Автор: Марина Мартова (Марина)
Отступное
Июнь в Москве выдался тёплым, но без прошлогодней жары, однако косоворотка на мохнатой спине Хозяина уже вымокла от пота. Не прогадал ли… эх, не только для людей условие «отдай то, чего у себя не знаешь» - опасная игрушка, с подвывертом. Чего ж такого он в своём городе не знает? Спешно, без всяких разрешений построенного кабака? Татя какого, что с чужим паспортом приехал из глубинки или спустился с гор? Да этого добра в белокаменной – забирай, не жалко.
Никогда б в такие дела не полез, так ведь рушат, ломают – что на Никитской, что на Ордынке. Боннский Хозяин говорил – помогут в Европе. А он в Неметчине так и остался за главного, хотя стольный город сейчас и Берлин. Для начала надавят по официальным каналам – архитектурное наследие, то да сё. А не послушают – так отдыхать и развлекаться начальство в ту же Европу ездит. И денежки у него там лежат. А среди тамошней нежити такое попадается, что русскому человеку и помыслить страшно. Это с домовым или там с банником можно и добром договориться.
Как наваждение какое на людей нашло. И ведь нельзя сказать, чтоб уж ничего хорошего не делали. Царицыно вот отстроили. Были бы покойные зодчие довольны или нет, но призракам-то московским обретаться где-то надо? Там сейчас порядок, порешили, наконец, что в людные места не ходить, среди бела дня не появляться.
За пазухой затренькал мобильник. Хозяин специально просил купить ему аппарат побольше, но в его лапище он всё равно смотрелся игрушкой – еле по кнопкам пальцы попадали. Есть друзья в нужных местах, есть. Из гордумы звонили.
Друг-человек, сглатывая слоги, рассказывал, что готовят новый закон. Москву будут расширять. Да что ж он так торопится, сердечный? Впрочем, что с них взять – и живут-то бедолаги всего ничего.
- Что, и Кокошкино? И Первомайское?
Ёлки ж зелёные, если столица так разрастётся, как он за ней усмотрит? А лешие тамошние небось уже лес с корнем дерут со злости – ведь вырубят всё, коттеджики построят. Хозяин от отвращения аж на асфальт сплюнул.
Но добило его не это. От новой мысли просто ноги подкашивались. Получается, что есть такое, чего он у себя не знает. Вернее, будет. А он-то удивлялся, что боннский Хозяин не захотел по рукам сразу ударить, предложил через месяц, при свидетелях. Раньше него узнал, зараза! Вот уж у кого свои люди повсюду…
- Сколько ты говоришь? Двести пятьдесят тысяч на территории?
Тщеславны все Хозяева, куда деваться. А пуще всего каждый бахвалится тем, сколько кого под его приглядом ходит. Домовой - скотиной, леший – зверьём разным. Водяные, те на рыбу в карты играют. Кто проиграл, того и окунишки. И ведь не попрёшь против неведомой силы – озёра под землю утекают, рыба где заводится непонятно отчего, где выводится.
Двести пятьдесят тыщ душ должны теперь из Москвы уехать. Это что, только в Германию? А в другие страны тогда сколько? Это ж от столицы не останется ничего. Такое ведь лишь от большой беды может случиться. Гражданская война там или лето несколько раз выйдет похуже прошедшего. Вот уж кстати затеяли лесные места в город переделывать – душегубка тогда в столице будет. Или кризис такой опять рванёт, что поманят всех молодых огни чужого города.
Ну нет, это жители могут говорить, что Москва слезам не верит и не жалеет никого. А он не просто житель. Он – Хозяин. Он за каждого отвечает.
Пальцы не слушались, нужный номер удалось набрать лишь с третьего раза. А, знает кошка, чьё мясо съела. Понимал боннский Хозяин, что сфальшивил. А всё же от уговора просто так не отказываются, он теперь отступного может стребовать. И стребовал. Найди, говорит, пословицу, которая у нас есть, а у вас её нет. Тогда миром поладим.
Кому теперь звонить – Хозяин долго не раздумывал. Скобарю, конечно. К ним же и ганзейские купцы заезжали – не может быть, чтобы тамошний Хозяин за несколько веков немецкий не выучил.
Псковский Хозяин отозвался недовольно:
- Что, как нам помочь, так мы дотационный регион, а как от нас чего нужно, так исторический город?
- Это ж не от меня зависит, - вздохнул Хозяин. – Ты бы ещё Иоанна Грозного припомнил.
- А ты думаешь, мы о нём вообще забывали?
- Хоть ради Ляксандра Сергеевича.
- Ну ладно. Любил он ваших и наших любил. А ты что, знавал его что ли?
- Ещё бы. В калашном ряду познакомились, когда он лясы с торговками точил. Вострый такой, проворный.
- Дюжины две пословиц этих германских я когда-то даже для памяти записывал. Время было мирное, это воина ты без разговоров по шелому хрясь – и все дела, с купцом говорить надо. А речь без присловья как еда без соли. Вот например: «Слишком много поваров портят кашу»
- «У семи нянек дитя без глазу», - отозвался Хозяин.
- «Всем угодить – такое искусство никому не под силу».
- «Я не медный пятак, чтоб всем нравится».
- Ну, тогда «Любое начало тяжело».
- «Лиха беда начало, а там уж и легче стало».
- «Из хорошего семени – хороший урожай».
- А «от худого семени не жди доброго племени». Или «Что посеешь, то и пожнёшь».
- На тебя не угодишь. «Не следует хвалить день до вечера».
- Точно, «цыплят по осени считают».
Долго они так переговаривались, под конец скобарь огорчённо вздохнул, пожелал удачи и отключился. Хорошо, что связь по мобильнику тоже давала неведомая сила, а то сколько бы разговор этих нынешних бумажек стоил – не сосчитаешь.
Удручённый, брёл Хозяин через город, не замечая ни отцветших лип, ни старинных палат, ни ночных магазинов, и только там, где особо силён был бензиновый дух, чихал со всей силы. И тут ему послышалась песня. А музыка – это штука такая, во всех мирах тебя найдёт. «Ах, я за то люблю Ивана, что головушка кудрява…», - дудел мужик. И играл-то на кларнете, а не на чём попроще, но правильно дудел, с пониманием. «Вот и все бабы такие, - ворчал про себя Хозяин, - нет бы за что путное полюбить». От души, однако, сразу чуток отлегло. Хозяин подошёл к музыканту, кепки или шляпы на тротуаре не нашёл и кинул пятак с орлом прямо на лежавшую рядом сумку. Тот начал выдувать «Соловейку», словно почувствовав его печаль. Закончил, поклонился:
- Спасибо, Хозяин.
- Так тебе видно что ль меня?
- Я ж с историко-филологического. Сразу понял, что Хозяин, вот только чего? Дома, озера, леса – мелковато будет.
- Московский я. Здешний. Вот такое можешь? - он попытался изобразить.
- Легко.
Грустна всё-таки вечерняя Москва, и грустная мелодия пролетела над ней, пропела что-то в загорающиеся окна домов и умолкла.
- Что это было?
- Блюз.
- Это как?
- Это если хорошему человеку плохо.
- Мне такое один Хозяин из Америки напел, когда с ним квасили. У него город затопило, он держался, сколько мог. А потом к нам приехал горькую пить – у них там не пожалеют, не дождёшься. Забавный парень, душевный – кожа тёмная, губы толстенные, а по ухваткам вроде француз. Эх, вот и мне теперь только напиться и остаётся…
Куда деваться, подумал он, сейчас всё расскажу. Ну и рассказал, конечно. Помолчали вдвоём…
«Да уж, - раздумчиво произнёс музыкант. – задача непростая. Народная мудрость – она на то и мудрость, что границ не знает. Вот и пословицы похожи. Немцы нам и так-то родня, а у восточных вообще славянской крови половина. Только ты учти, язык – он штука живая, всё время что-то новое появляется. Надо бы чего из свеженького поискать.
Точно!
Вот она: «Смерти и поезда не приходится ждать»».
Экая же у немцев смерть дотошная, по расписанию ходит, как их поезда. Хозяин вспомнил все виденные им толпы на московских перронах, все услышанные объявления об отмене рейса. Теперь хоть и получше стало, а всё же не Неметчина.
- Годится! – завопил он как мальчишка. – Такого у нас точно не будет.
- Только знаешь, обидно как-то, - чуть спустя добавил Хозяин. Это мы, получается, только беспорядком и можем похвалиться? Выходит, что не я ему нос утру, а он мне?
- Обидно, - согласился музыкант. – Но помирать-то нам и в самом деле рано. Когда-то на немецкие товары смотрели… ну как сейчас на китайские. Дёшево, да гнило. А когда-то и немцев считали самыми большими разгильдяями во всей Европе – куда там до аккуратных, деловитых итальянцев. Всё в руках человеческих. Так что иди, отдавай своё отступное.
- Спасибо тебе, утешил. Завтра на том же месте будешь, добрый человек? Ты смотри, я милиции могу глаза отвести, чтоб не гоняли.
- Это бы хорошо, уж больно место наигранное. Слушать здесь умеют, улыбаться пока не разучились. Только вот ещё, про старую Москву мне расскажешь?
- А, ты ведь с историко-филологического… Расскажу и покажу, только сколько Москвы той осталось. Что-то один я и помню. Эх…