Спрашиваете, как дела? Скучно, жарко. Ветер качает сосновые лапы, шелестит камыш. В просветах зелени — беспокойная синева, разлившаяся до горизонта тысячей сверкающих улыбок. Мироздание незыблемо, но что-то неуловимо меняется. Кривятся стертые подошвами корни, ноги увязают в песке и отчего-то беспокойно стучит сердце. Что-то обязательно случится. Я читаю это в перистых облаках, ребристым штрихом царапающих лазурь. Думаю я, конечно, не так. Мне просто хочется выглядеть солидно. Возвышенно...
Там у кромки воды — где смыкаются стихии, молодость дарит тело лучам солнца. Пушистые метелки трав бесстыдно касаются бедер, брызги щекочут загорелую кожу. А меня обжигает полуденный зной, я задыхаюсь от пряного аромата багульника, разлитого в тени. Болезненно щурясь, я слежу издали, оставаясь невидимым свидетелем этой маленькой летней мистерии.
Помню вот так же мы ехали по пляжу от устья реки, петляя в лабиринте сосен. Закатное солнце полыхало навстречу, мы были веселы и дружны, а набилось нас в машину немало. И кто-то крикнул: “Смотрите!”, все повернулись к берегу, прилипли к стеклам и взревели в восхищении. Обнаженная Афродита вышла из пены, а шел уже седьмой день рейда, и все мы были немножечко на взводе.
Никита тогда едва не перевернул машину, не в силах совладать с нахлынувшим чувством, хотя нас уже опасно кренило на склоне. Что уж там нарисовал каждый из нас оголившимся нервом, но зарубкой в памяти осталась обнаженная фигурка в бесконечной безлюдности берега.
Да, пронзительно... Какая-то невостребованная нежность поднимается из глубины души. Отголоски юношеского восторга и стыдливой надежды. Сладкое томление и готовность предложить ей свое тело, беспомощное, но мужественное. Открытое для беззаветной жертвы. Искреннее и возбужденное. Честное.
Жуть! Убить бы ее сразу.
Гадай, не гадай, а прошлого уже не исправить. Ничего не вернуть, годы смыкаются чередой цифр, сжимаются серой стеной забвения. Пестрят картонным калейдоскопом бесконечных забот, сквозь которые тускло просвечивает молодость. Приехали! Молодость ему...
Почему-то все чаще это слово приходит на ум, все больше с оттенком грусти и ощущением утраты. Забытую песню несет ветерок... Да, как давно это было! Помнит только мутной реки вода... Это еще с первой, на Кавказе. Река была мутная и очень холодная, но тогда еще здесь не стреляли. В открытые окна по утрам втекал прохладный, удивительно сладкий воздух с гор. Упругий, невероятно голубой в предрассветной тени, словно вода маленького озера по дороге к Рице.
А потом я нашел плот, вскарабкался на него, спасаясь от ледяной воды, и течение уносило меня незаметно в море, а на горизонте в туманной дымке наливался синевой силуэт Занзибара. Перепуталось все, переплелось. Это детство теснит воспоминания нынешнего меня, дрожащими миражами африканского нагорья.
Видимо, пора! Видимо пришло время. И она вышла нам навстречу с трубой гранатомета на плече. Утренний воздух сгустился, вспучился белой полосой, летящего к нам выстрела. Хорошо было! Звонкая пустота, чад горящей машины, и пьянящая радость понимания: “Жив!”. До сих пор. Хотя уже не знаю зачем. Но может быть, когда-нибудь узнаю. Например сегодня. Почему бы и нет?

Откуда гранатомёт взялся, если из воды вышла голая?
А в целом неплохо.
Из минусов лично для меня - излишне поэтично, что ли. Хотя, наверняка найдётся много читателей, что скажут: наоборот, это здорово!

Очень знакомые слова и навевают воспоминания - молодость, пиво в стеклянных трёхлитровых бутылях, и бабинный магнитофон.
Но как то чужеродно читаются в данном тексте.


Если уж выстрел и летит - и летит, при этом, именно к вам, то это уже не полоса. Полоса уходит в сторону.