Автор: Литера
Печенег
Дверь отъехала в сторону, и Нина, согнувшись, чтоб не стукнуться от притолоку вдвинулась в каюту, держа в руках поднос с едой и каким-то прозрачным напитком. Как только край подноса пересёк зону срабатывания фотоэлемента, серое металлопластиковое полотно с механическим лязгом встало на место. Вообще-то, на кораблях класса «Кальмар» всё должно было работать плавно и бесшумно, но корабли стали возвращаться с психованными экипажами на борту, а некоторые так и не вернулись.
Проблему нашли быстро сами космонавты. Оказывается, функциональная эргономика и искусственная гравитация, направленная строго перпендикулярно палубе, а также отсутствие жужжалок и скрипелок со временем сдвигают набекрень самую устойчивую крышу. Чувство реальности теряется. Память настаивает, что в реальном мире где-то обязательно чуть-чуть капает кран или ветер дует, форточкой хлопает. В общем, масса акустических, механических и прочих колебаний.
И команды начали портить корабли, в итоге «кальмары» летали по дальнему космосу дребезжа и побрякивая как последние таратайки.
Нина развернулась и поставила поднос на откидной столик рядом с койкой.
На койке сидел человек. У него были рыжие волосы, борода и бакенбарды. Взгляд черных, неожиданно для такого цвета шевелюры, глаз был пустой, неподвижный. На появление Нины человек не отреагировал, кажется, вообще не пошевелился.
– Ужин! – бодро объявила Нина и покосилась на поднос.
Сегодняшняя еда выглядела как пюре с горошком, только если его отформовать в единый брикет. Поначалу это казалось смешным.
Нина не любила ходить сюда. Но больше некому. Персефона не пойдёт, у неё и так куча проблем, Сашка-Лобик боится, у близнецов, которых никто не различал, и все называли обобщённо Стрелковы (всё равно ходят только вместе) тоже какие-то дела. Врач сиднем сидит в своём кабинете, а с окружающей вселенной общается записками, типа: «если бы в небе росла картошка, я бы читал книги неприличного содержания», «а есть ли смысл париться о неизвестном?» И прочая подобная чепуха.
Нина вздохнула. Вытянула из стенового сегмента стул и уселась напротив койки.
– Ну и как мы сегодня себя чувствуем? Ничего не болит? Не страшно?
Хоть бы моргнул или головой мотнул в ответ, что ли. Нет, сидит, пялится. А поговорить всё равно больше не с кем. Кажется, тут никто ни с кем не разговаривает. Только двери лязгают.
А выговориться-то хочется.
Однажды она не выдержала и накатала длинную покаянную телегу врачу. Про то, что устала, и как ошибалась, и, вообще, ей очень жаль.
Врач ответил запиской: «Все что не убивает, делает нас сильнее. Особенно, сильными нас делают бабочки капустницы, макраме и тамбовская городская детская библиотека…» И бабочку пририсовал. Капустницу, надо полагать.
Можно конечно выложить всё этому… Какая разница, он всё равно ни на что не реагирует. Нина встала, убрала стул на место и уже потянулась к сенсору двери, чтобы уйти, но внезапно что-то почувствовала. Она резко обернулась к койке. Сначала ей показалось, что всё по-прежнему, но нет. Рыжий смотрел на неё. Всё тем же пустым, отрешённым взглядом, но смотрел.
Потом потянулся, к столику, ковырнул ложкой еду и потащил в рот. Движение было почти автоматическое. Ни в лице, ни в остальной фигуре человека перемен не произошло.
– Приятного аппетита, – от неожиданности выпалила Нина, выскочила вон из каюты и чуть не налетела на Персефону, за какой-то надобностью, свернувшую в этот коридор.
– Уже закончила? – Персефона равнодушно оглядела Нину, – Славно-славно.
– Там… – Нина пыталась сформулировать, что только что произошло в каюте, но осеклась.
Взгляд и прожёванный кусок пищевого брикета – это ещё не результат. Вот если бы обитатель каюты заговорил, а, ещё лучше, объяснил, откуда он взялся на «кальмаре» посередине полёта, кто он, что ему нужно…
– Что там? – спросила Персефона и тряхнула своими роскошными золотыми кудрями.
Нина всегда завидовала умению Персефоны держаться и следить за внешностью, а причёске, так и вообще.
– Ничего, – сказала она, – всё в порядке.
***
У себя в каюте Нина никогда не выводила на экран внешний обзор. Зачем? Узор звёзд видимого космоса если и меняется, то совсем незаметно. Она лежала на койке и тщетно пыталась заснуть с помощью аутотренинга. Вспоминалась мама.
Мама всегда была уверена, что непреодолимых трудностей не существует.
– Это пройдёт, милая, – говорила она, когда Нина в очередной раз рыдая в подушку клялась себе бросить всё к чёрту, – вот увидишь у тебя всё обязательно получится!
И оказалась права. Только сначала появилась Ася. Она ворвалась в жизнь Нины как вихрь. Ася была деятельна, своенравна, оптимистична. Где бы она не появлялась, всё приходило в движение, начинало крутиться вокруг неё как по орбите.
Собственно, Ася и подбила Нину подать заявление в группу даль-поиска.
Нина помнила, как они стояли рядом на присяге в новенькой лётной форме и бирюзовых пилотках. Ася смотрела прямо перед собой, глаза её сияли. Нине было страшно и блаженно.
Конечно, они попали в разные команды, но до отлёта оставался целый год, и о разлуке не думалось. Ася подружилась сразу со всеми и влюбилась сразу в двух. Ей это нисколько не мешало. Один её избранник был уже целый капитан, другой – таким же как подруги новобранцем. Ася взахлёб рассказывала про обоих, а Нина думала не без зависти, как подруге легко живётся.
– А ты как? Как команда? – темы Ася меняла тоже легко и совершенно непредсказуемо.
– Не знаю. Вроде, приятные люди. Не разобралась ещё.
– Но ты уже показала им. что у тебя получается? Это же круто!
– Не круто. Просто я понимаю космос.
Нина действительно обнаружила в себе эту способность. Не к астрономии или теорнавигации. Просто понимала и всё. С самой первой практики. С первого прикосновения к консоли. Но это было уже потом.
А Ася однажды расчихалась, пошли сопли. Ерунда, обычное дело. Она пила антибиотик и всюду таскала с собой ворох одноразовых платочков, оставаясь такой же энергичной и жизнерадостной как обычно. Потом внезапно слегла. Анализы показали редкий штамм. Обычная респираторная инфекция шагнув в большой космос мутировала, и вернулась на землю в новом обличии. Галактическая простуда на вид ничем не отличалась от земной, но была чудовищно устойчива к любому лечению. И убивала в семидесяти случаях из ста. Ася сгорела за три дня, так и не добравшись до космоса.
Заснула Нина неожиданно, и сразу поняла, что спит. В последнее время сны не баловали её разнообразием.
Прямо здесь в каюте, перед её койкой внезапно возникли две человеческие фигуры. Судя по голосам, мужчина и женщина, но незнакомые, и лиц не разобрать.
– Не понимаю, Ли, – сказал мужчина (Нина уже знала, что его зовут Тюф), и его пальцы забегали по невидимой клавиатуре. – Не понимаю, кто подсадил печенега…
- Может быть, какой-то сбой, – ответила женщина сердито, – ничего не делайте пока, оставьте как есть.
Когда Нина проснулась, во рту стоял специфический сладко-холодный вкус. Начинался новый день.
Нина привычно отстояла вахту, проверила расчётный курс по реперным звёздам, сняла свежие спектрограммы, затем сходила и снова покормила рыжего. На сей раз за еду он принялся сразу, но тем прогресс и ограничился.
Нина ждала, что он обернётся, может быть заговорит, но ничего такого снова не случилось. Можно возвращаться в одиночку каюты. Сойтись с кем-нибудь из экипажа до состояния соседства ей так и не удалось. На нижней койке привольно раскинулись невеликие космонавтские пожитки. Прибраться – не доходили руки.
– Эй, – у самой двери Нину окликнула Пенелопа. – собираемся в кубрике. Время кальяна.
Нина молча развернулся и пошла в кубрик, хотя можно было и отказаться. Вот, врач точно не придёт.
В кубрике уже сидели Сашка-Лобик и близнецы. Стрелков номер один помахал Нине, а номер два сделал вид, что не заметил. Нина села на полиуретановый мат и поджала ноги. В кубрик вошла Персефона с кальяном и всеми необходимыми аксессуарами на специальном подносе. Близнец-два кинулся помогать, брат его остался сидеть.
– Врач не придёт, - сказала Персефона. – Чего-то он заболел.
– Неожиданно, – серьёзно покивал Сашка-Лобик. – Народ, кто-нибудь помнит, чтобы наш врач появлялся в кубрике? Кто-то его видел?
Сашка развалился на мате, лицо у него было такое, как будто он уже затянулся кальяном.
– Я читал, - сказал близнец, вроде бы тот, что не стал помогать Пенелопе, – про такой эксперимент с дальней связью. Близнецов разделили, один дома остался, а другой к звёздам улетел. И у них телепатия включилась.
– Хочешь попробовать? – спросила Пенелопа. – Вот долетим до планетки с атмосферой тебя высадим и будем следить, как вы общаетесь.
– Не, мы разные, – сказал второй близнец. – У этого кровь жирная.
– А у тебя кислая.
Нина вспомнила, как мечтала, чтобы у неё была сестра, такая же как она. Нина тогда даже выдумывала её. А вот сейчас не хотела бы встретиться.
Персефона на маленькой горелке разожгла угли, положила в фарфоровую чашку мангала какую-то травянистую кашицу, обернула фольгой. Делала она всё очень сосредоточенно, вкладываясь целиком в каждое движение. Нина сидела по-турецки сложив руки на колени и смотрела. Да, если бы она была здесь не случайным чужаком, изгоем, её, как прочих, уже захватило бы общее таинство, заворожило, сделало частью большого общего целого. А так она смотрит, и всё.
– Сейчас каждый из вас прикоснётся к дыму, – заученно начала Персефона, – и каждый через дым увидит вопросы…
– А эта что тут делает? – тягуче повернулся в сторону Нины Сашка-Лобик. – Всё с ней ясно. Она переносчица. Я вообще предлагаю закрыть её в карантин.
– Не доказано, – перебила Сашку Пенелопа. – Доктор написал, что анализы не дают чёткой картины.
Нина вспомнила, как в начале полёта, они тогда начинали торможение у Беты, Пенелопа вызвала её к себе. Нина пришла, представилась по форме, разве что каблуками не щёлкнула.
Пенелопа ограничилась кивком. Даже встать не удосужилась, так и сидела в видавшем виды, явно не из базового интерьера «кальмара» кресле.
– Почему ты утаила на комиссии, что имела контакт с инфицированным ГПРИ? – ровным голосом спросила она и посмотрела Нине в глаза.
– Я… – прошептала Нина, у неё сразу пересохло в горле.
– Ты, возможно, тоже уже больна. Или переносчик. Отправляйся в медблок.
В медблоке пахло кварцем и разнотравьем, но никого не было. Нина пожала плечами и села кушетку ждать. Потом ей это надоело, она встала и пошла обследовать помещение. Всё стандартно, ничего лишнего, дверца стеклянного шкафа заперта, впрочем, внутри пусто. Взгляд зацепился за листок бумаги на столе, прижатый от сквозняка пустой склянкой от пилюль.
Нина подошла и рассмотрела листок. На нём от руки, но довольно разборчивым почерком было написано: «Дорогая Нина, ложитесь на кушетку, закройте глаза и ничего не бойтесь». Нина удивилась, но сделала как просили. Как только она закрыла глаза, сверху опустилась решетчатая конструкция универсального диагностического комплекса. Увы, единственным итогом обследования стала разлетевшаяся по кораблю сплетня, что у навигатора ранняя стадия галактической простуды.
А через месяц в пустом грузовом отсеке обнаружили человека. Он сидел на полу, подвернув под себя ноги, смотрел куда-то в одну точку и ни на что не реагировал. Голый. Рыжий. Взявшийся невесть откуда.
Он не мог быть «зайцем», на «кальмаре» просто не было мест, чтобы спрятаться. Всё эргономично, функционально. Опять же, никто не воровал учтённые до последнего пищевые брикеты.
Человека подняли, одели, прогнали через диагност. В итоге врач осчасливил команду запиской: «Это человек. Живой. Мозговая активность отсутствует».
Пенелопа задала вопрос, вдохнула дым и медленно выпустила через ноздри. Ответа никто не знал. Сквозь жалюзи вентиляционной решётки пела темнота. Нина отчётливо слышала её голос. Курить не хотелось, но таковы были правила. Она последней взяла мундштук. Дым завертелся и, как будто заполнил всё тело. Закружилась голова.
– Мы ждём ответа! – Пенелопа снова втянула дым.
Нина покорно ждала, когда до неё снова дойдёт очередь. Вот бы встать, бросить всех и молча и уйти в свою комнату.
– Смотрите, как я умею, – сказал Саша-Лобик, вынул откуда-то из безразмарных карманов своего комбеза яркий тюбик мыльных пузырей, взболтал, затянулся кальяном и на выдохе надул дымом большую радужно-серую сферу. Она полетела тяжело, грузно, а потом медленно опустилась на полиуретан напольного покрытия. Посидела, обдумывая своё положение, и лопнула. Дым вышел.
–Дай пожалуйста, – попросила вдруг Нина. – Я тоже хочу попробовать.
Саша-Лобик посмотрел на неё внимательно, порылся в карманах и выудил ещё один тюбик с пузырями.
Нине вдруг стало весело. Она набрала полный рот дыма и выдула большой пузырь.
Нина смотрела как он опускается на пол и, не долетев, взрывается.
– Печенег, – прошептала Нина. И повторила уже громче, для всех. – Печенег!
Команда разом вздрогнула.
– Что ты говоришь? – спросила Пенелопа.
– Давайте спросим его, – сказала Нина. – Печенега. Накурим и спросим. Кто таков? Для чего явился?
Она осеклась. Повсюду вокруг были глаза. Глаза Пенелопы, близнецов, Саши-Лобика. Глаза смотрели с картины на стене кубрика, смотрели из темноты космоса. Нина сглотнула слюну.
Сейчас она ощущала непривычную смесь ужаса и восторга, как в детстве, когда впервые удалось раскачаться на качелях и скрутить полное солнышко.
– Я предложила.
– Любопытно, – сказала Пенелопа. – А почему печенег?
– Не знаю, – соврала Нина, ей не хотелось объяснять команде про сны.
– Хорошая идейка. – Саша-Лобик лениво оторвал голову от мата. – Только мы, я думаю не пойдём, через монитор посмотрим.
Связываться с этим… печенегом Сашке не хотелось. Никому не хотелось.
– Так, – Пенелопа приняла решение и посмотрела на Нину, – бери кальян и к нему. Вдруг получится.
Нина кивнула и пошла выполнять задание. По дороге она думала, что неплохо бы завернуть к врачу, покурить с ним, поделиться мыслями, поплакаться. Нет, лучше пусть он поплачется, пожалуется, например, что барахлит центрифуга, и кушетку надо шире, а то Сашка-Лобик не влазит целиком. Но что поделать, эргономика…
Откуда в ней взялась эта дерзость? Так могла бы говорить Ася, а не она. И ворваться к запершемуся от команды врачу тоже могла бы Ася.
А она пойдёт куда сказано, и сделает, что сама же и предложила.
Нина ввела код на двери каюты печенега и дверь с лязгом убралась в стену.
Зажегся свет, рыжий сидел в той же позе, в какой она его оставила.
– Я принесла тебе такую штуку, – сказала Нина, чувствуя кожей, как весь или почти экипаж следит. – Это кальян. Смотри, берёшь эту трубку, вдыхаешь и выпускаешь через нос. Вот так!
Нина глотнула дым с запахом полыни. Человек молчал, но Нине казалась, что он все понимает.
– Теперь ты. – Она протянула Печенегу мундштук.
Интересно, кто и почему придумал использовать ритуал с кальяном в дальнем поиске? Ответа Нина не знала. Она просто ждала реакции своего нынешнего подопечного. И дождалась.
Рыжий медленно поднял руку, медленно взял мундштук и вдохнул дым. Сделал он это не так, как делала сама Нина, или остальная команда. Печенег как будто пил дым, наполнялся им весь без остатка, то есть куда дольше и больше, чем могли бы вместить лёгкие. А потом выдохнул всё разом прямо Нине в лицо.
Нина отшатнулась, зажмурилась, но почти сразу же открыла глаза…
Она лежала на койке укрытая простынёй. Из-под простыни тянулись проводки и трубки, сбегаясь к большому угловатому прибору с множеством шкал и экранов. Подробностей было не разобрать, свет в помещении был синий, приглушённый.
Нина смотрела и пока ещё ничего не понимала. Перед глазами плясали искры.
– Проснулась, – сказал кто-то невидимый.
– Сама?
– Именно. Сейчас я её усыплю.
Нина почувствовала, как через капельницу в её вену несётся успокаивающий, сладко-холодный синий свет. И провалилась в темноту.
***
– Как спали? – спросил Марина Николаевна.
Солнце билось в окно, как рыба в стенку аквариума. Февраль. Ни капли тепла, маленькое красное светило.
– Спала... – медленно сказала Нина. Сейчас она уже удивлялась, как можно было принять за реальность картонные декорации корабля дальнего поиска класса «кальмар». Она же знала всё заранее, готовилась. И сон был на самом деле не сон, а контролируемое погружение. Метод профилактики сложных психофизиологических дисфункций. Таких, как шизофрения, например. Хорошо, что с погружением вылечить её не сложнее, чем насморк. Нина планово легла в больницу при первых симптомах обострения.
– Ну и как? – напомнила о себе Марина Николаевна. Говорила она таким специфическим профессиональным голосом. – Как ваш сон? Что вы запомнили? Мы, разумеется, все записали, но ваше отреагирование… это важно и интересно.
– Скажите, а про Асю – это тоже неправда? – спросила Нина. – Не было у меня такой подруги? Я её придумала?
– Вероятно так, – Марина Николаевна поджала губы.
– Зачем же тогда убила?
– Не догадываетесь? Ася – это ваш идеальный двойник, которым вы могли бы стать, если бы не фобии, не болезнь.
Нина продолжала обдумывать своё «погружение». Какая-то мысль не давала покоя.
– Нас очень удивило и взволновало появление в вашем сне вот этого рыжего человека. Вы ещё почему-то назвали его «печенег». И он не был предусмотрен сценарием терапии.
– Я не знаю, – сказала Нина раздумчиво. – Не знаю.
– Что ж, верю, – кивнула гладко причёсанной головой Марина Николаевна. – А давайте вы останетесь у нас ещё на одну ночь? И утром ещё раз обсудим. Как вам такое?
Нина кивнула. Ей почему-то не хотелось говорить. И двигаться. Навалилась усталость, апатия. Нина знала, к ночи это должно пройти.
И ночь вспучилась огнями города. Нина поднялась с постели и подошла к окну. Вокруг неё засыпала больница. Нина подумала, что ни Марина Николаевна, ни эта их замечательная технология так и не дали ответа, что за зараза живёт в её голове. Откуда взялся и куда летит звездолёт дальнего поиска класса «кальмар».
Нина посмотрела на своё отражение в тёмном зеркале оконного стекла и увидела эргономично-тесную каюту космического корабля и печенега, сидящего на заправленной койке. Рыжий пришелец не пойми откуда внимательно смотрел на Нину, улыбался и делал приглашающие жесты. Печенегу было весело, а это значит он, наконец, созрел для разговора. Нина поняла, что должна сделать и тоже, впервые за долгие месяцы полёта улыбнулась.