только пожелать!
Философский настрой пятилетнего с виду собеседника несколько обескураживал даже во сне. Но сон есть сон, стоит ли чему-либо в нём удивляться! Вполне возможно, облик пятилетнего ребёнка принял здесь какой-нибудь столетний премудрый старец, как знать?
— Ты хочешь сказать, что промежуток времени от начала твоего желания до воплощения в реальность много короче, чем у меня, у нас? — Разум всё ещё противился тому, что не только я, но и всё известное мне человечество, все эти суровые сухопутные люди у ступеней своих домов и на колёсах своих кибиток, влекомых неважно чем, одной ли усталой клячей или сотнями лошадиных сил под капотом, что все мы представляем собой нечто иное, не сродное этому странному светящемуся мальчугану.
— Я говорю только то, что ты не умеешь желать. И, пожалуйста, не нужно думать за всех. Если большинство не имеет крыльев, это не значит, что никто не может летать.
— А ты можешь летать? — не к месту поинтересовался я.
— Я могу другое. Но я видел, как летают. Просто мне это не требуется. Неинтересно. Пока.
— Хм! — более глубокомысленного замечания на сказанное мальчиком в арсенале моих острот и умных ответов попросту не нашлось, — А помочь в осуществлении желания того, кто – пока! – не умеет желать, ты можешь?
— Могу. Если пожелаю, — мне показалось, что мальчик при этих словах улыбнулся, во всяком случае, что-то такое произошло в его лице, пока ещё не уловимое в атмосфере, не до конца напитанной ранним светом зари.
— Ты знаешь, просто из любопытства, чтобы удостовериться, – вот там, на горизонте, можешь выстроить вместо замка мост, такой же геометрически точный, как радуга?
— Я же говорю, что ты не умеешь желать! — звонко засмеялся мальчик, — Этот мост не имеет для тебя не только никакого практического значения, но и будет слишком слабым доказательством того, что всё это тебе не снится. Впрочем, это нетрудно.
Замок, до сих пор переливавшийся бледным фосфорическим светом, вдруг, словно кольцо дыма, выпущенное курильщиком, стал обретать черты гигантского тора, зыбко растворяясь посередине и уплотняясь на периферии, строго очерченной в виде полуокружности как раз над первым зелёным лучом светила.
— А этот фонтан там, намного ближе желаемого моста, – он тоже плод твоего желания? — сощурившись на грандиозное зрелище, спросил я.
— Нет, это просто кит, — вновь звонко засмеялся мальчик, — И он не зависит от моего желания. Тот, кто умеет желать, не мешает желать другим, — теперь он стоял ко мне спиной, лица не было видно, только худенькие лопатки выдавались наподобие крыльев или же коротких рыбьих плавников. Фигурка начинала темнеть на фоне розовеющего в лучах солнца востока, но всё ещё излучала тот же таинственный мерцающий свет, с каждой минутой уступающий власть дневному светилу.
— Может быть, ты желаешь чего-то действительно нужного? – спросил мальчик.
— Ты говорил о моём доме. Не поможешь ли выстроить его здесь же, на этом самом месте?
— А разве оно тебе нравится? — грустно спросил мальчик, не оборачиваясь, — Завтра тебе будут нужны другие края, выстроенный здесь дом обветшает и опустеет. К тому же тебе для жизни нужна пресная вода, а здесь поблизости нет ни одного источника. Ближайший – в той стороне, откуда я пришёл, в пятнадцати милях отсюда.
Рассуждения явно не соответствовали уровню пятилетнего малыша. Но, в конце-концов, это только сон, чему же тут удивляться?
— А если я попрошу построить мой дом именно там, в пятнадцати милях отсюда?
— То место тебе тоже не понравится. Вернее, понравится ровно настолько, насколько и другие виденные тобою места – на одно утро, или на один вечер. Ведь ты бродяга. Тебе не нужен дом. Да и построить его я не смог бы тебе помочь. Я могу пожелать только то, что в силах дать нам море. Море не приносит на берег сухопутных домов.
— Интересно, что же главное в желании, чтобы, как ты удивительно выразился, «уметь желать»? Вот я пожелал себе дом, сначала здесь, потом там. Ты, вроде бы, многое можешь, и даже был согласен мне помочь. А в итоге я остался с носом просто потому, что море не в силах вынести на берег пусть даже самый маленький сухопутный домишко. Чего же просить у моря, чтобы желание сбылось? Чтобы научиться желать не впустую?
— Безмятежного счастья, — тихо, но внятно сказал малыш, — Море может дать только это.
— И твой замок – он тоже из безмятежного счастья? Мне казалось, из воды, — заметил я грубовато и даже несколько саркастически.
— Я показал его ради твоих воспоминаний. А воспоминания – они не из воды. Они именно из того, над чем ты сейчас необдуманно посмеиваешься. Итак, что тебе нужно? Скоро совсем рассветёт. Пожалуй, я знаю, чем тебе угодить. Посмотри, там, на дюнах, лежит старая никому не нужная лодка. Её днище, повёрнутое к небу, обросло раковинами и местами рассохлось, а внутри – прохладная тень, пахнущая морем, хранящая искорки так полюбившегося тебе предутреннего света на волнах прибоя. Эта лодка станет тебе домом на сегодняшний день. Иди же, не медли. Это подарок моря для тебя. Ты уснёшь под ней и во сне научишься желать.
Обернувшись, я и в самом деле увидел лодку, словно выросшую из песка – готов поклясться, её там будто бы и не было раньше! Или же я, присев на гребне дюны, попросту не рассмотрел её в предрассветной темноте, очарованный игрой фосфорических волн, а затем обеспокоенный судьбой внезапно появившегося мальчика.
Дошагав до лодки, я с удовольствием поднырнул под её прохладную тень, на какое-то время позабыв про малыша и даже не удосужившись поблагодарить его. Тут же я провалился в настоящий, не придуманный сон, вызванный усталостью многодневного перехода.
Проснувшись, я увидел рядом с собой древнюю амфору. Как оказалось, внутри была чистая, не тронутая затхлостью питьевая вода, возможно, из того самого источника в пятнадцати милях отсюда, о котором говорил мальчуган. Вода пришлась как нельзя кстати, ибо полуденное солнце нещадно пекло, накаляя чёрное днище лодки и белесый песок вокруг.
Самого мальчика нигде не было видно. Неужели он успел прошагать за водой туда и обратно не менее тридцати миль? Я стал искать следы. И они отыскались. Следы узких маленьких ступней поднимались от кромки моря и вновь сбегали туда, где пенно вздымались над галькой волны прибоя, лишённые своего предрассветного призрачного очарования.
Следы безмятежного счастья…

Еще одна зарисовка. Довольно умелая, немножко трогательная, но - зарисовка, не рассказ. Кто этот бродяга, стоит ли ему сопереживать? Море, дающее безмятежное счастье... Бродяге уместнее жирная рыбина. Удачи.

Хорошо сделанный текст ни про что.

Красиво. К сожалению, для рассказа - сюжета маловато. Может быть, притча? Тогда финала не хватает.

Рискну высказать субъективное мнение. В погоне за литературностью и красотой так и тянет употребить "красивое" слово, такое как "блазнится" или "постреленок". Но лучше обходиться теми словами, которые встречаются не только в книгах, но и в живой речи.

Очень много букв! И подобраны-то они вроде умело, но сколько среди них лишних. Текст просто залит водой, под которой... практически ничего нет. Если сравнить рассказ с музыкальной пьесой, то здесь - просто гамма. Тренировка для пальцев.

Пожалуй соглашусь с предыдущими комментаторами - текст действительно мало о чем, и очень витиеватый.
Формально тайна есть (мальчик), и море есть. Но вот беда, истории нет.

Наверняка повторюсь, но ничего другого тут сказать не получится.

Много философии и рассуждений и практически никакого действия. Да и смысла так и не понял. Мальчик, Я - безликие герои. Что ими движет? Почему мальчик вдруг показал свои тайны бродяге и чему пытался научить? Зачем?

К сожалению, не понравилось.

Написано красиво. Придраться не к чему.:-)
Хотя меня немного смутило обилие шипящих и свистящих ( с Ш, Щ, Ч) деепричастий и причастий в первых трех абзацах, на слух тяжело воспринимается.

Не хватает конкретного финала. Похоже на завязку чего-то более крупного,чем эта миниатюра. Мальчик похож на золотую рыбку, вышедшую из моря прогуляться по бережку, не случайно под лопатками у него что-то прорисовывалось.

Удачи автору!

Стиль чем-то напоминает чеховские "Спать хочется", чем-то Экзюпери и рефлексирующего Набокова. Хотя, конечно, небольших огрехов хватает.
Сюжет и динамика здесь тоже есть, если говорить об общем конкурсном духе, правда характерная для упомянутых выше мэтров пера.
А вот для современной фантастики, конечно, уныло.
Для какой-нибудь сурьезной премии вроде " Русской" больше подходит, там любят неторопливый поиск себя.

У меня лично ярких эмоций рассказ не вызвал, как мне показалось, я как читатель там была лишняя. А вот мудрые диалоги -- это очень даже хорошо.

Автор к сожалению злоупотребляет различными описаниями. Каждое существительное не требует описательных прилагательных в тексте. Это смотрится избыточно и тяжело читается. Вы можете любоваться одиноким деревом, но обратите ли вы на него внимание в лесу?
Текст - размышление, что нужно человеку и знает ли он что ему нужно? Похоже текст является отсылкой к известному изречению "Человек создан для счастья как птица для полета". Был у героя шанс попросить и получить счастье, но не получилось, не осознал, не поверил, что пожелать можно что-то большое. Потому получил он лодку, чтобы выспаться. И чистую воду, чтобы напиться. Тоже ведь неплохо.

Вот как бывает? Стоит солидный шкаф с умными книгами, а между ними неприметная фарфоровая статуэтка... И, казалось бы, не к месту она, не при чём, а убрать рука не поднимается. Такая она вся... изящная, лёгкая, полупрозрачная, что полюбуешься, полюбуешься -- и ставишь на место.

Был предрассветный сон и мудрый мальчик, который вышел из моря и вернулся в море. Он всего то и сделал, что указал герою на старую лодку, под которой сладко спится, и напоил родниковой водой...
В принципе, вот и всё, что можно сказать про изящную, как статуэтка, новеллу "Безмятежное счастье".

В общем, понравилось, но слишком вычурно и многословно.
Вот зачем такое преувеличение, всего лишь чтобы дать понять, что ему пока неизвестна национальность ребёнка?

Он только сейчас это приметил? А это его не смутило: "мост не имеет для тебя никакого практического значения" ?
Повторения того, что всё это сон, что вы хотите от сна и т.д. - утомляют. Также я несколько утомилась читать объяснения о том, почему он обратился к мальчику.

Довольно поэтичная притча, впрочем. Не так легко из банальной, затёртой до дыр экзюперишной ситуации с примесью "Малыша" Стругацких сделать читабельный рассказ... Автору в общем удалось.

Скорее зарисовка чем рассказ.

Если это рассказ, то где конфликт интересов, если это эссе, то слишком нечетко обозначена тема. С другой стороны, какая разница, как это называется, главное, чтобы было интересно. Мне было не очень интересно. Скучновато.

Чувствуется, что автор уверенно владеет словом, хотя местами перегибает с выспренными оборотами речи по отношению к шестилетнему. Ну, прямо старик Хоттабыч и Волька.

- О алмаз моей души, о услада ушей моих, не воздвигнуть ли тебе замок посреди моря?
- Мне не нужен замок, о чужеземец, мне нужно безмятежное счастье, разве ты не знаешь, что безмятежное счастье - это то, без чего не может жить каждый шестилетний обитатель сей местности!"

- первый раз вижу употребление этого слова без не-

т.е. первый вопрос у взрослого человека, не откуда, кто, куда, зачем, а почему в руках лопаточки нет с ведёрком? там дальше автор задаёт эти вопросы. Но дальше, а не сейчас.

- т.е. это всё сон? Сон про несон...

Написано это замечательно, но вот жанр этого произведения... нет, совсем не рассказ, тем более не фантастический. Эссе, философская притча... Но не рассказ, нет. Для рассказа не хватает определения мира вокруг, целей путешественника, да и понимания того, кто он вообще. Перечитайте "Малыша" АБС, а я не заправский специалист, чтобы пояснить всё это.

Согласна с автором, море может дать безмятежное счастье. Тонкий рассказ и тайна моря раскрыта очень тонко.