СНЕГОВИК
Твердый комок снега врезался Стасу в щеку, ободрал кожу и обжег обидой.
Не успел он оглянуться, а уже воткнулся головой в сугроб.
За спиной смеялся Кирилл – гроза детдома. Двор приюта мгновенно опустел, при его появлении в компании двух товарищей. Они тоже ржали над не успевшим исчезнуть из их поля зрения Стасом.
– Эй лохудрик, аккуратнее надо быть - на улице скользко! – гоготал Хлыст, правая рука Кирилла.
Прозвище свое получил за то, что бил резко и исподтишка.
Стас вынырнул из снега, прекрасно осознавая, что без унижения и избиения его не отпустят.
Удар в живот заставил забыть о возможности дышать. В боку справа кольнуло, словно туда вогнали спицу.
– А чего это, лошпед, ты тут делал? – влез Кишка, третий участник банды, с расспросами.
– Снежную бабу лепил?
– Что-то с формами поскромничал! – хмыкнул Кирилл.
Он схватил горсть снега и под улюлюканья товарищей принялся валять из снеговика Венеру Милосскую с формами Памелы Андерсон.
Сегодня Стас пропустил обед, делая большого, по меркам семилетнего мальчика, снеговика. Он считал его новогодним символом, таким же важным, как и Дед Мороз со Снегурочкой. И никто не мог переубедить его в этом. Стас был уверен, что без Снеговика не произойдет праздничного чуда. Теперь над верой маленького мальчика издевались три отморозка.
Стас взорвался, точно лопнувший воздушный шар.
– Тварь! – выкрикнул он и бросился на Кирилла.
Сильный толчок в плечо опрокинул Стаса на снеговика. От символа нового года осталась бесформенная белая куча.
Подскочил Кишка, замахнулся ногой, собираясь поддать в живот Стасу. Потертый носок сапога врезался в остатки снеговика. Крошки снега разлетелись брызгами. Стас успел откатиться в сторону, вскочил на ноги и двинул окоченевшим от холода кулаком в нос Кишке. Раздался хруст, словно кто-то надкусил спелое яблоко.
Кишка схватился за лицо и завыл от боли:
– Вот лохудра, он сломал мне нос!
Стас не к месту испытал неловкость и стыд, похожие чувства, наверное, ощутил бы кролик, случись ему загрызть волка.
Остальные стояли в сторонке и удивленно хлопали глазами – раньше им морды не били. Стас мог бы смыться в этот момент, но окрыленный маленькой победой, он бросился на Кирилла:
–Ты следующий, гад!
Скромный детдомовец, последний раз дравшийся – точнее, получавший по носу – еще в песочнице, он со злобным остервенением бросился в сторону обидчиков. То, что на их стороне было численное превосходство, ничего не меняло, они хотели лишить его чуда, и это толкало Стаса на необдуманные поступки.
Ловкая подножка Хлыста сбила Стаса прямо под ноги главарю. Сам Кирилл, десятилетний здоровяк, стоял, сложив руки на груди. Рядом топтались парни из его своры – вид злой и агрессивный, будто у цепных псов, пытающихся доказать, что они полезны хозяину.
Стас зарычал, отчаянно и злобно.
– Сволочи! Трусы! А ты – урод! – выплюнул он в лицо Кириллу. – Ты никто без своих шавок! Жалкое ничтожество!
Хлыст дернул Стаса за шкирку, поднимая на ноги. Тут же огромная лапа Кирилла сшибла его с такой же легкостью, с какой шар в боулинге сносит кеглю. Вот так легко и без предисловий, вместо простого: «Я убью тебя, козел!».
Кириллу даже не пришлось отдавать команду верным «псам». Брезгливый кивок и на Стаса обрушился град ударов.
В вышине плыли белые, как взбитые сливки, облака и, словно белые мушки, плясали снежинки.
Последнее, что помнил Стас, перед тем как потерять сознание, это довольную физиономию Кирилла и плевок в лицо.
Метель выла, словно хор безумцев, снежные вихри кружили, как призраки.
– Алло! Милиция? – спросил встревоженный детский голосок в трубку.
– Да, мальчик! У тебя что-то случилось?
– У меня пропала мама…– признался малыш.
– Ты можешь ее описать?
– Конечно! – воскликнул мальчик. – У нее зеленые глаза, рыжие, курчавые волосы, она всегда собирает их в хвост, чтобы не мешались. А еще она очень добрая и самая красивая. Лучше нее нет никого на свете!
– А как зовут твою маму?
Мальчик замолчал. Растерялся. На глаза навернулись слезы. Он не знал ответа.
– Что же ты молчишь? – нетерпеливо спросил мужской голос. - Каждый ребенок должен знать, как зовут его маму! Ты что, забыл? Может, поэтому она тебя бросила? Потому что ты ее забыл!
– Я…не забыл…– детский голосок всхлипывал, глаза покраснели от слез, от волнения мальчик мог только лепетать. – Ее зовут…зовут… – в голове крутились десятки имен, но не одно из них не казалось родным и близким.
– Все ясно, – презрительно бросил мужчина.
В трубке раздались гудки, монотонные, однообразные, как точки на экране.
– Мама! Мамочка! – закричал Стас и проснулся от собственного голоса.
Тут же накатила боль. Мощная волна врезалась в руку, захлестнула голову, накрыла тяжестью тело. Вынырнуть из глубины боли и ломоты заставили тихие гудки. Они врезались в сознание коротким, ритмичным писком, выволакивали из неприятных ощущений. Боль схлынула, оставив мерзкую холодную влагу от пота на теле.
Стас огляделся. Он лежал один в больничной палате приюта, рядом с кроватью стоял прибор, от которого разбегались проводки, точно щупальца морского чудища. Аппарат нудно пищал…
Бесил. Раздражал. Рвал на части.
Стас резко поднялся на кровати, чтобы выключить прибор, вырубить противный звук.
Не смог. Тянущаяся рука бессильно упала, перед глазами поплыло, и он погрузился в омут сновидений.
– Алло! Служба помощи? – спросил детский голосок в трубку.
– Да, малыш! Чем можем помочь?
– Мне нужно найти маму!
– Как она выглядит?
– Невысокая, с добрым лицом и веснушками на носу, волосы завязаны в хвост, – сбивчиво принялся описывать мальчик маму. – Лучше нее нет никого на свете!
– А у нее есть собака?
– Да! Пушистая и очень веселая! Она звонко и радостно лает, когда встречает хозяйку с работы!
– Тогда мы ее нашли.
– Нашли? – детский голосок удивленно пискнул, волнение заглатывало слова.
– Она будет ждать тебя возле нарядной елки со снеговиком.
Раздались короткие гудки. Бесконечным, рваным гудением, они вырывали его из единственно сна, где, наконец, нашли самое дорогое для него в жизни. Каждую ночь во сне Стас звонил и звонил, спрашивал, искал. Грезы были безжалостны и всегда крушили хрупкую надежду, точно ледокол весенний лед. В пожарной части над ним смеялись, в бюро находок – сочувствовали, справочная – безразлично отвечала: «Справок не даем!». И так из сна в сон, кроме последнего!
Сон взбудоражил, придал сил. Стас вырвал из руки капельницу, оторвал проводки от писклявого прибора, отчего тот монотонно загудел. Труднее всего было встать на ноги и сделать первые шаги. Каждое движение отдавало болью, голова кружилась. Босой, он прошлепал к окну, возле которого на стуле были сложены его вещи. Стас засунул руку в карман рубашки и достал оттуда фотографию женщины. Он нашел этот снимок несколько месяцев назад на улице во время прогулки. Доброе лицо и улыбка женщины согревали одинокую душу ребенка. Он хранил фотографию у себя и верил, что на ней изображена его мама.
Стас прижал к себе снимок и посмотрел в окно. Проспект, освещенный уличными фонарями, тянулся между двумя рядами жилых комплексов, пустынный в столь поздний час, точно голова студента после экзамена. Блестели трамвайные ленты, светились окошки немногочисленных «сов», что бодрствовали в три часа ночи.
Стас смотрел на небольшой бугор – место, где утром стоял снеговик. Нового лепить не было смысла - растопчут, изуродуют, убьют чудо…
Оставалось только бежать! Туда, где можно спокойно слепить нового снеговика и ждать, ждать… чуда.
С большим трудом Стасу удалось одеться. Плотно забинтованная правая рука колючими ощущениями реагировала на движение и прикосновения. Один раз Стас потерял на минуту сознания, но это не остановило его. Придя в себя, он вышел в коридор. Брел к выходу, опираясь на стену, понимал, что далеко не уйдет – не было сил, да и теплой одежды. Однако с упорством маньяка, он продолжал переть вперед.
Медсестра нашла его в коридоре. За ночь побег совершался еще не один раз, пока Стасу не привязали ноги к кровати.
Бодрости в его организме содержалось меньше, чем золота в морской воде. Спать особенно не хотелось, в голове двигались мысли, тяжелые и неприятные, как ленивые слизни, и он просто лежал, слушая, что происходило вокруг.
Затем он вытащил фотографию. В темноте Стас долго вглядывался в красивое лицо и незаметно для себя уснул…
Утром врач, Мария Ивановна, как обычно обходила больных. На полу около кровати Стаса она увидела снимок, который ночью выпал из его рук. Подняв его, Мария Ивановна взволнованно спросила:
– Откуда у тебя эта фотография?
– Нашел, – буркнул Стас, не желая откровенничать.
– А кто эта женщина?
– Моя мама, – улыбнулся Стас и добавил:
– Она добрая и любит собак.
Мария Ивановна разволновалась и, не осмотрев толком больного, убежала к заведующей приюта.
– Точно она на фотографии? – недовольно хмурилась Галина Альбертовна.
– Да она сюда каждый день ходила, как на работу! Волонтером нанималась, все документы для усыновления таскала, тогда, наверное, фотографию и потеряла. Ей везде отказывали, она все одно, ходила и ходила…
– Да помню я ее, как страшный сон. Никак ей не объяснить, что без законного супруга опеку над ребенком не получить, – заведующая нервно постукивала пальцами по столу. – Ты представляешь, если Стас ее случайно встретит? Она же постоянно подает документы, будто без штампа в паспорте что-то изменится! Это при нашей-то системе! Тьфу! – Галина Альбертовна глубоко вздохнула, досчитала до десяти, успокаиваясь. – Как там мальчик?
– Как только поправится, сбежит, – с уверенностью заявила Мария Ивановна, – вбил себе в голову ерунду елку и снеговика…
– Надо срочно принимать меры! Иначе хорошо это не кончится. И еще, скажи всему персоналу, что если увидят девушку с фото, немедленно пусть приведут ко мне. А то одни проблемы от ее визитов. Она охрану обманывает, как делать нечего. Ни в коем случае не позволяйте ей шастать по территории, а то не приведи Господи, встретятся…– она махнула Марии Ивановне, мол, свободна, а сама принялась думать, как решить сложившуюся ситуацию.
Стас шел на поправку быстро. Сбежать пытался каждый день, особенно когда узнал, что за ним стали тщательно присматривать. Один раз даже решился выпрыгнуть из окна. Под окнами второго этажа расположился свежий сугроб, который, по мнению мальчика, должен был смягчить падение. Такая малость, как отсутствие теплой одежды зимой, его ни капли не смущала. К счастью для сотрудников приюта, окна заклинило и ослабевшему мальчику оказалось не под силу их открыть.
Заведующая очень разозлилась от этой новости, страшно подумать, что произошло бы, распахни он створки... После такой выходки Галина Альбертовна настроилась на решительные действия, оставлять ситуацию на самотек она не собиралась, как и оставлять мальчика в приюте.
Через неделю Стас стоял в кабинете заведующей. Полкомнаты занимал шкаф, набитый папками с документами. Они теснились за стеклом, как пассажиры автобуса в час пик.
Большая, точно раскормленный бегемот, заведующая сидела за столом и тщательно перебирала бумажки.
– Садись, – она грозно посмотрела на воспитанника, так, что тот покраснел.
Он понимал, что как минимум ему влетит за драку с компанией Кирилла. Все знали, что любые разбои на территории приюта смело можно приписать им, но свидетели происшествий всегда выгораживали их. Боялись. Поэтому Стас заранее приготовился к наказанию, совершенно не ожидая другого развития событий.
– Стас, перейдем сразу к делу! У меня нет времени размусоливать недавние события – ужасную драку во дворе, твое поведение в палате, – заведующая ненадолго замолчала, укоризненно припечатав неодобрительным взглядом. – Я понимаю, что драка была не только твоей инициативой, но закрыть глаза на твои побеги, попытку к суициду, я не могу – такое поведение нельзя спускать… Ты должен будешь покинуть наш приют.
Последняя фраза прозвучала словно заключительный, особенно мощный аккорд органа, который потряс зал и замолк.
Галина Альбертовна вернулась к перебиранию документов, словно только что попросила чашку кофе, а не вышвырнула воспитанника вон.
Стас ощущал себя занырнувшим под воду с камнем на шее. Воздуха не хватало, перед глазами, как суетливые рыбешки, прыгала мебель, будто не могла решиться, где ей остановиться.
– Но как же…– только и смог промямлить он.
– Вот так! – резко ответила Галина Альбертовна, схватила трубку телефона и требовательно протараторила:
– Как там документы? Готовы?
Дальше Стас вслушиваться в разговор не стал. У него возникла новая идея. Перевод – это отличный шанс для побега и он принялся обдумывать, как лучше привести план в действие.
Раздался робкий стук в дверь. Галина Альбертовна радостно улыбнулась и торопливо крикнула:
– Войдите же! Входите!
В проеме проем заглянула голова, рыжая, точно пламя.
– Стас, - начала Галина Альбертовна, – познакомься это Светлана…
– Мама! – закричал Стас.
Он бросился к вошедшей женщине и вцепился в нее так, что его пальчики побелели.
– Мамочка! Дорогая моя!
Светлана гладила Стаса по крошечной спинке и, не в силах от счастья нормально говорить, шептала:
– Сынок! Малыш! Мой сыночек! Теперь мы вместе…
Она смахнула рукавом слезы и требовательно посмотрела на заведующую:
– Когда я смогу забрать сына?
– Обычно родители и дети первое время встречаются и привыкают в стенах нашего заведения, а потом мы начинаем отпускать на выходные. Если все хорошо, то опускаем насовсем…
– Я могу забрать его сразу? – перебила Светлана.
– Я здесь не останусь! – твердо заявил Стас, еще сильнее прижимаясь к «маме».
– Думаю, мы сможем уладить бюрократические мелочи, особенно после уже пройденных мучений, – махнула рукой Галина Альбертовна. – Но к вам часто будут приходить с проверкой первое время, ну да вам уже все пояснили. Так что, Стас, заходи к нам в гости.
На улице Стас сказал:
– Мама, у тебя самое светлое имя на Земле! Как я раньше не мог догадаться, как тебя зовут? Ты ведь такая солнечная!
Светлана рассмеялась милым детским размышлениям, при этом никак не могла остановить поток слез от переполнявшего ее счастья. Всю дорогу они без остановки болтали, общение приносило в душу обоих тепло и спокойствие.
Возле дома купили живую елку, которую собирались нарядить сразу же, как придут домой.
Перед дверью квартиры Стас услышал звонкий лай.
– Мама, у тебя есть собака? – с восторгом спросил он.
– У нас, дорогой. У нас! – Светлана открыла дверь и навстречу Стасу выбежала небольшая собачонка, радостно закрутилась между ног, приветствуя нового друга. Пес был белоснежный, без единого темного пятнышка.
– Познакомься, Стас. Это Снеговик!
Хотя современные дети говорят иногда так. Мне недавно воспитательница пожаловалась на сына, что он обозвал мальчика: "ты жалкий, ничтожный червяк!". Услышал где-то в мультике, запомнил, выдал. Родители могут не мало таких примеров привести.
Нигде вы такого не найдете на форуме. Ни в коем разе, разве что о себе говорил. Кратко - может. Но не сухо. 