Автор: Robbin





Чистилище




Боль прекратилась. Сергей умер.
Перестал воспринимать тело, осознал себя небольшим светящимся сгустком. Спустя несколько мгновений темноты стал видеть.
Видел непривычно. Всё, что происходило вокруг и сразу: сверху, снизу, сзади, с боков. Впрочем, кто знает, есть ли у него теперь бока?
Понял, что способен на такое, и с десятой попытки усилием воли сократил обзор до привычного.
Смотреть-то особо и не на что. Какое-то мерцание во мгле, размытые полутона, неясные тени.
А, нет. Ошибочка. Плохо сфокусировался. Еще усилие - картинка обрела четкость. Линии света во мраке высоченной арки, подобные огромным белым змеям, медленные реки тлеющего сияния в просторном здании. Замок, не замок? Собор, не собор? Что-то прохладное и романтическое.
Сгусток Сергея лежал на белом столе. Рядом серебристые весы и серая металлическая корзинка - напольный офисный баскетбол.
Затем Сергей разглядел Переливчатого. Тот стоял совсем рядом. В руках какие-то искорки, умные глаза смотрят внимательно, по-доброму.
- Так, что тут у нас? – деловито протянул Переливчатый, склонившись над сгустком Сергея. – Несчастный случай? Понятно. Что ж, приступим, пожалуй. Сперва удалим посмертный дискомфорт.


Ночная подворотня взорвалась вспышкой. Ледяной ветер ударил в лицо. Сергей стоял в полутьме, сжимая-разжимая резиновый эспандер. Куртка из "рыночной кожи" намокла под моросящим дождем, воротник неприятно лип к шее. Сергей потер коленки, пожалел, что не надел шерстяные штаны, дешевые треники - защита от ветра так себе. Достал почти разрядившийся карманный "филипс". Тусклый фонарик выхватывал фрагменты двора, завоеванного осенним тленом: лужи на асфальте, комья грязных газет, сбившиеся в кучу окурки у подъезда.
Сергей разглядывал стены, испещренные кривыми надписями. Вспомнил, как читал про мэра Нью-Йорка, что приказал отмывать каждый вечер вагоны поездов в метро. В результате уровень преступлений снизился вдвое. "Разруха не в сортирах, а в головах", всплыла запомнившаяся со школы неприкаянная фраза. Или это из фильма?
Почти год Сергей привычно встречал Танюшку с работы. Вторая смена, мало ли что? Люди болтают про каких-то наркоманов. Сам-то, как Таня говорит, "устроился в тепле", руководитель подростковой секции при местном стадионе. Еще по выходным помогал знакомому азербайджанцу на рынке. Погрузить, разгрузить, посторожить. Учитель физкультуры – это несерьезно. Они все спиваются.
Денег теперь хватало, и Сергей пытался отговорить Танюшку от вторых смен, но соседка-врачиха посоветовала оставить, как есть. "Так ей легче, чем дома сидеть", - сказала соседка. - "Дома такое переживать вообще тяжело. А на работе отвлечется".
У кого-то на первом этаже свистел чайник – все нетерпеливее, яростнее, пронзительнее. Сергей резко втянул сырой воздух. Скорее б уже приехала. Можно тогда обнять и, не подавая виду, пожалеть про себя. Бедная моя, бедная, любимая моя, Танюшка. Она так хотела дочку.
Из подворотни хорошо видны сонные киоски у остановки, две маршрутки с погашенными огнями, и ни души. Грязно-желтое такси обнадеживающе маякнуло фарами, но тут же нырнуло в соседний двор. Сергей ощутил легкое разочарование. Ничего. С минуты на минуту должна приехать. Выключил фонарик, поддел носком кроссовка камешек.
Потом что-то пошло не так. "Вспоминай, вспоминай, что именно", - шептал тихий голос Переливчатого. Танюшка все не шла, вместо нее появилась соседская шпана. Пьяные, глупые, озлобленные. Лезут вечно, куда не просят. Почему они? Зачем? Где Таня? Я хочу видеть мою Таню! Сергей испытал острое чувство обиды, что в последний год стало сперва частым гостем, а потом и знакомым попутчиком. Ведь всё, всё сделал правильно, почему не как у людей? Чем такое заслужил? "Тихо, тихо, не надо так болезненно. Всё уже позади", - успокаивал голос Переливчатого. – "Вспоминай. Вспоминай, что случилось".
Шпана прошла мимо, даже плечом никто не задел. Хмурые, съежившиеся воробьи. Тоже озябли на промозглом ветру вонючей подворотни. Сверкнули фары поворачивающей легковушки, покрышки прошуршали по влажной листве. Машина остановилась на углу, открылась дверца, в осветившейся кабине Сергей увидел знакомое лицо. Танечка! "Вот где-то здесь. Внимательнее", - попросил голос Переливчатого.
- Пусти! Пусти, я сказала.
Таня вырывалась. Водитель схватил за рукав и что-то говорил с сальной улыбкой. Сергей бросился к машине.
- Таня! – и водителю: - Э, слышь, руки убрал от нее!
- Сереж, не надо, ты не так понял, – Таня вовсе не испугана, водитель примирительно поднял ладони. – Это коллега мой. Витя Коняхин.
- Извини, друг, шутка дурацкая, - виновато поясняет Витя. Смотрит с уважением, оценил фигуру Сергея. (Еще бы, зря, что ли, в "качалку" ходил?) – Заработались до синих кругов перед глазами. Срочный заказ, пойми. Подвез и говорю, давай, поцелую на прощанье. Без поцелуя не отпущу. Извини, братиш, ерунду сморозил. Моя вина. Тупо устал.
И он устал, и я устал, мы все устали.
До подворотни шли молча. Потом Таня взялась под ручку, ткнулась лбом в плечо.
- Злишься? Не злись, глупо выглядит, понимаю, - интонация у нее в такие моменты, будто кошка мурчит. Мудрая, надежная кошка. Которая не бросит, не променяет, не предаст. Сергей и сам понимал, глупо. Тоже мне, герой-любовник, Витя Коняхин, живот дирижаблем. Нашел, к кому ревновать.
"Сейчас", - прошептал голос Переливчатого.
Две тени отклеились от стены. Тревожные тени, нехорошие. Сергей вспомнил соседские сплетни про наркоманов, ощутил прилив адреналина.
- Сумку, часы, бабло - всё гони, - колючая сталь впилась в правый бок. Один схватил за руку, другой оттащил Танюшку в сторону.
- Сережа, - взвизгнула Таня.
Сергей рванулся. Сейчас я их! Зря, что ли…
- Отпусти ее, ты… - не успел договорить. Острая боль пронзила живот, грудь, снова и снова. Поперхнулся кровью, ноги ослабели.
"Не трогайте ее, не надо, пожалуйста". Через боль, через неосознанный еще страх.
В глазах помутнело. Кажется, ударили по голове.
"Не трогайте ее".
Потом боль прекратилась.


Переливчатый запустил пальцы в сгусток Сергея, извлек маленький темно-синий комок.
- Ну, вот, - вздохнул он. – Самое главное.
Ловко бросил комок в металлическую корзинку, и тот канул в темной бесконечности дна.
- Легче?
"Легче. А Таня?"
- С Таней все в порядке, - заверил Переливчатый, и Сергей как-то сразу поверил и успокоился.
- Дальше проще. Теперь пойдем с самого начала, - Переливчатый выудил серый комочек.
- Детская обида. – Пояснил он Сергею. – Кто-то пугал червяками в яслях, а ты всю жизнь не смог простить. Боязнь так и осталась, даже на рыбалку ни разу не ездил. В сторону это.
- А тут что? Школьные годы. – Переливчатый выуживал из Сергея комок за комком. – Хулиган обидел, учительница несправедливо наказала, одноклассники объявили бойкот, признался девочке в любви, а она посмеялась.
- Никогда не понимал, зачем вы, люди, таскаете этот мусор всю жизнь? - Серые комки один за другим отправлялись в корзинку.
- Первая сигарета, первая рюмка, просто гора вины из-за мастурбации. Откосил от армии - и снова угрызения совести. А это что? – Переливчатый нахмурился. – Ага, началось.
С осторожностью извлек из Сергея маленький черный шарик, похожий на жемчужину, весь окутанный фиолетовой дымкой.
- Настучал на сокурсника, - Переливчатый поцыкал неодобрительно.
Сергей живо вспомнил глупую студенческую историю. Тогда Артем увел у него Людку Сизареву. Сергей и не любил-то ее толком, но обиду на друга затаил крепко. Выбрал время, пошел в деканат и сообщил про шпоры на экзамене, изобретательно спрятанные внутрь наручных часов.
- Гаденький поступок, - резюмировал Переливчатый. Черный шарик не отправился в корзинку, но тяжело упал на чашу серебристых весов.
– Первый год работы в школе. Женский коллектив. Ошибки, пустяковые ссоры, мелкие дрязги. Женился, поменял работу из-за денег. Жалел потом всю жизнь. Не сдержался, высказал. И снова вина, вина, вина.
Сергей мысленно поежился, глядя, как растет горка фиолетово-черной гадости на серебристой чаше.
"Я теперь попаду в ад?" – подумал Сергей.
Переливчатый хмыкнул:
- Нет никакого ада.
"Разве это не чистилище? Суд? Весы вон".
Переливчатый хохотнул.
- Что за каша у вас, современных, в голове? Во-первых, это не весы, просто мне так удобнее мусор сортировать. Во-вторых, никто никого судить не собирается, не напрягайся. А насчет чистилища, пожалуй, что верно.
"А рая тоже нет?" – мелькнула мысль, Сергей тут же отругал себя за глупость.
- Не-а, - протянул Переливчатый. – Но достигнув просветления при жизни, душа вполне может перейти на следующий уровень. Стать техником. Правда, для этого особой чистоты мало, нужно еще… Как бы это назвать-то? Озарение.
Переливчатый оглянулся по сторонам.
- Ладно, так и быть, покажу, - протянул обе руки к Сергею и поднял его сгусток над головой. – Все равно забудешь потом.


Сергей вмиг очутился в магическом лабиринте, где стены – сама ночь, испещренная звездами. Бесконечная темная анфилада пересечена тысячами сияющих линий. Комнаты, комнатушки, закутки. Вот седобородый за что-то отчитывает синего джинна; вот трое переливчатых начищают песком хромированную колесницу – возничий хмур и молчалив; вот темное ничто поглощает серые комки из длинной вереницы корзинок. Под мерцающим потолком куда-то вдаль утекает тонкий серебристый конвейер. Время от времени снизу поднимается переливчатый, бережно кладет очередной сгусток на серебро полотна.
Сергей присмотрелся. Седобородый теперь казался ему рогатым козлом с пентаграммой во лбу, под пронзительной сталью глаз страшно сверкали оскаленные зубы. Джинн превратился в бледно-сиреневую русалку - в левой руке черный меч, в правой о чем-то безмолвно умоляют пустые глазницы выбеленного черепа. Колесница полыхала огнем, отбрасывая блики на запачканную кровью кирасу возничего. Только темное ничто осталось прежним.


Сгусток Сергея вновь опустился перед Переливчатым.
- Вот как-то так, - подмигнул техник Сергею. – Каждый видит свое. И всякий раз по-другому.
"А бог, бог есть?" – спешно подумал Сергей.
- Бог? Бог есть, - немного погрустнел Переливчатый. – Только Он все время занят. Понимаешь… Как бы тебе объяснить-то? Нет такого в человеческой природе, чтобы понять бесконечность. Не заложено. Вечность человек понять может, так как душа вечна. А у всего остального непременно должны быть начало и конец. Бог нас творил по своему подобию. Смекаешь, куда клоню?
"Бог похож на человека?" – сморозил Сергей.
Переливчатый вновь вытащил черный шарик.
- Глупости, Сереж. Причем тут внешность вообще? Вы потому Богу подобны, что также как и вы, Он не может постичь Бесконечности. И тратит на это всю свою Вечность. Грустная, в общем, история.


Сергей принялся думать, как это, должно быть, одиноко, сидеть на краю Млечного пути, болтая ногами в звездной заводи, и разбираться в механике того, что ты сам и сотворил. Как можно сотворить неизведанное? А потом понял – иначе было бы невыносимо скучно.
Черных шаров Переливчатый больше не извлекал. Серые комки сменились бледно-серыми и светло-сизыми. С каждым разом Сергей ощущал всё большую легкость, пока всё его нынешнее существо не переполнило неземное счастье. Да, вот верные слова – неземное счастье. Ничто не омрачало души, мир представлялся прекрасным и открытым, каким он всегда и был. Сергею захотелось познавать и творить.
Наконец, Переливчатый бережно обхватил Сергея и вспорхнул к серебристой линии.
- С тобой я закончил. Отправляйся назад, дружок. Будь хорошим мальчиком и все такое, - Переливчатый погрузил сгусток на серебристый конвейер, и Сергей медленно поплыл в небесном мерцании среди тысячи таких же, как он.
Легко и свободно, как никогда прежде. Зеленоглазая фея подбросила вверх волшебный порошок, и теперь его крупицы белой вьюгой надежды кружили рядом.
"Кем я стану в следующей жизни?"

Единственная интересная фраза -
"Вы потому Богу подобны, что также как и вы, Он не может постичь Бесконечности. И тратит на это всю свою Вечность."
Остальное все как-то по детски - это похоже больше на припев к этой второй серией....

Не соглашусь с предыдущим комментарием. Какая разница по-детски или по-взрослому. По-моему отличный рассказ - лучший из тех что я читал сегодня. У автора большой потенциал. Продолжай в том же духе.

Вот это супер!

Рассказ вообще очень точно раскрывает фактическую сторону дела, и это просто здорово!
Это практически не фантастика, а реализм.

Автор молодец. Эту информацию можно и нужно открывать.

С художественной точки зрения все хорошо. Написано ровно, четко, образно.

Автор, языком вы владеете. Написано здорово, читать приятно. Но сюжет мало чем отличается от половины конкурсных рассказов (умер, осознал свои ошибки, был прощён)

Вы невнимательно прочитали, наверное.
Никто никого не обвинял, и не прощал. Была чистка от энергетического негатива.

Да, начало стандартное. У меня почти такое. Но это самый простой способ войти в тему. Дальше можно не напрягаясь выразить свою мысль, обозначить гипотезу. Ничего страшного не вижу. Дальше хорошая философия. Прочёл легко. Споткнулся раз. "Скорее б уже приехала". В детстве мы дружинника Ивана так дразнили "Иван!!! Бъ!!!".

Мне понравился рассказ. Он оставляет в душе надежду. Просто уже открываешь тему и ждёшь с содроганием очередной чернухи. Авторы, вы же создаёте мир. А если кому-то придётся в нём жить? А если вам тоже? Посмертие ведь тоже жизнь, только другая.

Неплохо написано. Есть хорошие виражи:

Хорошие, но пижонские.
Талант должон быть аскетичен!

Добрый рассказ - так и захотелось почиститься

Изумительный рассказ. Название суровое.

(если женщина стала раком, сможет ли она стать рыбой?)
Василий Васильевич Головачев наверное пришел к нам на конкурс - в его стиле все! Но я, после Реликта, ничего его не читаю, и читать не хочу.
Потому что все - глупо, бездоказуемо и противоестественно, как переход души в состояния техника.
Так что, подводка, с жизненными ситуациями, мне, жителю Павло-Кичкаса - очень понравилась. А вот хфилософстования - скучны и ни на чем не обоснованы.
Пожалуй, только одно - любой, кто выходит ночью встречать свою жену, заслуживает перерождения

Ни у кого нет расширителя топа? Надо как-то объять необъятное. Этот рассказ точно туда. Хороший, интересный, автору спасибо.

(Извините, пишу мало, потому что я вообще редко пишу, если бы не требуемое количество комментов... я бы вообще молчал, потому что у меня гелотофобия)

Опять посмертная амнезия...

А рассказ добрый, и читается легко, без запинок. Спасибо

В одном предложении две ошибки - это круто:
по-детски
второй серии

Как интересно, первая часть рассказа удивительным образом перекликается с первой половиной другого конкурсного рассказа, "Ловкому плуту и смерть - удача". Там и тут осенний, сырой и холодный ночной двор, Таня, герой и убийцы с ножом. Прямо, мистическое совпадение. Там, правда, вторая половина текста пооригинальней. Другое совпадение, с рядом других рассказов, не так удивительно - это финальная идея о вселении очищенной души в новорожденного. Однако, рассказу ставлю большой плюс за исполнение. читается на одно дыхании. Всё образно, гармонично и даже с некоторой долей поэзии.

ИМХО нет главного. Какой-то механический рассказ. Хороший, плохой ГГ - без разницы. Почистили, смазали и снова в дело.

Текст хороший, чуток неровный.
Немного лиричный, немного философский.
И с описаниями, и с динамикой всё хорошо.
Музыкальных ассоциаций много, но остановлюсь на первой:
http://www.youtube.com/watch?v=_vnn0qadJH0

И вновь перед моими глазами реквием о жизни, спрятанный меж картинками вероятной загробной жизни. Судя по тому, что ей так много внимания уделяется, она всё-таки есть. Поучительны взгляды автора на самобичевание: действительно, порой много себя гробишь за мелочи и всякие злоумышления, которые можно было бы простить. Видна чья-то судьба за словами. Примечательно, что показан и абсурд вечности: что даже Бог её понять не может. Восхитительное произведение.

Успехов автору!

Прямо из какого-то рассказа по-английски.

Вижу, только мне рассказ не понравился.
Всё какое-то... не настоящее. Как для детей.




Ага, на нём наверно табличка была "магический лабиринт".




Ну, синий джинн мы знаем, это "Ну типа Я"... Но кто же такой "сердобольный"???

Это и было "озарение"?
Увидел кучу всего... Не впечатлился.
Может в этом всё дело. Герою как будто всё пофиг. Ну, посмотрел, ну, почистили. С Таней всё в порядке.

Диснеевский мультик, для проката по телевидению.

Ну да, идея довольно замусоленная, но хорошее, спокойное исполнение. Про выброс мусора, я помню однажды было наоборот, начиная со свежих воспоминаний и до самого начала:

"... Я начал свой путь. Я увидел свою личность в виде массивного гладкого шара в эмоционально-информационном пространстве.
Первым делом я смахнул с бюрюзовой поверхности свежую пыль, тщательно стер успевшую крепко налипнуть. Все переживания, что были старше года уже спрессовались в твердые каменные пластинки. Кое-что приходилось соскабливать, с усилием колоть и счищать. Что-то крошилось само от легкого прикосновения.
Иногда попадались твердые фрагменты, они уходили вглубь памяти, и их приходилось буквально выковыривать. Все это были какие-либо значимые события.
Порой, откалывая небольшой кусочек, я провоцировал обвал каменной крошки. Иногда приходилось долгое время искать ту ключевую точку, которая бы помогла избавится от большого слоя воспоминаний.
Там в центре шара томилось мое истинное «Я».
Однажды, в ходе работы, на поверхности стала проступать вершина чего-то. По началу оно крошилось, но с глубиной стало крепнуть, пока не превратилось в цельный кристалл невиданной твердости. Я продолжал чистить и скоблить, а кристал оставался непоколебим. В какой-то момент, я даже решил, что это и есть мое «Я», которое потерялось, слилось с мыслями и воспоминаниями.
Я продолжал очщиать уменьшающийся шар равномерно. Подкапывая кристал со всех сторон. И вот, когда я добрался до знаний и опыта своих двадцати лет, кристал начал шататься, и выпал, тяжелым, звонким монолитом. Я понял, что это была моя любовь. Наверное, это было единственным, о чем я пожалел тогда.
Поверхность моего сознания становилась непроходимо твердой. Мои юношеские впечатления и переживания, были настолько спресованными, что я потратил в три раза больше времени на пробивание этого кокона, чем на всю работу до него.
Шар стал очень неравномерным, что-то въелось в мой мозг намертво, другое же оказалась пористым камнем, крошащимся под пальцами. С детскими переживаниями было еще сложнее. Мне иногда казалось, что я пробиваюсь через титановые пластины. Иные приходилось тщательно исследовать, искать трещинки и границы, и вынимать целиком.
Худой мужчина сидел неподвижно. Сигарета истлела, невозможно длинный столбик пепла даже не шелохнулся.
- Когда я сдул последние пылинки, мне открылась полнейшая пустота. Без всех моих знаний, эмоций, воспоминаний никакого меня и не существовало. Там ничего не оказалось. Ни-че-го. Меня не было..."

Чье это?

Да хрень это 8))) Я сто лет назад на конкурс зарисовок, до 2000 знаков, написал. Там был рассказик про психа больного о_О

А по-моему правильная хрень) Больше не называйте это хренью)

Спасибо 8) Больше не буду. Тем более, я тогда победил (краснеет)

Очень здорово!

Мне это напомнило высказывание: мы - как лук.
Человек хочет найти свою суть - он снимает вначале шелуху. Потом, начинает отколупывать слой за слоем, стараясь проникнуть вглубь. В конце концов, всё что остаётся это разодранная луковица и слёзы в глазах.

Чернеем и скукоживаемся на солнце?

Извините, не удержался, чтобы не процитировать говорящего осла из Шрека.