Когда разговор заходит о системе секретности, а тем паче о сохранении государственной тайны волей-неволей голос становится тише и возникает желание оглянуться, не прячется ли где шпион с микрофоном и фотокамерой. Хотя зачем шпиону простой инженер, у которого-то и допуска к секретной документации нет? Он для шпиона не интересен. Хотя бывают случаи, что и простому инженеру достается по первое число. И пусть бы какие-то интересные предложения от спецслужб иностранных государств, от которых можно с гордостью отказаться, как честному гражданину и патриоту. А то ведь только пинки и подзатыльники от первого отдела, который хранит эту самую, страшную государственную тайну.
Со мной система секретности сыграла шутку - не поверите. Она засекретила от меня и всех остальных то, что знал только я. Но ладно бы, если бы только это. Но ведь я должен был работать дальше! А то, что я сделал, снова от меня прятали!
Бред, скажете вы, такого не может быть. В системе секретности все рационально. Те кто "внизу" знают очень мало, по мере продвижения "вверх" растет количество секретных знаний. Но бывают и сбои. Как-то раз на наше предприятие поступила тема. Тема как тема, только звучала больно мудрено. Чтобы произнести с первого раза не сбившись, нужно было быть как минимум диктором телевидения. Те запросто называют фамилии руководителей Монголии и чешских хоккеистов. Но для руководства нашего завода обилие зауми вызывало только одну реакцию. Ткнуть что-то непонятное куда подальше, и забыть о нем. Но с учетом того, что за эту работу платились деньги, то нужно было что-то делать! Тем более, что НИИ, из которого поступило задание, подготовило целый план действий. Требования по исследованиям ставились фантастические, а толку не просматривалось. Что-то типа "Влияния лунного света на железнодорожные рельсы".
На нашем заводе это название стало нарицательным. Один инженер подготовил диссертацию: "Влияние монохромных излучений длин волн от такой до такой на марки сталей от такой до сякой". За семь лет работы он перевернул груды литературы, поставил тысячи опытов, даже доказал полезность темы для народного хозяйства. А оппонент возьми и скажи что: "...указанные излучения являются ничем иным, как лунным светом, а марки сталей, упомянутые в диссертации, используются для изготовления железнодорожных рельсов..." Получилось сказанное раннее, ученый совет хохотал до слез, семь лет работы коту под хвост, как у претендента на звание кандидата наук крышу не сорвало, не знаю. Поэтому умные люди заумными темами на нашем заводе не занимались. Вот и решили мудреное, до бестолковости техническое задание спихнуть молодому специалисту. Мне, то бишь.
Это был царский подарок. Некоторые молодые инженеры по два года кисли на работах типа "подай-прими", так что энтузиазма у меня было хоть отбавляй. По теме полагалось две ставки инженера, поэтому мне пообещали премию в пол-оклада ежемесячно, если буду выполнять план работ.
Вместо того, чтобы лезть через дебри намеченного плана исследований с непонятной целью, я решил установить сначала для чего может быть полезна моя будущая работа. Я обложился литературой и решил выучить досконально все, что связано с этим заданием. И, конечно же проводил все работы по намеченному графику. Не лишать же себя прибавки к зарплате за то, что делаешь что-то непонятное? Делаешь ведь!
Через два месяца тема уже не казалась мне бессмысленной, еще месяц и я, полностью овладев вопросом, понял для чего это все нужно, а раз так- то и то, что намеченный на год вперед план работы напоминал усилия по высаживанию тесовых ворот голыми руками, когда рядом была открытая калитка. Квартальный отчет по теме я составил уже с полным пониманием вопроса, и с робким предложением свернуть с намеченного широкого пути на маленькую тропинку, рожденную в моем воспаленном мозгу.
Мой шеф, не желая вникать в суть вопроса, отмахнулся. Делай мол, как знаешь. У него и без меня хлопот хватало, а название порученной мне работы вызывало у неподготовленного человека головную боль, после которой слушать что-то по существу было просто невозможным.
Еще два месяца и я сделал готовый прибор. Тема была закрыта. Шеф увидел результаты, похвалил за быстроту, поругал за то, что нарушил установленный план работ, но вникать в суть проблемы не стал, а поспешил отчитаться. Вот тут-то все и началось.
Дня через три пришли мы с утра в нашу лабораторию и не узнали ее. Там во всю работали работники первого отдела. Обыск в кино видели? Это было еще круче! Люди из первого отдела аккуратно вывернули все столы, пересмотрев каждую страничку найденных книг. Книги без пометок возвращались владельцам, а с пометками аккуратно упаковывались с составлением описи. Мы не скучали, наблюдая за мрачными женщинами из секретного отдела. Это продолжалось только до начала рабочего дня. Каждого вошедшего «приветливый» молодой человек встречал словами:
-Ваш пропуск!
Получив пропуск, он сверял его данные со списком, после чего клал пропуск себе в папку и говорил еще одно слово:
-Ожидайте!
Можно подумать у несчастной жертвы первого отдела были еще какие-то варианты. Без пропуска можно выйти только в туалет. На выходе с этажа сидит работник отдела режима с пистолетом в открытой кобуре. И это не лажа какая-то, а настоящий Макаров, с полной обоймой настоящих патронов. Каждую неделю работник режима получал новую обойму, а старую использовал в тире. У них там доплата к ставке была по результатам стрельбы, так что с этажа уйти без пропуска – крайне вредно для здоровья.
Инженеры из соседних лабораторий мягко блокировались работником первого отдела, и выпускались только после того, как этот враг шпионов выяснял, где работает вошедший, и с какой целью он вошел в нашу лабораторию. Все это аккуратно записывалось, в том числе номер пропуска вошедшего, после чего несчастный отпускался с напутствием, что он не должен говорить о том, что происходит в нашей лаборатории. Вошедшие, сразу после возврата им пропуска бежали в туалет, а потом, конечно же, никому ничего не говорили. Но количество посетителей, после пяти случайных гостей, резко уменьшилось. Как только работник первого отдела собрал все пропуска работающих в лаборатории, он быстро пересчитал пятнадцать жертв, после чего последовала странная команда:
-Стали по трое! Взялись за руки!
Трое инженеров взялись за руки, образовав маленький кружок, остальные не торопились с выполнением непонятного приказа. Работник первого отдела без доли юмора сообщает, что он предлагает нам не хороводы водить, а пройти в первый отдел. Для этого мы должны стать по трое, взяться за руки и идти за ним. Последний раз я так ходил в школе, но тогда спутницей была симпатичная девчонка с косичками, а не Зинаида Михайловна, зануда и старая дева. Она мертвой хваткой вцепилась в меня и еще одного парня, и оторвать свою руку я смог только в первом отделе, когда нас по очереди приглашали на беседу. Поход по территории завода странной группы из пятнадцати разновозрастных людей от 24 и до 56 лет, держащихся за руки, описанию не подлежит. Одна вертушка на этаже чего стоит. Вы представляете, каково пройти этот щелкающий агрегат трем людям, держащимся за руки. И тем не менее, мы это сделали! Офицер госбезопасности выстроил нас в коридоре, и предупредил, что отпускать руки можно только после того, как он разрешит. Дальше он быстро разложил пропуска по сформированным тройкам и повел нас к вертушке выхода с этажа. Сзади такой же бдительный офицер наблюдал, чтобы мы не отпускали руки. У него были наши пропуска, поэтому приходилось следовать приказам. Первый офицер прошел вертушку, а второй начал по очереди передавать пропуска охраннице. Та брала пропуск и громко зачитывала:
-Семенов!
Крайний правый из тройки заходил в вертушку, и та с громким щелчком фиксировалась, запирая Семенова напротив охранницы. Та его старательно изучала, как будто видела впервые. Как же, ведь за ее работой наблюдали сразу два офицера из первого отдела! Через полминуты напряженного изучения бледной и мокрой от пота физиономии Семенова, бабка передает его пропуск офицеру, который находится во главе группы. С учетом того, что вся троица судорожно держится за руки, вертушка выпихивает Семенова и тут же глотает новую жертву. Пока мы дошли до первого отдела, моя рука стала мокрой от пота Зинаиды. Было страшное желание вырвать руку и вытереть ее платком, а еще лучше – вымыть с мылом, но окрики заднего сопровождающего сдерживали этот порыв.
В первом отделе нас долго допрашивали офицеры госбезопасности. При этом от каждой группы из трех человек отделялся правый крайний и приглашался в отдельный кабинет, Остальные пять пар так и стояли все полчаса допроса в коридоре, судорожно сжимая руки друг друга в парах. Допрос всех пятнадцати работников продолжался около двух часов, при этом задавались такие вопросы, что было не понятно - ты стал объектом разглашения государственной тайны или распространения сифилиса. После окончания допроса жертва на подгибающихся ногах выходила в коридор, где становилась крайней левой в своей цепочке. Самым приятным в этой процедуре было то, что перед входом на допрос мне таки удалось вытереть руку от пота Зинаиды. Когда после допроса вышла последняя пятерка, и мы снова стали в том же порядке, как и пришли сюда. После допроса руки у моей соседки по шеренге больше не потели. Хорошо, что она стояла посредине. Ничем от зомби она не отличалась. Все остальные были немногим веселее нашей зануды. Также не торопясь, работники первого отдела довели нас до дверей нашей лаборатории и вернули пропуска. Нас отпустили, но мы еще долго стояли на ватных ногах, не решаясь войти в лабораторию. А там еще никогда не было так чисто. Была подобрана и тщательно уложена каждая бумажка, в том числе из мусорных корзин. Все макеты приборов куда-то утащили, шеф еще не появился. Он пришел только через полчаса после того, как мы немного пришли в себя. Из нас только он имел доступ к секретным материалам с первой формой допуска. Все это время он просматривал горы мусора, которые "секретные" женщины утащили в свою комнату. Они сидели с каменными лицами, а он просматривал бумаги, записки, письма. Мало ли какой хлам хранится в столах работников. Возле каждой бумажки в описи изъятия шеф писал: "Не секретно" и расписывался. Потом нужно было еще расписаться за уничтожение этой бумажки. Больше всего его обидело, что в одной из записок его обозвали "старым пердуном", а ему и про это нужно было написать, что это не секретно и расписаться. Когда бумаги закончились, пришел черед книг. С ними все было в той же последовательности, только книги после осмотра не уничтожались, а только найденная пометка тщательно забивалась специальным штампом с черными липкими чернилами. Книги после этого напоминали больных ветрянкой, которых вместо зеленки намазали дегтем. После окончания процедуры изуродованные книги пришлось нести назад шефу одному. То, что перли три здоровенные "секретные" женщины, а это было не меньше тридцати или сорока кило. Шеф проклял свою дурацкую привычку делать в книгах пометки.
Не успел шеф отдышатся и вздрючить нас, как его вызвали к главному инженеру. Все оставшиеся четырнадцать инженеров остались в лаборатории пить чай, корвалол и валерьянку, а мне пришлось бежать за шефом к кабинету главного инженера. И снова нудное стояние под дверью в ожидании неизвестно чего. Наконец, дверь открывается, и меня буквально затаскивают вовнутрь.
Главный инженер сидит у себя за столом и листает мой рабочий журнал. Он бросает иронический взгляд на меня, после чего следует вопрос моему шефу:
-Вы подписали квартальный отчет по теме, -главный инженер немного запинается, раздумывая прочитать ли название, но в последний момент благоразумие берет верх,
-Черт с ним, мы все прекрасно знаем это нецензурное название! Какого хрена инженер, который пять месяцев работал над темой, не сделал ни одной записи в рабочем журнале? Леонид Иванович, вы тратите уйму времени на прошивку и распространение этой макулатуры, потом собираете использованные и храните! Зачем, если вы не проверяете их использование?
Леонид Иванович – заместитель начальника первого отдела, бросает на меня тяжелый взгляд и пытается оправдаться:
-Этот инженер работает у нас недавно, поэтому…
Главный инженер его перебивает:
-Поэтому ему дали совершенно секретную тему? Какая у него форма допуска?
-Третья, но… Тема получила гриф только после его отчета о положительных результатах испытаний!
Голос главного инженера становится пронзительным:
-Майор Савва, какого черта вы накладываете гриф секретности на тему, не поставив меня в известность? Как нам выйти сейчас из этой ситуации? Если бы этот инженер все записывал в рабочий журнал…
Леонид Иванович бросает на меня еще один взгляд, из которого я понимаю, что приобрел еще одного врага, после чего зло говорит:
-Думаю, что нам нужно сообщить, что этот инженер от умственного напряжения немного поехал рассудком. Сожрал несколько страниц из рабочего журнала, где были схемы, а потом начал бросаться на людей. Я его обезвредил…
Главный инженер пару раз лениво хлопает в ладоши:
-Браво, Леонид Иванович! Ваш вариант полностью снимает вину с первого отдела, но остается вопрос. Есть ли прибор дешифрации или нет? Сейчас остановлена работа трехсот человек, через две недели сюда приедет комиссия, проверять наши результаты, на которые вы наложили гриф секретности. И где же они? Во рту у трупа, который имеет только третью форму допуска? Боюсь, что это вы объяснить не сможете, а присвоить этому придурку, - он кивает в мою сторону,
-Первую форму допуска посмертно у вас не получится! Он-то и второй формы пока не заслужил!
До меня доходит, что они совершенно спокойно обсуждают мою смерть, как выход из создавшейся ситуации. Я открываю рот, чтобы что-то сказать в свою защиту, и тут же все трое присутствующих в кабинете в один голос орут:
-Заткнись!
Как выяснилось, мы залезли в жуткую историю. Один НИИ взялся за разработку секретного прибора, что-то связанное с шифрованием, и система шифрования была настолько сложной, что почти никто и не сомневался в ее надежности. Кроме одного деда-генерала. Тот настоял, чтобы для проверки надежности кому-то поручили сделать прибор-дешифратор. Над выжившим из ума стариком можно было посмеяться, но над его чином - ни-ни, и эту тему кинули на наш завод. В то, что ничего не получится, верили так сильно, что тему даже не засекретили. Ну и допрыгались. Прибор, который я сделал, оказался в цеху, о существовании которого я не должен был даже знать. Схемы прибора, которые отобрал шеф, остались в секретной комнате, в которую я смогу попасть только через три года при хорошем поведении. А теперь главное. Если бы это был нормальный прибор и нормальные схемы, вопрос был бы исчерпан. Но в том-то и дело, что задачи сделать все нормально передо мной не стояло, важно было понять принцип. Поэтому схемы были в виде черновиков, большую часть из которых с подачи моего шефа превратили в лапшу, прибор напоминал ежа, из которого во все стороны торчали провода. Если "секретные" женщины с бумагами обращались вполне профессионально, то макеты всех приборов, которые были у нас в лаборатории, они просто свалили в большой ящик и оттащили в цех, где вывалили в углу. Естественно в секретном цеху оказался такой винегрет, что можно сказать прибора уже не было. Но шеф уже отчитался о нашем продвижении в теме, поэтому работы секретного НИИ затормозили, и там начали спешно собирать комиссию по проверке наших данных. Они должны были приехать через две недели.
Нормальный человек, не мудрствуя дал бы мне допуск к работе с этим прибором. Я бы за неделю подготовил бы все схемы. Но такой вариант даже не рассматривался - не положено. Дать первую группу допуска тому, кто еще не заслужил вторую? В другой жизни!
Обсуждение продолжается еще около получаса, и идея моей смерти с половиной рабочего журнала во рту и в желудке, была пока самая лучшая. Я пытаюсь еще раз вступится за свою жизнь. Но на этот раз первым отреагировал главный инженер:
-Леонид Иванович, сделайте что-нибудь, чтобы он нам не мешал, но пока без летального исхода!
Леонид Иванович делает шаг в мою сторону, но я отскакиваю назад, и ору что есть мочи:
-Я знаю, что нужно сделать! Мы успеем!
-Леонид Иванович, стойте! – главный инженер движением руки останавливает майора, и показывает пальцем на меня:
-У тебя есть минута! Если я не услышу ничего толкового…
Я начинаю быстро тарахтеть:
-Я могу работать прямо в первом отделе! Рядом с комнатой для секретных материалов, но не в ней. Вы можете поставить у меня за спиной работника первого отдела…
Леонид Иванович сжимает кулаки:
-Рядом с комнатой для секретных материалов мой кабинет! Ты хочешь работать в нем, и чтобы я у тебя стоял за спиной? – он делает еще один шаг в мою сторону, но главный инженер его останавливает:
-Погодите, по-моему, он говорит дело! Даже если ему пару недель придется посидеть за вашим столом, зато потом вам не придется его освобождать. Или вы предпочитаете провести восемь лет в колонии строго режима за убийство? У тебя есть столько времени, сколько нужно, чтобы изложить свою мысль без спешки. Тарахтишь, как сорока перед смертью!
Решение вопроса было гениальным, с точки зрения первого отдела, конечно. Если в нашей лаборатории только у шефа допуск к секретам, значит, он и должен быть разработчиком прибора. Техника исполнения проста: шеф работает в секретной комнате, где рисует схемы, пишет описание и т.д., потом, то же самое делает в секретном цеху. Но ведь шеф был ни сном ни духом о том что я придумал, и как должен работать прибор! Поэтому я буду работать где-то рядышком, под присмотром работника первого отдела. Рисовать какие-то схемы, писать что-то. Главное, что это никакого отношения к совершенно секретной теме не имеет. Но после этого работник первого отдела передаем мои писульки шефу в комнату для секретных материалов, и там он их переписывает в рабочий блокнот. И то что я только что написал становиться совершенно секретным. Но у моего-то шефа есть допуск!
Увы, но кабинет зам начальника первого отдела мне не достался даже на мгновение. В первом отделе было хозяйственное отделение около трех квадратных метров, без окон. Три часа – и дверь в этой каморке заменили на бронированную, установили стол, полочку для книг и настольную лампу. В общем то, как поступили со мной, было просто противоестественно. Меня запирали в тесной каморке, в которой еле помещался стол, за которым я работал. Каждое утро при входе меня встречала толстая "секретная" женщина, которая вела меня в эту каморку. Там мне вручалось десять листов бумаги, каждый листик был пронумерован, и возле номера листа стояла подпись начальника секретного отдела. На этих листиках я должен был рисовать схемы, которые потом, в секретной комнате мой начальник перерисовывал набело. Такая гримаса судьбы могла бы быть смешной, но мне было не до смеха. У толстухи, которая сопела у меня за спиной, были жесткие инструкции. Когда мы заходили в каморку она запирала дверь изнутри и становилась прямо за спиной. Больше места не было, даже для того, чтобы поставить ей табурет. Отпускали меня только в двух случаях: если я исписал все листы или захотел в туалет. В последнем случае у меня чистые и исписанные листы изымались. По незнанию, испортив один лист, я смял его и бросил под стол. "Секретная" женщина тут же полезла за ним. В тесной каморке ее попытка была обречена, это все равно, что прятать троллейбус в гараж для "запорожца".
-И чему вас только в институтах учат!
Это, пожалуй, все, что я услышал от нее. Удивительно, но в таких дурацких условиях работа продвигалась достаточно быстро. Еще бы, как только я переставал писать, или рисовать, я тут же слышал сопение над головой, если я продолжал сидеть без дела, оно усиливалось. У меня не хватало терпения дождаться максимальной громкости, и я снова брался за ручку. В первый день до меня не дошло, что шефа из секретной комнаты отпускают только после того, как он срисует с моих черновиков, все, что нужно, и их уничтожат. В первый же вечер после нашей новаторской работы, он позвонил мне около девяти вечера. Говорить по телефону напрямую он не мог, поэтому ему пришлось изворачиваться:
-Знаешь, во сколько я пришел домой? Только что, и все из-за тебя!
-Я могу вам чем-то помочь?
Я не прикалывался, я действительно еще не понял.
-Тебе никогда не хотелось написать про меня, все что ты обо мне думаешь?
-Надо же, всю жизнь мечтал!
-Так вот, ближе к пяти вечера, можешь писать большими буквами на весь лист, на всей бумаге, какую найдешь, что я дурак, кретин, старый пердун, понял наконец?
Теперь я понял. У меня до пяти вечера было только десять пронумерованных листов. Конечно, такие глупости я не писал, но старался, чтобы к концу рабочего дня задавать шефу не очень много работы.
К приезду комиссии все было готово. Мы сделали прибор, и он заработал, то НИИ осталось без работы, тему рассекретили, финансирование оставили до конца года. Шефу дали премию, как разработчику прибора. После выпивки в высших сферах он позвал меня:
-Вот, это твои деньги, ты их заработал и нечестно, чтобы их дали только мне.
Шеф был не настолько пьян, чтобы так икать. Почти через слово, да и в обращении с деньгами он был прижимистым. Но сейчас он почти со слезами на глазах сквозь икоту шептал:
-Возьми деньги, я тебе еще премию выпишу, дам лучшие рекомендации, но если ты через неделю не уйдешь в другой отдел, я тебя убью!
Деньги я взял, и с лучшими рекомендациями перебрался в другой отдел. Шеф икал еще неделю. Наверное, если тебя плохо вспоминают, то тебя одолевает икота. Честно, это не я, это триста человек из того НИИ, которые из-за моего шефа осталось без заказа!