Хрустальная флейта
Это очень сложно - думать о солнечных пляжах и бьющих фонтанах в центральном парке. Трудно мечтать о том, чего больше никогда не увидишь. Нет, я когда-то любил зиму, но… Что может быть больнее воспоминаний о минувшей эпохе? В сегодняшнем сне опять не отпускали парки и пляжи. Зубы сжимаются при мысли о том, что когда-то существовало время и бытовали такие слова как «лето», «осень», «время» … Были и другие слова, но не вспомню.
Лучше бы снились пауки-людоеды и озабоченные оборотни-маньяки! Почему именно они? Первое, что пришло в голову. Мутанты – выдумка из второсортной фантастики. В ледниковый период есть только три типа врагов: стихия, мохнатые хищники и люди.
Хорошо, что в этой школе нашлись ковры со светоотражательной поверхностью - теплее спится возле костра. Глаза щипали от недосыпа. В голове тянулся продолжительный звон. Организм голодал по сну. Я не в силах удовлетворить эту потребность. Не хочу больше смотреть на пляжи и фонтаны. А поспать удается не так часто… Фраза «Не спи - замёрзнешь» - не шутливая поговорка для горожанина, а непреклонное кредо. При условии, если рядом нет источника тепла.
В спортзале пылал костёр из жестяной бочки, на которой начиркано слово из трёх букв. Вероятно, Стёпа от скуки грамматикой занимался. Костёр ерошился и пускал дым, плывущий к отверстию на потолке. Оттуда нескончаемый холод пускал слюни в виде снежных хлопьев. Я и Стёпа – загнанные в норку куски мяса, которые прячутся от хищника и надеются, что тот переключится на другую жертву. Но холод не думает нас отпускать. Он дотягивается до нас кончикам ледяных когтей. Мы чувствуем его острое прикосновение. Мы ощущаем, как он царапает наши души… вернее, их останки.
Ледниковый период уничтожил всё, что делало нас людьми. Цивилизации больше нет, остались горы бетона и металла. Законы, тюрьмы, упитанные политики в красивых пиджаках – в прошлом. Тошнота подступает к горлу, когда задаюсь вопросом: «Как это случилось?».
Ещё несколько месяцев назад седые хмурые старики, называвшие себя учёными, заявляли о снижении солнечной активности. Льды, по слухам, расползались по планете. И снег, помнится, в мае начал выпадать. Хотя, казалось бы, живу в столице России. Ха-ха! Какие смешные слова: «столица», «Россия»! Смешные, потому что «мёртвые». С тех пор, как Земля покрылась снегом и льдом, люди перестали делиться по национальности, гендерной принадлежности и прочей чепухе. Люди превратились в животных. Они стали выживать любой ценой. Чтобы согреться, они готовы зарезать даже домашнего любимца. Боюсь представить, что случилось с моими питомцами: котом Алюминием и овчаркой Лаврентием. Может, их шкуры теперь стали чьими-то перчатками?
Страшно сказать, сколько животных попало под нож, чтобы согреть одного лишь меня. В первые дни я сильно переживал по этому поводу, непрерывно плакал и давился соплями. А потом – я как будто высох. Внутри – ледяная пустыня.
Да, не вовремя я проводил заслуженный летний отпуск на Эльбрусе. А когда по новостям передали о зимних бурях, я решил вернуться на Родину. Самолётные рейсы отменили. Пришлось добираться автостопом. К сожалению, до Москвы я так и не добрался. Морозы крепчали, как у Чехова. А грузовик, в котором я ехал среди ящиков с оружиями, проезжал недалеко от горы. Машина попала под снежную лавину. Я смог выбраться. Водителя оказалось поздно спасать. Единственное, что я мог сделать, это забрать у него пистолет. К грузовику подошёл мужик в волчьей шкуре с карабином. Он хотел обчистить грузовик, а меня – убрать, как обузу. Но судьба кинула спасательный круг. К бандиту подкрадывался волк. Мне чудом удалось подстрелить хищнику глаз. Хотя я никогда не отличался особой меткостью. Стёпа добил животное и передумал меня убивать. Да, мужик с карабином назвался Стёпой. Ни Кабаном, ни Боровым, ни кем-либо ещё. Просто Стёпой.
Я жалел о том, что не подготовился как следует. Я не знал, как разделывать шкуру зверя, как разводить костры, что делать в экстремальных ситуациях. Мемы и фильмы – единственное, что я подчерпнул из Интернета. А когда Всемирная Сеть перестала существовать, я оказался беспомощным. Стёпа стал моим проводником, учителем и братом. Хотя, казалось бы, зек. Каким образом он очутился вдали от цивилизации, в полном одиночестве – не знаю. Стёпа – очень скрытный. Он периодически заглядывал в кожаную планшетку, но посмотреть содержимое мне не давал. Говорил мне, что это просто «какаха».
Я лишь знаю, что Стёпа - судимый. Возможно, он решил удалиться как можно дальше от родного города и поселиться там, где его не будут принимать за преступника. Я слышал, остались места, где люди по-прежнему следуют морали и прислушиваются к закону. А ещё в бункерах и подполье неплохо кормят. Но до них нужно добраться и при этом не стать полным дикарем. Благо, мы сумели дойти до одного города и заночевать в заброшенной школе.
-Чё, не спишь? – хриплый голос Стёпы отвлёк меня от размышлений.
Я покачал головой.
-Моя очередь спать, - сказал Стёпа, - набери дров.
Я отправился на поиски ресурсов.
Пустые коридоры. Голые стены. Разбитые окна. Пустующие проёмы с разломанными косяками. Всё, что могло гореть, отправилось в огонь предшественниками. Шкафы и учительские столы в лучшем случае оставались пустыми, в худшем – лежали в разобранном виде. А некоторые классы представляли из себя пыльное пространство из четырёх ободранных стен. За грязными окнами – не менее грязное, сероватое небо. Невозможно определить, утро сейчас или ночь. Часы давно перестали тикать.
По детской привычке я зашёл в мужской туалет. Унитазы, трубы, раковины – куча заледеневшей бесполезной керамики и металла. Я облегчился, стоя на подоконнике. Конечно, сперва я удостоверился в том, что никто не гуляет под окном.
Вскоре я подобрал несколько досок, оставшихся от шкафа. По пути я зашёл в библиотеку и прихватил оттуда пару сохранившихся книг Максима Горького. Хотелось вспомнить, что такое буквы, прежде чем отправлю их носителей в огонь.
Я вернулся в спортзал с ресурсами. Стёпа разламывал детскую табуретку, взятую из актового зала. При виде меня, бывший зек отложил работу и устроился на ковре. Пока я кормил костёр новой древесиной, Стёпа задремал.
Я поднес заледеневшие книги к костру, из них потекла вода. Нужно подождать, пока листы высохнут. А сам я думал: «Ради чего эти люди горбатили спину, пачкали чернилами руки, тратили печатные ленты и стучали по клавиатуре? Зачем они создавали несуществующих людей, чувства, истории, мысли? Чтобы потом отправить всё в костёр? Не имело ли больше смысла выпускать книги с пустыми страницами?»
Вдруг, раздался стон! Меня словно током обдало, от неожиданности. Я прислушался. Стёпа лениво открыл глаза. Звук доносился из окна. Стёпа подобрал карабин, побрёл к окну, прижался к стене и выглянул во двор, замер. Стон не замолкал.
Я не удержался и встал рядом со Стёпой, выглянул через окно. Во дворе, возле турника, лежал человек в пышной шубе и шапке. Издалека он напоминал колокол. Этот человек держал руками какой-то продолговатый предмет и, держа губами за один его конец, издавал стонущий звук. Вероятно, человек играл на флейте.
Я не сразу сообразил, что человек не просто так дудит (или свистит) на своём инструменте, лёжа на снегу в эпоху глобального похолодания!
Я примёрз ногами к полу, простите за идиотский каламбур. За всё время путешествия не приходилось встречать людей, нуждавшихся в медицинской помощи. А человеку с флейтой, вероятно, надо было спасать.
-Что делать? – выдавил я из себя и с надеждой всмотрелся в Стёпу.
Парень покачивающейся походкой вернулся к костру.
-Маловато припасов, – сказал Стёпа, сев на ковёр. – Экономить надо.
Стёпа достал из рюкзака полиэтиленовый пакет с мясом и чехол. Из чехла он вытащил металлические прутья от чьих-то решёток и начал нанизывать на них куски медвежатины.
-Поймали б ещё кого, может, спасли бы… - громко сказал Стёпа. – А так… Ну может, человека этого съедим… Если нормально разморозится…
Я побежал. Перед глазами мелькали стены, мелькали серые ступени и казались мотающейся плёнкой какого-то старого фильма.
Я выбежал на улицу и нашёл лежачий силуэт. Оказалось, это была девушка в шубе, покрытой ледяной чешуёй. На носке её правого валенка виднелась щель. Если человек на морозе повредил обувь – считай, постучался в царство мёртвых.
Шуба девушки расстёгнута, на груди лежала флейта. Вероятно, девушка расстегнула одежду, чтобы вытащить инструмент и дунуть в него.
Я не отличался богатырской силой. У меня по физкультуре четвёрка с натяжкой, за хорошее поведение. То ли состояние аффекта, то ли героическая муза проткнула сознание копьём… В общем, я смог донести девушку до спортзала. Она слабо хрипела. Невольно вспомнилось, как лёжа умирала старая кошка Жанна возле унитаза…
Стёпа ворчал, сидя у костра. Поверх бочки лежали прутья с жарящимся мясом. Бывшему зеку не нравилась моя инициатива по спасению человека, но не особо подавал вида. Я не стал с ним спорить. Время поджимало. Я положил девушку на свободный ковёр. Пришлось стягивать с неё одежду.
-О, порнуха, - ехидничал Стёпа в стороне.
Я старался не слушать его. Жизнь девушки таяла на глазах. Я достал из кладовки три ковра со светоотражательным покрытием, вертикально поставил их вокруг замёрзшего человека. Чтобы ковры не падали, я подпёр их сохранившимися табуретками. Поверх трёх стен я положил ещё один ковёр. Получилась небольшая светоотражательная конура, в которой лежал полуживой человек. Я надеялся, что свет от костра наполнит девушку теплом.
Я схватил кружку со своим чаем, взял девушку за тощие плечи, влил напиток в её полураскрытые ободранные губы. Половина содержимого разлилась по подбородку. Девушка еле заморгала.
-Это… - доносился голос Стёпы. – Можно телом согреть.
-Пошёл ты! – машинально огрызнулся я.
-Не, я серьёзно, - ответил Стёпа. – Слышал, помогает, вроде. Но войне так делали. В Инете читал.
Я посмотрел на Стёпу всего пару секунд. В его глазах сквозил цинизм, но я почему-то поверил. Хотя, мало ли что писали в Сети?! Но… на войне с морозом все средства хороши.
И если бы кто-нибудь подумал, что дальше пошла порнографическая сцена, того бы я послал к чёрту или к Стёпе. Хотя тут не поспоришь – следующие действия оказались недалеки от эротики. Я разделся. Моё тело кипело. Как будто адреналин и паника устроили марафон на кровеносных путях.
Я забрался к девушке в конуру и обнял её. Ощущение, будто я обнимал огромный и хрупкий кусок дышащего льда. Я гладил девушку, старался не дрожать, не дышать. Я не мог понять, что со мной происходило. Да и тело девушки я толком не разглядел. Некогда. Я лишь почувствовал, насколько оно тонкое и костлявое. Будто хрустальная флейта, которую легко разбить. Но эта «флейта» выдавливала из себя тёплое дыхание, и в этом было что-то пугающее… Дыхание девушки усилилось.
-Флейта, - просипела девушка.
Я отпустил её из объятий, вылез из ковровой конуры, подбежал к её вещам, разбросал их, принялся яростно трясти каждую тряпку. Я пытался найти её желанный инструмент. Мне казалось, что я принёс его сюда, вместе с девушкой. Стёпа смотрел на меня с озорством.
-Презервативы потерял? – спросил он.
Я набросился на Стёпу, хотел врезать по уху. Но тот увернулся и ударил кружкой в лоб. Я едва удержался на ногах. Стёпа больше не нападал. Я держался за голову, зажмурившись. Звон в голове затихал.
-Придурок, - сказал он. – На хрен припёр? Не хватит припасов же…
-Флейта, - сипело со спины.
-Убьёшь её… - с усилием шипел я Стёпе. – Я… Я…
Я пытался сказать, как можно более угрожающе. Но это выглядело нелепо. Да и я сам не знал, что говорил.
-Флейта! – мольба девушки не прекращалась.
Инструмент никак не хотел найтись. Оставался другой вариант, где флейта могла потеряться. Сперва я дал девушке свою медвежью шкуру в качестве одеяла. Затем я кое-как натянул на себя одежду и выбежал из спортзала.
-Придурок, - услышал я напоследок от Стёпы.
На улице усиливался ветер. Близилась буря. Следовало поторопиться. Тревожила мысль: как бы флейту не унесло! Снега навалило. Бескрайние сугробы казались белым морем, которое замерло в момент бури. Только над этой бурей неслась пена, готовая собой покрыть волны. Среди двух снежных пирамид я разглядел наполовину заметённый турник. Там я подобрал девушку. Вот где я мог выронить флейту! Я подбежал к турнику и принялся копать.
Я рыл. Хлопья падали на меня и покрывали ноги, будто съедали их. Кости ныли, в коже скреблось от мороза. Снег проникал под варежки и рукава, таял, облизывал кожу леденящей струёй. Дыхание сбивалось. Мозг пылал от боли, холода и адреналина. В глазах темнело. Свист ветра пронзал уши. Ещё несколько рывков, и снег станет матрасом для вечного сна.
За спиной раздалось прерывистое рычание. Я боялся повернуться.
- Медведь? - подумал я. – Зоопарковый? Дикий? Блин, под рукой ни копья…
Я замер. Ко мне кто-то приближался, шаркая по снегу.
-Чё встал? – рассвирепел тот, кого я принял за медведя. – Рой!
Стёпа! Не признал его. А он встал рядом и принялся со мной рыть снег. Мы ничего друг другу не говорили. Только хрипели и гребли снег. Я решил, что вопросы задам позже.
И вот я в очередной раз погрузил ладони в снег и почувствовал кончиками пальцев что-то продолговатое и твёрдое. В сердце будто раздался щелчок. Погрузив пальцы глубже, я вытащил из снега флейту.
- Ля… - зачем-то вспомнил Стёпа одну из нот.
Метель усиливалась. Рука Стёпа жадно впилась в плечо. Даже сквозь куртку чувствовалось, какая у парня железная хватка. Стёпа оттолкнул меня в сторону. Я прижался к высокому сугробу.
-Вали! – прорычал Стёпа. – Ну!
Я привык подчиняться властному голосу бывшего зека. Я зашагал что есть моги по глубокому снегу и добрался до школьного крыльца.
- Закрывай! – орал Стёпа.
Я потянул на себя ручку железной входной двери. Но ветер упорно прижимал её к стене.
- Ля… Ля… - хрипел Стёпа все громче и громче.
Он снова оказался рядом и схватился за край дверного полотна.
-Давай! – крикнул он.
Я потянул ручку на себя. Стёпа помогал мне. Дверь застонала, отлепилась от стены. Стёпа встал на внешней стороне двери, принялся толкать. Я поднатужился, потянул на себя.
-Бай! – слабо хрипнул Стёпа.
Я не успел спросить, что он имел в виду.
Бум-с! Дверь захлопнулась. Я оказался внутри холла. Но Стёпа…
Я толкал дверь обратно, но бесполезно. Что-то огромное и тяжёлое навалилось на неё. За дверью доносился рёв нарастающей бури. Я прислонил к двери пару швабр.
Затем я поплёлся наверх, в спортзал. Девушка, укрытая медвежьей шкурой, читала книгу Горького в светоотражательной «конуре». Окна закрыты. Костёр из бочки продолжал гореть. Над ним жарилась «шампурованная» прутьями медвежатина. Дым уходил наверх. Из отверстия на потолке свирепела непогода. Я положил флейту возле «конуры» и принялся ломать шкафные доски для костра.
А Стёпа не уходил из головы. Зачем он это делал? Помогал искать флейту, хотя с самого начала считал это идиотской затеей? Пожертвовал собой? Стёпа, человек, учивший меня жестокости, прагматики? Бывший заключённый? Я был готов к тому, что он действительно убьёт девушку, поскольку она могла стать обузой. Даже не исключалось, что он мог и меня убить. Но вместо этого…
-Эй… - просипела сзади меня девушка.
Я повернулся к ней. Она выглядывала из «конуры» и держала в руке флейту. На её усталом лице держалась полуулыбка.
-Спасибо, - просипела она.
-Он что-нибудь сказал? – спросил я.
Девушка еле кивнула и задумчиво ответила: «Ну… Как бы… Он тя презервативом, в общем, назвал…».
-Понятно, -сказал я и принялся дальше ломать дрова.
-Ещё сказал… - продолжала девушка, - чтоб какаху взял…
Сердце застучало. Я понял, что за «какаху» имел в виду Стёпа. Я вытащил из рюкзака кожаную планшетку, раскрыл её. Внутри оказался старый намалёванный лист и пачка потрёпанных, слегка пожелтевших карт разных городов.
На листе было написано корявым почерком: «Если читаешь эту писульку, значит, я не дотянул. Обидно. Идти придётся самому. По схемам сам допрёшь, что, где, когда. Может, удастся найти людей. Не диких скелетов с кожей, едящих друг друга, вроде меня, а людей! Ну, вроде тебя… Хрен знает, может, есть какой-то толк с придурков, вроде тебя. Чем чёрт не шутит! Надеюсь, хоть не один будешь.»
Сквозь молчание бетонных стен и свист метели раздался другой свист, мелодичный. Тонкий, приятный, тёплый звук. Девушка из «конуры» играла на флейте. Ради этого стоило идти на риск. Ради таких звуков. Люди хранят внутри себя зверей, жестоких и эгоистичных. Они помогают нам выживать. Но эти же звери, фильтруясь через флейту, превращаются в музыкальных бабочек. Странная она, душа человека. Становится зверем, чтобы выжить, и превращается в нечто прекрасное, чтобы просто жить. А ради таких звуков флейты хочется жить, искать новые звуки и даже новые цели. Высшая цель и зверское выживание ради цели – вот из чего, наверное, состоит человек. Или флейта просто вскружила голову?
Флейта замолчала.
-Горим, - кашляя, просипела девушка.
Я очнулся и понял, что, действительно, горим. Вернее, не мы, а медвежатина на прутьях. Я надел перчатки и, давясь от мясного дыма, принялся спасать обед.
-Как звать? – спросил я девушку, когда та перестала кашлять.
-Надя.
Значит, выживать будем вместе. Я решил, что не буду донимать Надю вопросами до вечера. Она потом расскажет, кто она, откуда, как научилась играть на флейте, в каких передрягах побывала. Ещё будет время.
Я раскладывал прутья с мясом на брусья, установленные внизу шведской стенки. Надя снова взялась за флейту. Из потолочного отверстия слышно, как затихала метель. Через закрытые окна доносился медвежий рёв. Флейта снова замолчала. Надя прислушалась. Я подобрал с пола карабин Стёпы. Настало время проверить, чему меня научил покойный зек. Я ненадолго пожил человеком. Теперь надо выпустить зверя. Нужно снова выживать.
