Шестеро работников унитарного предприятия «Память» рыли могилу для недавно скончавшегося гражданина Лаптева, когда некий праздношатающийся остановился у края ямы, некоторое время понаблюдал за её ростом, а затем обратился к землекопам с достаточно пространной речью. Суть её сводилась к следующему. Оратор предложил присутствующим на минуту оторваться от своего скорбного труда и обозреть окружающее их бесконечное нагромождение разномастных и разнокалиберных памятников, плит, оградок и надгробий сперва вблизи взглядом физическим, а затем с высоты птичьего полёта уже взором духовным. Когда расстояние слижет углы и даст верную перспективу, не напомнит ли присутствующим это уродливое пятно на девственной зеленой глади те бесформенные наплывы сукровицы, которые процесс регенерации образует на месте повреждённых тканей? Не есть ли кладбище струп на теле Земли, - с большей прямотой и доходчивостью сформулировал свою мысль оратор, - и если да, если слушатели его склонны разделить указанный взгляд на вещи хоть в какой-то степени, то не совершают ли они досадную и чрезвычайно распространенную ошибку, постоянно этот струп раздирая и тревожа? Не считают ли они, что, предоставленное самому себе, здоровое тело гораздо успешнее справится с привычными ему обязанностями, и через краткое время уродливый нарост, иссохнув и посветлев, отвалится сам, не оставив в итоге следа и освободив, наконец, место не для смерти, но жизни, как, безусловно, природой и планировалось изначально?


В ответ на эту речь один из невольных слушателей, назвав оратора Пашей, предложил последнему сигарету и заткнуться. Выступающий взял две и продолжил. От общего он перешёл к конкретному и с упомянутого выше птичьего полёта камнем кинулся на личность усопшего Лаптева, как орёл на мышь. Трудно сказать, были ли последующие слова сказаны им в полемическом запале или он и впрямь хорошо знал покойного не с лучшей стороны, но оратор заявил, что, помещая такую дрянь, каковой Лаптев был при жизни и стал после смерти, в открытую рану, мы тем самым провоцируем воспалительный процесс, столь же страшный, сколь и неизбежный. В ответ на сделанное саркастическим тоном предложение защитить это своё мнение завтра, непосредственно на похоронах Лаптева перед собранием его безутешных родственников, оратор ответил, что не видит в этом необходимости, что мнение его засияет самоочевидностью истины, когда указанные родственники спустя несколько дней обнаружат, что могила Лаптева превратилась в тошнотворное гнойное пятно, некогда ровная территория кладбища набрякла отвратительной опухолью, кресты покосились, надгробья повыворачивали углы, земля ходит под ногами, как водяной матрас, а в её полужидких отравленных тканях, сорвавшись с якорей, бессмысленно тычутся друг в друга слепые страшные гробы. На этом месте понятная ассоциация увлекла оратора в область личных воспоминаний, и он рассказал, как некоторое неопределённое время назад у него после трёх мучительных суток прорвал чудовищный фурункул на подбородке. Выступающий подробно остановился на его вскрывшемся содержимом, потрясшим оратора своим разнообразием. По его утверждению, там были: гнойная жидкость; гнойные нити, сохранявшие свою сравнительную целостность при вытягивании; непонятный белый катышек, напоминающий миниатюрный бочонок; жёлтая сукровица; красная кровь. После этого перечисления оратор на некоторое время задумался и сказал, что, пожалуй, это было одним из самых поучительных зрелищ, которые ему когда-нибудь приходилось наблюдать в жизни.


Безусловно, продолжил он после ещё одной паузы, все присутствующие не раз убеждались на собственном опыте, как неразумно выдавливать свежий, только ещё образующийся прыщ. Это занятие болезненное, трудоёмкое и, мягко говоря, абсолютно бесполезное; если после определённых усилий какая-то часть содержимого и выходит наружу, это только усиливает застойные явления в тканях и усугубляет процесс. Прыщ молод, он окружён красным пятном, которое наглядно демонстрирует, что прыщ всё ещё делит с организмом общую жизнь и омывается одной кровью, он изо всех сил старается сохранить живые связи, но неминуемо приходит час, когда нарыв созревает, концентрируется в одной точке, замыкается в себе и готов податься под самым слабым и безболезненным нажатием, как и вышеупомянутый фурункул на подбородке. Оратор предложил аудитории обследовать его подбородок и определить, где именно данный фурункул находился, особого желания никто не выразил, да и выступающий не настаивал. Чем дальше, тем больше он, казалось, терял интерес к аудитории и в речи своей обращался скорее к самому себе, нежели к кому-то ещё; как бы то ни было, следов или меток на подбородке не наблюдалось. Оратор продолжил в том плане, что ему и самому в юности и молодости верилось, что его омывает единая с человечеством кровь, и представлялось неимоверно важным не порвать драгоценные связующие нити; похоже, имея перед внутренним взором слова Уильяма Шекспира в переводе Самуила Маршака, оратор признался, что когда-то и ему было необходимо, чтобы строчка его легла на белую страницу, и мысль его увидели и прочли; впрочем, цитата эта была озвучена в чрезвычайно обрывочном виде, крайне затруднявшем её идентификацию. Выступающий признал, что некогда также считал вполне возможным, важным и желательным состояние взаимопонимания и глубокой обоюдной нежности, которого он теоретически был способен достичь с какой-нибудь представительницей противоположного пола; теперь же на всё вышеперечисленное и, похоже, ещё многое, оставшееся невысказанным, оратор был склонен смотреть частично с иронией, частично с некоторой не саднящей грустью, а главным образом никак; молодость оратора давно миновала; он пожил; он созрел. Теперь он жил один на, безусловно, не самой презентабельной и завидной, но отдельной жилплощади, и когда пробьёт его час, оратор предполагал покинуть этот мир здесь же и весьма надеялся, что причиной этого будет легкое, почти безболезненное нажатие. Умирать выступающий планировал в одиночестве, хватиться его тоже вроде было некому; сперва, сознавал оратор, он будет представлять собой не самое блестящее зрелище, но естественный ход природы сделает своё дело, и когда человек всё же доберётся до места его последнего упокоения, как неминуемо когда-нибудь добирается он в любую точку окружающего пространства, то оратор надеется распасться под ногой пришельца невесомой белоснежной пылью, не оставив уродливой метки, не поранив ничьей памяти, ничего собой не изгадив и никого не оскорбив. Этому, признал выступающий, он научился у прыщей, не каждому достанет интеллектуальной смелости отдать должное подобным учителям, но мудрый мудрость свою берёт там, где находит. На этом он умолк. Воспользовавшись паузой, ему предложили сбегать в гастроном, в награду посулив участие в распитии алкогольного напитка без участия в складчине, на что оратор, подумав, ответил, что собственных дел в указанном районе не имеет, курьером не работает и, вполне возможно, не пьёт.

Любит Полудиккенс могилы копать... Смысл получается такой, что самым главным в любом предложении является точка. Может и так, но я пока не столь категоричен.

Я и в реале подрабатываю!

Как-то нехорошо это звучит: "рост ямы".


Мне кажется, смысл такой, что и землю надо пожалеть, что в неё всяких негодяев закапывают. С чем я согласна. Там где я живу реально нет уже места людей в землю класть, поэтому строят бетонные многоэтажные здания c ячейками в стенах, и так хоронят... Я сейчас погуглила и обнаружила, что и в других странах так делают.

Нормально. Ямы растут, по этому поводу есть даже загадка: что растет тем больше, чем больше отнимают.

Так это яма??? Я всегда думала, что речь идёт о задолженности США Федеральному резерву...

Подозреваю, что земле без разницы, святой в ней сгниёт или негодяй, гений или идиот. На качество перегноя это мало влияет. Тут уж лучше озаботиться, как земля вообще нас таких носит, а от мёртвых ей всяко меньше тягот.

Уже третий или четвертый рассказ про посмертие и вообще связанный со смертью, который я читаю у Полудиккенса. Как и предыдущие он наполнен мизантропией. Честно говоря, мне уже страшно, уж не к суициду ли готовится автор. Хотя недавний диалог в конкурсной теме убеждает, что жизни еще много.
По болевым точкам текст бьет, эмоции вызывает. Сравнить людей с прыщами... можно конечно, как и со всем другим, что рождается, живет и умирает.
Я сам о смерти не думаю, но возможно у некоторых людей как и у самураев смерть - постоянная тема размышлений.
Правда, в конце мне показалось, что празношатающийся просто человек со своеобразным чувством юмора. Или тысячелетняя душа, возродившаяся в новом теле.

Не, пока не. Пока готовлюсь вагончик завтра красить на участке родителям. Впрочем, посмотрю, как эта покраска еще пойдет...

Эмоционально не очень цепляет. Оно как-то немного в пустоту монолог неизвестного прохожего утекает.
Душе Лаптева уже нет дела до тела, а бренному телу Лаптева - и тем более. Земля всех принимает.

Ну вот, а Born чуть выше подозревал во мне будущего самоубийцу. Видать, докрашу я все же родителям тот вагончик...

С Born я согласен в том смысле, что действительно веет от рассказа немного близостью "могилы".
Как-то крутится все вокруг темы тлена, смерти и увядания. Если в этом была цель, чтобы создать некую негативную ауру после прочтения - то наверное удалось. Похоже скорее на некое излияние по форме подачи. В общем, тревожно в некотором смысле за вас, Полудиккенс.

PS:
От плохого настроения помогают женщины и вино. А лучше совместить.

Надо будет мне выложить рассказ, с которым меня в ХиЖ когда-то хотели забрать, "Идеальное самоубийство". Посмотреть, что скажут люди, ринутся ли они меня спасать... Что тут сказать... Я вообще-то такого мнения, что если у человека не было в жизни всякого разного опыта, в том числе и мыслей о смерти, то он много в качестве литератора потерял. Такие периоды, я считаю, нужно пройти и память о них сохранить. Но в настоящий момент, полагаю, мне судьба грозит приблизительно в той же мере, что и всем остальным. Просто смерть - это крайне интересный объект для размышлений, я считаю, много интересней большинства остального. Да и вообще... Я считаю, если берешься раз в два месяца что-нибудь написать, то надо уж на сурьезную какую-нибудь тему эпохального характера, а поржать и в курилке можно...

Не, Полуведро, не катит. Про Ковалевского и Снегурочку у вас веселее было. (Требую продолжения!)

Мне показалось, кстати, что некоторым образом это перекликается с Ковалевским... Точнее, Ковалевский с этим, потому как я понимаю, что это гораздо раньше написано. Там герой ёлочку жалел, а тут жалеет землю сырую.

Я постараюсь.


Написано действительно гораздо раньше, но не могу сказать, чтобы я именно это имел в виду, это вы, Наташа, по всей видимости прозрели мое подсознание. И если прозрите еще чуть дальше, вы увидите там такое, что как бы вы меня за это не забанили страшным забаном...

А что за строчки Шекспира имеются в виду?

Мысли о смерти, маленькое замкнутое пространство в виде вагончика, расположенного в удаленном месте и краска. Я бы таки за 50% Диккенса побеспокоился.

Можно разделять мысли автора, можно и не разделять. Это не важно. А мне нравятся такие вещи - абсолютно не функциональные, но блестящие формой. Пользоваться солонкой работы Челлини вряд ли удобно, но она хороша вовсе не перцем и солью, которые в ней хранятся. Она хороша сама по себе.
Полудиккенс, меня вы порадовали и восхитили. Спасибо.
Кстати сказать, в перце рассказа я нашел таки для себя и некоторую соль.

Эк вас зацепило! Знать, сильная все же вещь получилась.

Если вместо маленького замкнутого пространства в виде удаленного вагончика вы подарите мне огромный участок в центре Москвы, поверьте, я приму его с благодарностью...


Борисыч, если бы у меня не было читателей вроде вас, я бы тут и не выкладывался. Вам спасибо!

Едешь, эдак, в комфортной капсуле, через прозрачные стенки с интересом наблюдаешь отвратительных склизких монстров и прочие гадости, а потом выясняется, что капсула куда-то делась, а ты остался. Печаль.

Это просто делёж впечатлениями. Я подумал, может, у кого таких нету, так вот нате, забесплатно...

Да-да, только я подумал: что-то впечатлений не хватает. И вот оно. Как мечталось…
А написано очень здорово!

Я считаю, что если мы, писатели, друг другу не напишем чего почитать, то кто ж нам напишет?

Вот помню, что-то не мрачное было.
Ведь было же!
Склероз...

Бросьте!
Сами видите, что скука скучная. А если не видите - то как с вами говорить о стилистике произведения? Слепой не знает, что такое красный цвет. Как и все прочие цвета, впрочем.

Я так понимаю, Борисыч имеет в виду не этот текст, а того самого Ковалевского. Мне так показалось.

Этот текст тоже "скукой скучной" может назвать только тот, кто хм... не дочитал до интересного.

Я лично не считаю интересным тошнотворный текст про процесс выдавливания прыщей.
Уж извините, Наташа!
Впрочем, каждому свое.

Первый могильщик
Не ломай себе над этим мозги; потому что глупый осел от колотушек скорей не пойдет, а ежели тебе в другой раз зададут такой вопрос, скажи: "могильщик"; дома, которые он строит, простоят до судного дня. Вот что, сходи-ка к Иогену, принеси мне скляницу водки.
(Шекспир, однако!)

Ну, в состоянии лёгкого подпития (либо юношеской философской интоксикации) это, пожалуй, действительно, может быть МИРОВОЗЗРЕНИЕМ. Ergo Bibamus!
Форма хороша, хоть воруй, да и всё тут. Содержание... Кредо юного идеалиста? Узнаю себя годков тридцать назад. За точно таким же занятием, к слову! Вердикт: реализм чистейшей воды. А вот ежели представить себе домыслы ГГ реализованными - он-то и появится, ГОРОДСКОЙ МИСТИЦИЗМ, а?
В общем, было очень интересно, спасибо!

Велик тот, кто в состоянии легкого подпития способен мировоззрять, а не тут же доводить себя до среднего и тяжкого состояний! Спасибо вам, Алексей!

Вы уверены в правильности перевода? Во времена Шекспира водки не было. Тем более в Англии.

Достойно ли смиряться пред такими ударами судьбы, вот в чем вопрос?

Согласно Википедии, до семнадцатого века слово "водка" было известно на Руси, но так называлась любая спиртовая настойка, которая не вино, лишь в середине семнадцатого века есть первые упоминания этого слова в значении "русская водка". Так что вполне корректное употребление.

Согласно моим сведениям, слово "водка" - польского происхождения, а на Руси подобный напиток всегда называли "хлебное вино" (вплоть до 70-х годов 19 века). Градус это "вино" имело разный - в зависимости от винокурни. Оптимальный вариант, 40 градусов, был обоснован Д.И. Менделеевым, за что ему отдельное спасибо.
И спиртовые настойки, известные на Руси, - совсем не то же самое, что классическая водка. Даже рядом не лежало.
ПыСы. Почему-то мне кажется, что Вике на всегда можно доверять.

Вики ссылается на Книгу "История водки" Похлёбкина, который вроде как авторитет в водочном вопросе...




В Вике ещё написано, что про Менделеева это миф.

Ну да, авторитет... Пусть Достоевского почитает, "Записки из мертвого дома", это конец 50-х годов 19 века. Там каторжане пьют именно "хлебное вино". Польское слово "водка" утвердилось в РИ гораздо позже, в 70-80-е годы 19 века.
И в любом случае не надо путать понятия "крепкий напиток" и "водка". В Британии в 16 веке "водки" просто быть не могло, мог быть какой-то крепкий напиток на основе зерна (пшеницы, ржи, ячменя). Вероятнее всего, имелся в виду вариант местной самогонки.

Наверняка, да.
Вообще молодец Алексей, связал упоминание Шекспира в рассказе с этой сценой могильщиков...

Специально пошел на прозу.ру посмотреть. В октябре 2011 года я там выложил этот текст, еще даже здесь зарегистрирован не был. И впервые я вижу такую параллель, самому в голову не приходила. А между тем, она вполне себе выглядит к месту, на мой взгляд, никак не к месту не выглядит...

Бред сивой кобылы. Д.И. ни каких градусов не "обосновывал" и легенды о его якобы причастности к созданию водки основаны на двух имевших место быть в действительности, но весьма вольно (я бы сказал, фривольно) толкуемых фактах. Первый - написание им диссертации (кажется, магистерской) "О смешении воды со спиртом", в которой Д.И. изучал тепловые эффекты и зависимость плотности от состава, пытаясь обосновать свою (во многом верную) гипотезу о том, что растворению сопутствует образование соединений в растворе. Второй - заведование Палатой мер и весов, по-сути, бюро стандартов, в котором он утвердил массу нормативных документов, в том числе и о водке. Вот и всё.

Это какая-то получается самая настоящая Конституция...

Не уверен. Уверен как раз в обратном - действительно, не было. Тем более, во времена реального Амледа Ютландского. В чём я совершенно уверен, так это в возможности ошибок, которые совершают даже профессионалы вроде М. Лозинского.