Я ни о чем не сожалею,
Но сквозь года твое лицо
В приятных образах лелею,
Под сердцем бережно несу.

Не вспомнишь ты меня, я знаю,
Искать не станешь меж толпы,
Но друг мой милый, я мечтаю,
Чтоб счастлива была лишь ты...

Ведь к жизни время беспощадно:
Съедает бытность каждый миг,
Оно испепеляет жадно,
Оно морозит как ледник...

Но лишь тебя я не забуду,
Лишь в честь тебя я сотворю,
На что лишь я, способен буду,
То что лишь я, в тебе люблю!

И с жизни чистого листа
Опять начать, опять сначала...
Ты, что не воздух, не вода,
Меня собой околдовала.

Швырнув о камни с высоты,
Разбила, снова подобрала,
Ты, королева пустоты,
К себе дурманом привязала.

Не затопить, не отвернуть,
Не смыть бескрайней глубиною,
Сама свой выбираешь путь,
Мне лишь плескаться за тобою.

Свою судьбу сплетя опять,
Я не ликую и не плачу,
Не обратилось время в спять
И не призвало мне удачу.

Хотелось бы мне быть с тобой,
Так неразрывно и так близко,
Тобой дышать и жить одной,
За то богам молившись низко!

Но от тебя далек как сон,
И образ твой порой теряю,
Но будто дух, издавши стон,
И рухнув в Ад, стремлюсь я к Раю...

Ты уж прости меня, цветок,
За то, что мучил без сомненья,
За то, что жег без сожаления,
Но по другому я не мог...

Ведь я не мать твоя - земля,
Не дождь,что напоит водою,
Я лишь хотел напиться с зною,
Я лишь коварная змея.

Ты думал, что спасу тебя?
Спасу от лунного затменья?
Но я вонзил без сожаленья,
Клыки, агонию любя...

И кровь твою испил до дна,
Наполнив тело смертным ядом
А ты, главу склонивший рядом,
Молил,пылал, сгорев дотла...

Я в душу заложил печать
Зажав в руках твои осколки
Но в памяти картины колки,
До смерти будут убивать.

Э... Мне одному показалось, что носить лицо под сердцем - это как-то... не того...
Да и "меж толпы" звучит корявенько...
Про рифму и ритм я лучше промолчу.

А я вообще стихи не люблю. Какого черта я сюда забрела?....

*облизнувшись*
Кровавенько...

Ну на самом деле тут подразумевается ярко запечатленный образ...

По последнему стараюсь работать, опыт приходит с разами, и рука еще не набита.

Ну, думаю можно добавить что-то из другой оперы... беглый раб...

Зачем же вольному опять
С собой носить свои оковы?
Чтоб время повернулось вспять?
Чтоб вновь степями стали горы?

Что раб ты в этом мире, знал,
Так почему искал величья?
Зачем ты людям рассказал,
Что крылья сплел, сшил сердце птичье?

Чтоб рухнуть камнем вниз с небес,
Быть мертвым грифам на съедение?
Что бы узрел цель жизни Зевс,
Чтоб траурное слышать пенье?

Я рад, что ты теперь узнал,
Что дальше жить тебе поможет...
И наконец мой крик признал,
С цепями раб летать не сможет.

Мне не нужен столь пристальный взгляд,
Не прильщает меня нежный рот,
Я не сам создаю себе ад
Будь хоть трижды по жизни урод.

Глубоко наплевав на других,
Добиваюсь, что в жизни хотел,
Говоришь, я отявленный псих,
Ну дак это мой личный удел...

У меня нет проблемы с людьми,
У людей есть проблемы со мной,
Виноват, что на этой земле,
Лишь один я придурок такой.

Мир сер, мир до плешей обыден,
Мерцает сломанный, облупленный фонарь,
И всем незримый, но жестокий царь,
Давно червями трупными изъеден.

Влачатся тени, хищные усмешки,
Дано потерян правды славный путь,
Лишь нагоняют гнилостную муть,
Фальшивые, не искренние пешки.

Нет смысла открываться никому,
Теряясь в мире лживых развлечений,
Не зная цену правильных решений,
Как жить - известно Богу одному.

Дитя человека, романтик счастливый,
С закрытой душою и сердцем ревнивый,
Ослепший однажды от блеска светила,
Которое вечность, казалось, сулило...

...Он шел за ним тихо, внимал его свету,
Наполнив в себе океан,
ОН знал - обойди хоть три раза планету,
Такой шанс единожды дан,

Но он слишком долго проспал под лучами,
Проснулся - сереет вокруг...
Светило же, хладно сверкнувши очами,
Померкло, как преданный друг.

И сколько б дитя не смотрело на небо,
И сколько б романтик не пел,
Больше в душе не пестрился дух лета,
Сердцем мороз овладел...

Дитя повзрослело и взглядом печальным,
Муж в серое небо взглянул,
Без чувств улыбнулся холодной улыбкой,
Тому в чем когда то тонул...

...Романтик счастливый, дитя человека,
Еще не проживший и четверти века,
Что с сердцем ревнивым, с закрытой душей,
Грустною куклой стал, в жизни пустой.

Печальной дорогой, изгнанник счастливый,
Стремился в ничто, пожиная свой хлеб.
А дух его льстящийся, скользкий и лживый,
Порой подгонял этот медленный бег.

И с грустной улыбкой, глазами шакала,
Смотрел он как гаснут чужие мечты,
Сгорают светила и рушатся скалы,
Где бы он не был - он вестник беды.

А сердцем пустынным, изрядно подгнившим,
Вошедшим со смертью в теней резонанс,
Он зло ухмылялся тем призрачным высшим,
Что вечно играют над ним преферанс.

Безжизненный фигурный черный ряд,
Застыли пешек копья недвижимо,
И короля окаменевший взгляд,
Упал на вражий ряд неумолимо...

Игра - игрой, чужие жизни в руки,
Взять на себя, не чувствуя вины,
На смертные, безвольные потуги
Давно плевать, их судьбы решены.

Покинул слон площадку, конь согнулся,
В неравной схватке полегла ладья,
И кровью пеший ряд вдруг захлебнулся,
Наткнувшись при маневре на ферзя.

Шах, шах, размен, игра на битом поле,
Ряды защиты под атакой гнет,
И словно под горячей бичевою
Вот-вот безвольно грозный ряд падет

Раз - ход назад, угроза снова,
Еще отход - и вот тупик
И в путь что матом уготован,
Короной вниз король лежит.

Окинул поле тиран черных,
Глазами дерзкими юнца,
И лишь сказал за слуг покорных:
"Гамбит отыгран до конца."

Хладная Твердыня

Остатки разума окутала тоска,
По идеалу попранному болью,
И будто демон в сердце выжег кровью:
"Здесь радости покойная доска..."

На что надеялось прогнившее дитя,
Зачем виновник падал к Трибуналу?
Под занавес оковами звеня,
Зачем он восхвалял пустую залу?

Над площадью раскатом грянул гром,
И на песок глава его скатилась,
Но и тогда, убийце с топором,
Она с усердием и трепетом молилась!

Мой дух теперь исполнила пустыня,
Где днем царила адская жара,
Где лишь настала сумерков пора,
Все поглотила Хладная Твердыня...

Может надеялись найти и для себя что-то подходящее

А я не воспринимаю глагольную рифму) Хотя, у Есенина очень хорошо получалось.

сумерек

Спасибо, исправлю в оригинале.

В годину смуты и разврата,
Мольбам, что брат не в силах внять,
Что пели к совести воззвать,
Не осудите, братья, брата!

Ты, брат, кому оралом служишь,
За что ты хочешь меч поднять?
Не уж-то Родину предать,
Отца и мать предать ты сможешь?

Наверно ты забыл, родной,
Что за тебя ведь жизнь отдали,
Что за тебя, кровь проливали,
Годами шли на смертный бой!

Твой дед, лежа на ложе смертном,
Мечтал и мыслил лишь о том:
Чтоб долго ты прожил потом
Дневным довольствовался светом.

Возможно, в чем то был не прав он,
Любви страна к нам не питала,
И часто ненависть рождала,
Со страхом в жуткий унисон.

Я не прошу тебя теперь,
Тебя я слезно умоляю,
И сотни раз я повторяю,
Открой для мира в душу дверь!

Кривовато конечно, зато от сердца.