Идет охота на троллей, идет охота.
Эй, толстых жареных троллей, кому охота?
Вернется водка ваша вспять ведь без закуски,
А тролльим мясом зажевать, к нему капустки.
Потом уже и косячок забьете дружно,
На тролльей шкуре отдыхать, оно не дурно.

Чем о божественном страдать -
Идите тролля убивать.

мои экспериментальные стихи написанные к различным конкурсам с заведомо известным результатом)

Беспомощные стихи о том, как я был железным драконом с попыткой обобщений и самокопаний.

Попробую писать,
Возможно, с рифмой…
С рифмой, с ритмом проблемы постоянны.
Я не поэт, как и не рассказчик…
Вернее я не повелитель слов…
Мысль путается,
Ищет мозг отмазки
Удрать от прошлого,
В словесной бесполезности фантазий
Укрыться от преследующих снов.

Итак, смерть пятая…
Смешно, я стал драконом.
Железным монстром.
Двадцать метров от носа и до кончика хвоста.
Воняя солидолом и озоном,
Носился я закованный в троса,
Таская железяки в тонны весом,
Скрипел, плевался искрами, стонал,
А на спине иссохшимся скелетом
Лежало то, что было мной когда-то
Солдат полгода службы.
Я удрал…

До этого я умирал банальнее и проще.
Понятно ведь, что чмошник
В глазах других,
А в самом деле книжный мальчик,
Попав под пресс разгула дедовщины,
Ломался с неизбежностью зимы,
Которую возможно сменит лето…
Так устроен мир.
И нет в том
Ничьей метафизической вины.

Первый раз я умер на пересылке.
Два сержанта в поисках похмелки
Потрошили новоприбывших сидора,
Но не найдя потребовали деньги,
И увидав недоуменную улыбку,
Ее ногами просто вбили в землю
Под гогот офицерского жлобья.
Был раз второй, и третий, и четвертый,
Неистощима смерть в искусстве погубить,
Но проносило.
Но зато на пятый, наконец, я понял,
Что умереть порой бывает равно жить.

"Очкарик. Значит, рисуешь" - мою судьбу прапор решил просто.
Он был не совсем прав - я любил рисовать на уроках кошек и голых девушек, но не полуметровые буквы масляной краской на морозе. Комиссия сменяла комиссию. Я метался днем по дивизии, обновляя осыпающуюся жесть, чтобы ночью засесть в каптерке, разукрашивая дембельские альбомы танками, фотографиями и голыми телками на "Харлей-Дэвидсон". Я возненавидел хищные обводы орудий смерти и засыхающие фломастеры. Однопризывники завидовали и пытались напакостить - деды меня не били, берегли. Теряя вес от недосыпания, я становился все более не адекватным происходящему. Необходимость выживания выходила на первый план, бред воспоминаний о жизни "до" тяготил все меньше. Комиссия по технике безопасности должна была быть неожиданной, но зампотеха предупредили заранее, и меня выкинули ночью в ремонтные цеха с приказом до утра обновить все плакаты и надписи.

"Не стой под грузом" на десятитонной трофейной кран-балке
Я писал лежа, свесившись вниз головой,
Когда уроненная с краской банка,
Обрушила какие-то болванки
На пульт,
И дракон задумчиво решил меня размазать о стропила крыши,
Вернее то, что было мной.

Немного проехав, кран потянул кабель с кнопками и остановился.
Я понял, что умер в пятый раз, а если умер, то неплохо бы поспать,
И накурившись, расстелил шинель и просто отрубился,
И стал себя в дракона превращать.

Итак, смерть пятая…
Смешно, я стал драконом.
Железным монстром.
Двадцать метров от носа и до кончика хвоста.
Воняя солидолом и озоном,
Носился я закованный в троса,
Таская железяки в тонны весом,
Скрипел, плевался искрами, стонал,
А на спине иссохшимся скелетом
Лежало то, что было мной когда-то
Солдат полгода службы.
Я удрал…

Так двое суток я летал,
Лишь выспавшись, спустился,
Но дракона свет в глазах моих горел,
Замполит испуганно крестился,
Верить в то, что жив, все не хотел.
Так вошел в рембата я легенды,
Дальше служба стала проще и скучней.
Был ли этот опыт нужен мне? Комменты
Пишет каждый сам себе на жизни ленту,
Не всегда мы выбираем свой удел.
Стал другим. Циничнее, умнее?
Опыт не всегда ведь это в плюс.

Где-то на неведомой планете
Я драконом устремляюсь в небо
И свободный на восход несусь.

Новогодняя поэма с врачами и чудом

... А дальше было что? Да ничего… Мы топали к какой-то хате, где обещал он, будут выпивка и бабы. Я хмыкал: " бабы". Сцыкушки по шестнадцать лет и самогон, воняющий карбидом. Друг злился и кричал, что сам я виноват, затарившись не водкой, а вином, а после поругавшись с Танькой, а Ленка без подружки не придет… И был он прав, а я кругом не прав и чувствовал себя паршиво.
Было странно тихо. Скрипел лишь снег сухой под нашими нетвердыми шагами. Два ночи. Гасли окна, "Огонек" кончался, начинался год. А Сашка шел и бил ногой в деревья и заборы. Такое с ним бывало, ну не допил, напьешься банок с двух чернил, и Ленка не пришла… А кролик был хорош, его тушил в духовке со сметаной, лист лавровый… А этот поц додумался ругаться с Танькой. Сам говорил, что девочка – улет...
Пока дошли, мороз поиздевался всласть над нашими ушами, да и нос... Поэтому не сразу понял... Шевченковская хатка под соломой. Две комнаты, полутемно, и запах пива, самогона, рвоты, капусты кислой, табака... Пока отогревался у печи, Сашка жал руки, принимал штрафную... Стонали в соседней комнате, кровать скрипела, машинально выпил протянутую другом стопку, покривился... Чем зажевать? Шагнул к столу, одни огрызки и, о радость, полбутылки "Буратино", на ура...
До танцев дело тут так и не дошло. Но музыка была. Так было дико услышать БиБи Кинга. The Thrill is Gone. А может это была АBBA, и будущее просто вторглось в подсознанье... Выпили. Заспорил с кем-то громко Сашка. Потом какой-то анекдот, глупейший, с матом. Пытался тоже что-то рассказать, но перебили, выпили еще. Я понял – будет драка. А Сашка, он такой, ну как же без него? Пора валить. Пытался встать, но ноги отказали... Все засмеялись и дружно потащили меня проспаться на кровать. В сплетенье чьих-то ног и рук... Плыл потолок, кровать качалась... Все...
Проснулся в клубе. Шинель, пар изо рта... Шинель? Кто я, где я? И почему уверен так, что клуб? Бр-р... Холодно. Прижался к едва теплой батарее. Еще солдатики кругом по лавкам. Прапор-чмошник с синяком под глазом... Полузаброшенный фабричный клуб, огромный зал... Я вспомнил! Нас обменяли на плиты ДСП, комбат решил казармы благородить, и мы часов двенадцать в день катаем на пилораму бревна... А в голове заезженной пластинкой, крутилась строчка: "...с корабля на бал..."
А Сашка сказал, что в новый год он будет пить, плевать, что денег нет, и вышел на цыган. Через забор мы выкинули стулья, обратно ящик кислого вина...
-Сухое...
-Тебе не все равно ли?
Было все равно. Белое вино с тушенкой. Пили у конторы, там отыскалась голубая ель.
-За рекой общага педучилища, девчонки. Ты со мною?
-Куда ж ты без меня... Набьют ведь морду...
Накаркал. На мосту нас ждало пятеро, сержант какой-то, видно отпускник, и местные придурки. Запомнил только: "Я под Кандагаром... Кровь... А вы тут наших баб..." А дальше тьма...
Да, где же Сашка? Вот на сцене, в занавес завернутый лежит. Так стало его жалко. Откуда-то я знал, что не минет и года, нам зачитают перед строем: "Исполняя интернациональный долг... Александр..." Как погиб, мне рассказал начштаба, единственный на батальон земляк. Ведь Сашка сварщик. Не отмочив как надо бак "Урала", варил дыру. Рвануло. Полчерепушки улетело за забор... Спи спокойно... Я тоже должен был там сгинуть, но перед отправкой расколотил последние очки. Командиры ржали, и я остался плакаты на морозе обновлять... Помог мне выжить вечный наш бардак...
Поежился. Я помню то, что будет? До утра еще часа четыре было. Тут где-то библиотека... Пыль. О Господи, когда последний раз заглядывал сюда ты? Со стены взглянули очи строгие железнодорожного наркома... Припомнил, что местечко это родина его, и даже его носило имя. А ведь он жив еще там где-то... А через пару лет тут вымрет все – рванет еще одно наследье строя и Зона нас встретит радостно ... Черт, опять накрыло... Скрипнул дверкой... Подшивки "Правды", "Вокруг света", "Инвалидъ"?! Потянулся и достал блеснувший золотом корешок Эфрона, но на шкафу качнулся бронзовый Хозяин, и врезал в лоб дубинкою ОМОНа...
Открыл глаза. Балки потолка нависали, но не кружились. Воняло. Рядом кто-то пыхтел, раскачивал кровать... Сдвинул чью-то ногу, встал... Вслед матюкнулись. В пустой Вселенной Головы взрывались Новогодние Салюты... Под столом нашелся Сашка. Вытащил во двор, ткнул мордой в снег. Кажется очнулся. Светало. Праздник удался. Потопали домой...
Сашка, друг, потомственный алкаш, хотел так вырваться из круга, но пили все. После службы он шоферил на скорой, покуда не избил врача. По быстрому свалил в родную часть, там помнили о нем, закончил курсы, прапор. Приезжал, стал сам себя шире, выпив, плакал, а после возвращался в никуда.
Погиб в Германии при погрузке танков.
Вы спросите, а где врачи? Ну, врач известен мне один, и это – время...
А чудо? Я остался жив...

Поток сознания и крик души, быть может? Пусть рифма стонет, алчно гложет ритм. Но, Сашку ведь, Иа, не воротить, или не думать, что он стал взрослее. А комитет солдатских матерей не примет жалобу. Становимся врослей. Ослом я буду, если закричу: "Прочёл, ребята, в армию хочу"....

крик души?
это так выглядит?
на конкурсе, где я вывешивал эти стихи, меня обвинили в душевной порнографии и стриптизе. тоже душевном.
Поток сознания, как метод, мне близок.
Вот еще одно, из ранних.

Космогония по Ia

Он день шестой проспал,
А в день седьмой хотел доделать.
Но прилетела пуля,
Врасплох застали гости,
Сгорела каша, кончилась вода,
Или война,
Уже не помню.
Хор ангелов откуда-то явился
И слюни распускал,
И путался в ногах.
И ящерицы все ползали по стенам,
И из щелей все лезли муравьи,
Собаки ночью выли,
Утром птицы,
Собрался ветер, не собрался дождь,
И двое лысые какие-то ходили
И жрали все...
Когда он сотворил их,
Когда сказал что хорошо?

Он был или не был?
Какое-то затменье...
Как мог проспать,
Наскучивший себе,
То самое мгновенье мести,
Ради которой закрутлось колесо?
Ходили лысые и жрали все...
Как произошло?
И это тоже он?
И это от него? Подобие его?
Но,
Уничтожить, стереть с лица земли...
Стереть себя?
Ведь это тоже Я,
Безмерный, скучный,любопытный,
Раздвоенный, расстроенный
С мгновения того,
Что появились эти ..., как их...,
Что жрали все...

Он был тщеславен и самолюбив,
Кого еще любить, когда один ты,
Когда вокруг лишь бездна и ничто,
А сущее лишь то,
Что сотворяется твоим усильем,
И вне тебя нет ничего,
А раньше не было и что,
А ты, великий и единый,
Наскучив собственным величьем,
Крутнуть вселенной колесо
Решил?
Или за тебя решили...
Но,
Случилось, стало, произошло...
Кто мог просчитывать тогда
Прогрессию с нуля,
В мильярдность множенных ничто,
И только для того,
Чтоб двое лысые какие-то ходили
И жрали все...

Самое печальное,
Что все повторилось.

И он вновь проспал.
И запах пригорелой каши
Его преследовал оставшуюся вечность,
Как и комариный писк,
В пять ночи
Взорвавший, задремавший было мозг.
Хотя конечно был он выше,
И был он все.
Но кто сказал, что не обладал он подсознанием,
Вместившим ужасы всех прошлых,
Неудавшихся попыток
Прорваться через множество себя,
Создав еще себя, не обрезая впрочем ниток,
Чтоб дергая узнать,
Ну а каков он в этом или в этом состоянии...

И в ужасе разбивая лоб:
"О Цеваот!"
А тут проспал...

В какой-то мере это было скучно
И было повторением,
Безвременным возвратом, колесом,
Что, как на ось, он на себя напялил,
Крутнул отталкиваясь лишь воображением,
Но в тот момент возврата на себя,
Вдруг осознал он в глубине печенки,
Еще не поняв, только осознав,
Что нечто новое и странное случилось,
Что появилось нечто не подвластное ему -
Явилось Время в этом повторении...
Как странно,
Происходило что-то,
Что невозможно повернуть назад,
Вернуть в предизначальное ничто,
Где только он,
И с каждым повторением,
Накапливалась разница чего-то
И тормозила этот поворот.

Произошел надлом.
В какое то мгновение Симметрия Вселенной прервалась,
И начало отсчитываться Время,
Отрезав путь назад.
Утратилось единство Совершенства,
Великолепие единого Ничто,
Раскрылся кокон свернутый в себя
И истекая сгинуло Блаженство...
А ВЫ СКАЗАЛИ:" ВСПЫХНУЛА ЗВЕЗДА!"

А ВЫ СКАЗАЛИ:" ВСПЫХНУЛА ЗВЕЗДА!",
СКАЗАВ, ПРЕДСТАВИТЬ ЭТО НЕВОЗМОЖНО,
НУ ПРОСЧИТАВ ЛИШЬ РАЗВЕ ГДЕ И ТОЛЬКО,
ЧТО В ЭТОЙ ТОЧКЕ ВЫГОРАЕТ СТОЛЬКО-ТО И СТОЛЬКО,
ТАКОГО И ТАКОГО ВЕЩЕСТВА.

И только для того,
чтоб двое лысые какие-то ходили
и жрали все...

"крик души?
это так выглядит?
на конкурсе, где я вывешивал эти стихи, меня обвинили в душевной порнографии и стриптизе. тоже душевном.
Поток сознания, как метод, мне близок.
Вот еще одно, из ранних."

Почитаю, не на бегу. В ваши тексты приходится ВЧИТЫВАТЬСЯ

Стриптиз мож и есть, отчасти, имхо (но текст без душевного стриптиза автора (лёгкого или жёсткого) - для меня плохой текст). Или мы по-разному понимаем это с тем, кто вам такое написал.

А вот порнографии душевной не увидел. Вообще. Наоборот - на изломе.

Крошка сын к отцу пришел
И спросила кроха:
Модер это хорошо?
Тролли это плохо?

Озадачен папа был
Глубиной вопроса.
Начал он пургу нести,
Так как был философ:

"Дуализм в вопросе есть,
Понимаешь, кроха.
У соседа потроллить,
Может и не плохо.

Но когда сосед к тебе
Нагло лезет в форум,
Значит тролль он и месить
Надо его хором.

Только взял он и удрал,
Все вокруг измазав,
И доволен как удав,
"смел" и безнаказан.

Модератору ж всегда все выходит боком:
Влево шаг - он либерал,
Вправо шаг - он каннибал,
Вечно Всеми проклят.

Но опять же это власть,
Молотком владея,
Несогласных можно вслать
Банить не жалея..."

Долго так еще грешил
Папа словоблудьем.
Только сын заснул давно,
Для себя уже решив
Кем он дальше будет.

Если Вы не возражаете)) Где-то на форуме я уже печатал:

Служил модератором Вася Пробиркин
Он был модераторам другом и братом
Он был для участников Правил Приматом
Ни капли на Клаву! Ни топика матом!

Администратор! Администратор!
Снилось Василию с утра до заката!
Администратор! Администратор!
Красными буквами буду печатать!

Однажды в осеннюю флудную пору
Загнулся на сайте их администратор :-(
Вася Пробиркин теперь не оратор
Он тихо за всеми следит Страшим Братом
И клавой на кухне стучит и стучит
Он тихо за всеми следит и стучит…

Сын-ишак к отцу подсел
И спросил сей кроха:
«Папа, разве мой удел
Троллить троллей?»

«Плохо!»
«Плохо троллить, сын-админ,
Даже будь ты модер!»
Папа, но ведь я - один,
А без троллей - плохо.


ЗЫ:
Андрей - не очень понял ваш гимн модерам. Надеюс, Иа мне объяснит

я не всегда был модератором, но стихи писал получше

объясняю)

Над собой умей смеяться…
Шефнер В. С.

Над собой умей смеяться
В грохоте и в тишине,
Без друзей и декораций,
Сам с собой наедине.

Не над кем-то, не над чем-то,
Не над чьей-нибудь судьбой,
Не над глупой кинолентой —
Смейся над самим собой.

Среди сутолоки модной
И в походе боевом,
На корме идущей ко дну
Шлюпки в море штормовом —

Смейся, презирая беды, —
То ли будет впереди!
Не царя — шута в себе ты
Над собою учреди.

И в одном лишь будь уверен:
Ты ничуть не хуже всех.
Если сам собой осмеян,
То ничей не страшен смех.