Автор: Алиса


Госпожа Боль


Часть 1. Смерть.



Будет больно. Мучительно. Невыносимо. Она это знала и была готова. Диагноз прозвучал не как приговор, а как избавление от жизни, давно утратившей всякий смысл. Смерти она не боялась. Тяжело бывает только в первый раз. Денис боролся до последнего вздоха, но коварная болезнь высушила его, превратив из жизнерадостного парня в подобие живой мумии. Затуманенный обезболивающими он умирал в больнице, но в последний день, его взор просветлел.
- Прости, Аня, я так и не научил тебя любить.

Аня, так звали ее все. Она действительно не любила мужа, всегда холодная и отчужденная с ним, уже три дня сидела возле его койки. Денис был мужем, и Аня не могла себе позволить быть где-то еще. Она даже не могла представить, что может быть где-то еще. Они не прощались, Аня просто легла к нему и обняла. Так они пролежали вместе до вечера. И когда заходящее Солнце размазало красную каску по небу, Денис дернулся, всхлипнул и затих. Но она продолжала лежать, даже врач, пришедший на вызов, не посмел ее тронуть. Так она пролежала час, потом встала и вышла. Без слез. Без звука. И вот эта же болезнь пришла теперь и к ней. Можно было выпить лекарство и хоть на миг облегчить страдания, но Аня ждала не этого, она не позволяла себе ни грамма жалости или сочувствия. Смерть все не шла, а боль росла; с каждым днем становилось все труднее ходить и дышать. Целыми днями Аня лежала среди своих подушек и жила от одного приступа до другого. Но однажды она смогла уснуть на целых три часа, а когда проснулась, то поняла, что ничего не болит. Тело было настолько легким, что казалось любой порыв ветра, мог приподнять ее над кроватью. Неужели она победила болезнь, и теперь вся жизнь впереди. Но не стоило себя обманывать, смерть уже стояла на пороге. Аня встала, долго мылась в душе, в последний раз наслаждаясь теплой водой, надела чистую одежду, потом поменяла белье, дождалась, когда машинка его постирает, развесила сушиться. Осталось самое тяжелое попрощаться с сыновьями, три раза она начинала письмо и затем стирала. Надо было сказать самое главное, но все слова казались каким-то не живыми, бессмысленными. После долгих раздумий она решила оставить простое послание: «Приходите завтра. Обязательно. Все поймете.»

Аня легла на кровать; время шло и ничего не менялось. Может я все еще жива? Лишь на долю секунды вспыхнуло сомнение, и вернулась боль. Сначала скрутило живот, затошнило, перехватило дыхание, а потом будто раскаленный жгут прошел через все тело, необычайная тяжесть сдавила грудь, пробравшись сначала внутрь, та решила вырваться наружу, выталкивая за собой тело. Аня задыхалась, но все равно не хотела смерти показывать свою слабость, а та будто все больше проверяла ее на прочность. Боль стала настолько невыносимой, что, не выдержав, Аня завыла, но ничего не услышала. Она чувствовала, как кричит, но не слышала ни единого звука. И тут пришло осознание того, что не стоит уже и кричать. Аня успокоилась и открыла глаза. Если теперь у нее были глаза, потому что тело осталось где-то далеко внизу, она видела себя со стороны так, будто смотрела в подзорную трубу, но с обратной стороны. Очень медленно скрюченное тело отдавало свое тепло, и Ане казалось, будто она смерч, что засасывает в себя жизнь, а потом что-то лопнуло, фокус дрогнул, сменился яркой вспышкой, и теперь Аня могла видеть все в полном объеме. Это было странное ощущение, она могла только видеть: свою комнату, свою кровать, свое тело, она захотела развернуться к окну, и не смогла. Но как только она подумала про улицу, как тут же оказалась там. Была уже ночь, деревья метались под напором сильного ветра, вот только Аня не ощущала никакого движения, лишь наблюдала. Она подумала о детях и сразу очутилась в гараже, братья о чем-то оживленно спорили над раскуроченным мотоциклом.

И тут напряжение, ранее не ощутимое, но теперь осознанное, ушло. Стало сразу легко. То, что должно было свершиться – свершилось, а жизнь продолжается. Мир не померк, сознание и память сохранились, а то, что из всех чувств осталось лишь зрение, с этим тоже можно смириться. Со всем можно смириться, если знаешь, что жизнь продолжается. Все время до похорон Аня находилась рядом с детьми, она видела, как им было тяжело принять саму новость, что мать мертва. А ведь при жизни она их не особо и баловала своим вниманием, не было у нее никогда таких порывов взять и приласкать, утешить, обнять, поговорить по душам. И может быть так и осталась она рядом бестелесным духом, лишенным возможности действовать, способным лишь ощущать и помнить. Но чувствуя сыновью боль, она решила сопроводить их до кладбища. Церемония была короткой, всего трое человек выступило с прощальным словом, но она была удивлена и им. В день похорон Аня хотела видеть лишь сыновей. Но вот последними комьями земли уже прикрыта могила, цветы и венки разложены вместо надгробия. Младший из братьев, поправил ленточку, они попрощались с матерью, и понурив голову отправились домой. Она хотела последовать за ними, но оказалось, что лишена всякого движения. Сколько бы хорошо знакомых мест она не представляла – никуда не могла переместиться. И лишь только сыновья пропали из видимости, она запаниковала. Неужели так и придется всю вечность проторчать у своей могила, и почему нет ни одной такой же души, ведь это кладбище, здесь должно быть тысяча душ прикованных к своему последнему оплоту. Но как она может увидеть другую душу, раз не видит себя. Почувствовать! Как понимала настроение детей, чувствовала их желания и мысли, может и здесь получится. Но ответом была лишь пустота, опасная, затягивающая в свои сети, и словно маленькая рыбешка, Аня билась в ней и содрогалась, захлебываясь в волне паники. Может быть поэтому, она и пропустила то мгновение, как начала двигаться. Вернее в движение пришла земля, она падала вниз, сначала медленно, будто неохотно, кладбище вдруг стало маленьким, и вот уже Аня могла обозреть весь город целиком, а уже через какие-то минуты и всю Землю. И хоть самого движения не ощущалось, но по тому, как быстро уменьшилась планета до маленькой голубой точки, становилось понятно – скорость была просто чудовищной. Аня еще не осознала, что происходит, а тьма вокруг вдруг вспыхнула, ослепительно сверкнула и опять вернулась. Пролетев сквозь Солнце, Аня все дальше и дальше удалялась от родной планеты, от дома , от детей, от своей жизнь. Но все равно она пыталась не потерять эту маленькую белую точку на небе. А мимо проскакивали другие такие белые искры, все сливалось в одну большую точку и разбегалось вновь по небосклону пока, наконец, не остановилось, замерев во всем великолепии Вселенной.

Только не было покоя. Эта бесконечность выдавливала, казалось всю сущность, то, что делало ее еще человеком. Все воспоминания, чувства, мысли, казалось, растворялись в пустоте. И пусть она никогда не сможет вернуться на Землю, никогда не увидит своих сыновей, но не помнить их – страшно. Страшно исчезнуть и никогда не существовать. Она хотела кричать, но не было звука, она хотела закрыть глаза и не видеть, но у нее не было глаз. Остались только чувства, пусть она как человек ничтожна по сравнению с вселенной, но то, что зародилось когда-то, просто не может исчезнуть, только потому, что оно уже существует. Какое-то чувство первородное, то самое появившееся с первым словом, зародилось внутри пустоты, ее пустоты, способной чувствовать, и вырвалось криком, и вселенная померкла.



Часть 2. Шама.



Зябко. Прохладный, насыщенный влагой воздух, легким ветерком студил ее обнаженное тело. Да, теперь у нее было тело, к ней вернулись все чувства, и пришло знание. Или не пришло, а было с ней всегда, но только сейчас она поняла. Ей не нужно было открывать глаза, чтобы описать место, в котором оказалась. Здесь была вечная осень. Это ее мир, все мечты, ощущения, мысли за целую жизнь сложились после смерти в маленький мирок, только ее. Она знала, что впереди на границе мира, ее ждет дорога, а сзади… Смотреть назад совершенно не хотелось, от этого знания страх мурашками поднимался по спине. Она не будет смотреть назад, только вперед. Она открыла глаза. Осень ярким ковром опавших листьев расстилалась до горизонта. Одинокое невысокое дерево, полностью облысевшее, словно черная анти молния разрезала хмурое небо от земли к небу. Далеко впереди на дороге виднелся призрачный силуэт. Денис? Ее пришли встречать. Сердце ощутимо застучало. Аня сидела все это время на качелях неподвижно, но теперь изменив равновесие, управляя лишь одной ногой, она стала медленно раскачиваться. И картина при этом менялась: ни она, не путник не двигались, но, тем не менее, сближались. Она уже поняла, кто ее встречает, но все еще не верила. Наконец путник оказалось прямо перед ней, всего в двух шагах, Аня перестала раскачиваться, но все еще не верила.
- Здравствуй Алима, я принес тебе одежду, здесь всегда холодно, но так привычней.
Алима, так звал ее только один человек. И не смотря на то, что когда-то она любила его словно безумная, никак не ожидала увидеть здесь.
- Неужели я попала в твой рай, Шама?
- Рай мы еще не заслужили, это мир смерти.
Он по-прежнему протягивал одежду. А она не решалась, почему? Ведь когда-то этот человек был ей дорог, он был единственный кого она любила. Почему же медлит.
- Кажется, при последней нашей встрече ты сказал, что я свободна?
- Ты свободна Алима, абсолютно. Вот только не свободен я. Когда-то перед Богом я сказал, что ты моя жена, и никто не забрал у меня этих слов.
В этом был весь Шама, он готов идти в ад и забрать все ее грехи, он освободил ее, связав навсегда с собой. В их чувствах мало что было человеческого, скорее животное или первобытное. Они сжигали друг друга в страсти, переходя границы разумного. Шама был безумен, но все его личности любили Алиму, он ее мучил, и она принимала эту боль как часть себя. Ту часть, что готова была вырваться и уничтожить мир. Алима откинулась назад, закрыла глаза и воскресила в своей памяти, те воспоминания, что старательно пыталась забыть при жизни.

Их последняя встреча состоялась на съемной даче. Но до этого был побег, который организовал сам Шама, он уже чувствовал, как неминуемо разрушалась его личность, поэтому спасал Алиму, купил ей билет в самую дальнюю точку маршрута, и приказал накрепко забыть все. Она из мира, где был только Шама, оказалась в мире, где не было никого. Вернее там было много народа, вот только все – чужие. Прошел целый год в полном одиночестве, она кое-как обустроила новую жизнь, когда вновь возник Шама, прямо на пороге комнаты в общежитии с мешком продуктов. Он кормил ее голодную безмолвно, а потом просто взял за руку и сказал: пошли. Глухой ночью они приехали на чью-то дачу. И даже не успев, войти в дом, он прижал Алиму к двери, стал целовать и срывать одежду, она раздирала ногтями его спину, он кусал ее и бился вместе с ней о стену, они крушили мебель и все это в полной тишине. Сложно оправдать их отношения перед обычным человеком, потому что для всех их любовь выглядела, как тяжелое психическое заболевание. Но страсть была настолько сильной, что им всего было мало. Мало было простой любви, мало было ласк и поцелуев, только полное уничтожение. И вот через три дня, когда сил уже не осталось, когда один только его запах вызывал у нее вой, Алима лежала, сжавшись калачиком на кровати, одеяло валялось на полу, простыня, разорванными лоскутами, свисала узлами с ее рук. Ее тело все избитое, порванное и обожженное дрожало от боли, но Алима тихо скулила, не потому что ей было больно; она знала, их встреча была последней. Когда Шама подошел к кровати полностью одетый, Алима стихла.
- Ты свободна Алима, можешь жить, куда хочешь, перед Богом я называю тебя, своей женой, и возьму на себя все твои грехи.

Вспоминая все это, Алима плакала, сидя на холодных качелях в этом зябком осеннем мире, она плакала и слезы ее были горячими. Но перед ней стоял другой Шама. Что изменилось, Алима не знала, но чувствовала это. И еще очень, нестерпимо хотелось, чтобы за ней пришел Денис, она никогда его не любила, но всегда ждала этой встречи. Почему не Денис? Алима плакала.
- Выбор всегда делает мужчина, ты же знаешь.
Да это был ее Шама, только он мог понять все с полу вздоха, и это был другой Шама, которого она не хотела знать. Но Алима все равно встала с качелей и сделала шаг веред, может быть, потому что не хотела оставаться одна в этом зябком мире, а может потому, что, действительно, выбор всегда делает мужчина. Она почувствовала его поцелуй и не ответила, но это больше не имело значения. Когда Алима, наконец, открыла глаза, мир изменился до неузнаваемости, осталась лишь дорога. Шама помог сначала одеться, а потом взобраться на огромного доисторического ящера. Пейзаж вокруг был уныл: выжженная, пересохшая трава лежала на земле, а ведь на монотонном сером небе не было даже намека на Солнце, редкие деревья, будто под гнетом тяжелой атмосферы прижимались к земле и росли скорее вширь и вниз, чем вверх. Они ехали долго, и Шама так крепко прижимал к себе Алиму, будто пытался доказать: ты моя и только моя. А ведь раньше ему это не требовалось.

Неожиданно из придорожной канавы, прямо на них выскочил голодранец. В руке его был зажат камень, он, зачем-то громко крича, бросился на ящера. А тот, даже не снижая ход, подхватил человека, подбросил его вверх и перекусил пополам. Под громкое хрустящее чавканье они отправились дальше.
- Как жутко…
- Это всего лишь вошь, он не достоин твоего внимания. Возродится где-нибудь в другом мире таким же голодранцем и проживет как тварь, и подохнет опять на какой-нибудь дороге. Могу поспорить в каждой своей жизни он так и не ушел дальше дороги.
Шама смеялся, а Алима дрожала от страха. И больший ужас у нее вызывала, не увиденная сцена, а тон, которым говорил Шама. Это неприкрытое превосходство и презрение. Что же могла так его изменить? Что же происходит с человеком после смерти?
Черная полоса, занимавшая весь горизонт, стала расти высь, и уже можно было разобрать отдельные шпили и крепостную стенную.
- Видишь, тот шпиль самый высокий, это Дом Радости, наш дом.
Алима чувствовала, как росло нетерпение Шамы, его пульс участился, дыхание стало быстрым, он поцеловал ее в шею и, захлебываясь в словах, стал горячо объяснять:
- Вот ты думаешь, почему кому-то при жизни везет, а кого-то преследуют одни не удачи. Почему про одного говорят, у него есть ангел-хранитель, а другой никогда не прыгнет выше своей головы? Почему кому-то дано быть королем, а кто-то подыхает, даже не родившись. Думаешь все случайно в этом мире? Нет, судьбу каждого человека во всех мирах решаем мы – Велики Дома. Прямо отсюда мы можем проникнуть в любой мир изменить его историю. Моя последняя жизнь была ошибкой, из-за подлого убийства здесь. Но все равно я доволен той своей жизнью, потому что встретил тебя.
Шама крепко прижал к себе Алиму и стал целовать, но тут неожиданно взревел ящер.
- Что за черт! Почему закрыты ворота?
Они остановились прямо перед огромными воротами в три, если не в четыре человеческих роста. Но даже такие большие ворота казались всего лишь калиткой по сравнению с размером самой стены. Ее черные матовые стены были настолько велики, что фигурки стражников на ее вершине казались крошечными, но именно им кричал Шама:
- Откройте ворота!
Прямо перед ними на уровне головы ящера открылась небольшое окошко.
- Почему закрыты ворота?
- Госпожа Паника вырвалась из Тайника, когда ее поймают, откроем.
- Пропустите сейчас же, я должен срочно попасть в свой Дом, пока не стало слишком поздно!
Окошко закрылось, но тут же что-то загремело и двери стали медленно отворяться. Они въехали сразу, как только позволила ширина, не дожидаясь, когда двери распахнутся полностью. Слева и справа полностью обнаженные мужчины под ритмичные окрики проворачивали механизм. Между ними ходил великан, его руки были убраны назад и в них он держал кнут.
- Как же вы могли такое допустить, Господин Страх?
Великан, даже не посмотрел в их сторону, но ответил:
- Кажется, вы торопились саяд Шамсуддин.
Шама только фыркнул и погнал ящера по улицам города. Хотя как таковых улиц здесь не было, скорее это можно было назвать проходами между домами, настолько они были узкие, мимо постоянно мелькали стены, окна, двери, балконы, какие-то перекладины навесы и арки, иногда им приходилось пригибаться, и никогда их путь не был прямым. Уже через пару минут Алима поняла, что никогда самостоятельно отсюда не выберется. Вдруг в очередном тупике, прямо перед ними распахнулись ворота и ящер влетел во внутренний двор. К ним подбежал какой-то человек.
- Что происходит Салах?
- Госпожа Паника сейчас в нашем желтом дворе.
- Потери?
- Только трое, ничего существенного, сновидцы их уже поймали и подыскивают хорошее рождение.
Они втроем бежали по каким-то коридорам, поднимались по лестницам, прямо на ходу Шама переодевался, и наконец, их забег резко оборвался у окна. Внизу на небольшой дворовой площади вышагивала великанша, ростом она была не меньше трех метров, ее редкие спутанные седые волосы стояли дыбом, на руках и ногах болтались обрывки цепей. Ее лицо было по-старчески сморщены, но через лохмотья одежды просматривалось упругое молодое тело. Неожиданно она заверещала, подпрыгнула, закрутилась на одном месте, и стала биться в пустую стену, потом так же неожиданно остановилась и стала опять вышагивать по двору. Из головы сочилась кровь, но, казалось, это не причиняло ей никакого беспокойства.
- Смотрите Скорбь пришла.
Зрителей в комнате уже набралось человек десять и все внимательно следили за тем, что происходит во дворе. А там сквозь узкий проход между домами появилась девушка, в удивительном наряде: длинная темная юбка, короткий топик и платок, повязанный как капюшон, так что невозможно было рассмотреть лицо. А за спиной девушки крепились ремнями две косы, с матово-черными лезвиями. Она с мягкой кошачье грацией стала обходить великаншу, все время держась за ее спиной. Одну косу подперев в плечо и перехватив за боковую ручку, она выставила вперед, а вторую держала за спиной.
- Госпожа Паника, не пора ли домой баиньки?
Великанша резко повернулась, заверещала и бросилась на Скорбь. Та сделала всего лишь шаг и сразу же увеличилась в своих размерах до великанши. Скорбь подсекла косой ноги Паники, та с грохотом растянулась на земле, заверещала. Но Госпожа не дала ей опомниться, она развернулась на сто восемьдесят градусов и ту косу, что прятала за спиной, со всей силы вогнала в голову, пригвоздив Панику лицом к земле. Несмотря на казалось бы смертельное ранение, та продолжала верещать и дергаться. Госпожа Скорбь поставила ногу на спину поверженной соперницы, уменьшаясь до обычных размеров.

Алима вдруг почувствовала страх, ничем не объяснимый, но идущий из самых глубоких тайников души. И не только она одна это ощущала, все отошли от окна, остался лишь Шама, жилка на его шее нервно билась, было видно, ему стоит больших усилий не отвернуться. А во дворе появился еще один человек, он был весь темно красный, и Алиме даже показалось, что у него совсем нет кожи. Госпожа Скорбь церемониально раскланялась перед ним и отошла в сторону. Тот подхватил Панику и словно кожаный мешок перекинул через плечо, она сразу стихла, обвисла и лишь изредка дергалась. Он сделал шаг и неожиданно развернулся и посмотрел наверх, Алима встретилась с ним взглядом и весь страх исчез, появился ничем необъяснимая и необъятная тяга.
- Кто это был?
- Господин Ужас, - ответил Шама, все-таки отвернувшись от окна.
И именно сейчас все и решилась, Алима поняла это сразу.


Часть 3. Госпожа.


Ночь здесь всегда наступала сразу. Вот только было небо монотонно серым и сразу же наступает мрак. Привыкнуть к этому за все свои многочисленные жизни было невозможно. Здесь не было часов, здесь не чувствовали время, и наступление ночи всегда воспринималось, как маленькая смерть. Поэтому в Великих Домах всегда без остановки горело множество светильников. И только в Доме Смерти обходились без огня, тьма естественное состояние для Послушников Смерти. Но один огонек здесь все-таки имелся, зачем он был нужен, понять было сложно, потому что мрак он не рассеивал, находился рядом с колодцем, куда редко кто-либо вообще заходил. Именно здесь из тьмы возник Господин Ужас, он с тяжелым вздохом облегчения рухнул на землю возле колодца, посидел так, склонив голову к холодным каменным стенам. Потом зачерпнул рукой воды из ведра, сполоснул лицо, сорвал одежду, превратившуюся в тряпье, и стал оттирать ею свой тесак.
- Ну выходи уже, ты что-то хотел?
Из мрака показалось в слабом свете маленького огонька, лишь лицо Господина Страха.
- Есть у меня одна рабыня… Выскочка… я хочу ее с твоей помощью кое чему научить…
- Эта никогда ничему не научится.
- Согласен, ну тогда проучить?
- Это завсегда, пожалуйста. Но я потребую с тебя платы.
- Какой?
- У тебя есть еще одна рабыня, Тихоня, отдай ее мне.
- По рукам.

Каждое день здесь начинался с удара плетью, и она уже к этому привыкла, не замечала боль. Но до сих пор не могла себе ответить на простой вопрос зачем тогда сбежала от Шамы. Что это было за озарение, такое ясное и понятное, только в один момент, которое заставляло ее теперь вставать с жесткой лежанки и бегать по арене под окрики Господина Страха. Каждый день она просыпалась от удара плети и не чувствовала боли, и каждый день себя спрашивала зачем я здесь. Если при жизни возможно все, то здесь путь только один раб – послушник – и может быть Господин. Хотела ли она быть Госпожой? Никогда. Хотела ли быть послушницей – нет. Хотела ли остаться рабой – определенно нет. Но что ее здесь держит. Ведь не только невозможность другого пути. Ведь зачем-то она пришла. Казалось, многовековая усталость навалилась на ее плечи и мешала вспомнить. Или ей уже не хотелось вспоминать.
- Тихоня!
Она вздрогнула: никогда ей не привыкнуть к новому имени.
- Выскочка. Быстро идите сюда.
Господин Страх был очень серьезен.
- Сегодня ваша очередь помогать на кухне Господину Ужасу… И заклинаю вас самой смертью, не вздумайте ему перечить.
- Ха. Конечно очередь, наша… Спорим, что никто ему не помогает, а просто Страх продал нас на денек, по-развлекаться. Но это мы еще посмотрим, кто и с кем будет развлекаться.
Прямо на ходу Выскочка поправляла свое платье, так чтобы самые выдающиеся части ее тела, выдавались еще больше. Перед самой кухней она поправила прическу и с высоко поднятой головой прошла вперед.

В одном выскочка оказалась неправа, Господину Ужасу помогали. Четыре раба чистили картошку и кидали ее в два огромных чана, из которых валил пар.
- Идите за мной
От этого голоса хотелось сразу упасть, поэтому Тихоня сгорбилась и стараясь не смотреть на Ужаса, прошла за ним во внутренний двор кухни; там сваленные в большую кучу валялись тушки куриц.
- Ваша задача их общипать.
Тихоня и Выскочка сели на маленькие табуреты и взяли по курице, но Выскочка, общипав лишь один бок, бросила птицу в общую кучу.
-Сейчас, буду я щипать, как же. Посмотрим, чья возьмет.
И Господин Ужас вернулся. Он задал лишь один вопрос:
-Что еще ни одну не сделали?
И не было в этом вопросе никаких эмоций, но у Тихони так задрожали руки, что она чуть не выронила птицу. И еще ей очень хотелось оправдаться перед ним, показать, что старается, но при всем желании, не могла открыть рта. Выскочка же встала с табурета, подошла к Ужасу и самым сладким голос запела ему в ухо.
- Господин, ну зачем нам эта курица, есть же более интересные дела…
Больше она ничего не смогла произнести, потому что удар чудовищной силы буквально расплющил ее по земле.
- Я сказал щипать курицу.
Господин Ужас подхватил Выскочку за одну ногу и поволок через кухню, оставляя кровавые следы на полу, и было видно, что это не стоит ему никаких усилий. А Тихони было настолько страшно, что она перестала воспринимать происходящее, механически ощипывала птицу и даже не замечала, как Ужас заходит и забирает готовых куриц. Но вот когда они закончились, вернулся страх, такой сильный, что Тихоне сначала показалось, что задохнется, опираясь рукой на стенку, она кое-как встала, хотя ноги совершенно не слушались, и даже заставил себя дойти до Ужаса, но вот сказать ему, что все готово уже не было никаких сил. Она пару раз открывала рот, но не могла произнести ни звука. Зато Ужас сам обернулся, посмотрел на нее оценивающе через плечо:
- Набери воды и вымой пол.

Подойдя к колодцу, первым делом Тихоня рухнула на колени и обрушила на себя ведро холодной воды, это помогло только до тех пор, пока она не услышала голос:
- Тихоня это ты?
Колодец стоял рядом с Тайником – домом Господина Ужаса. Тихоня заглянула в маленькое подвальное окошко, в колеблющемся свете жаровни она увидела Выскочку, растянутую на дыбе.
- Тихоня, ты ведь видишь. Сообщи Страху, пусть он знает, пусть придет…
Она еще что-то кричала, срывающимся голосом, но Тихоня уже отползла к колодцу. Поднялась, взяла ведро и ушла. Может быть она и хотела забыть все, но то количество страха, что она испытала за сегодня просто не могло быть больше. Оно превышало все мысленные пределы, переваливалось за край и сметало память, перемалывая мысли в пустоту. Рядом с кухней Тихоня увидела Господина Страха. Что-то шевельнулось внутри, что-то зазвенело и она твердой, решительной походкой подошла к Господину, вот только связано говорить почему-то еще не могла.
- Там… вот… она, - махала в сторону Тайника Тихоня.
- Я же, кажется, сказал вам не перечить Ужасу?
- Но это.. там.. она, - все еще заикалась Тихоня. Страх развернулся и пошел прочь.
Сначала ей показалось, что она выронила ведро. Но то по-прежнему оттягивало руку. Все вокруг стало не таким: то ли легким, то ли слишком тяжелым. Она уже ничего не понимала и не хотела понимать. А просто пошла на кухню и стала мыть пол. Кто-то все время ходил рядом, что говорил, ел, даже ей сунули в руки тарелку с едой, и даже она ела, вот только ничего не чувствовала.
- Сегодня ты моешь посуду.
Она лишь машинально мотнула головой на это утверждение Господина Ужаса и пошла к колодцу за водой. Там она услышала крик. Леденящий, пробуждающий, невыносимый. Тихоня зачем-то склонилась и посмотрела в окно подвала, там Выскочка уже вся в крови вопила при виде раскаленных щипцов. Первой мыслью, было, как хорошо, что это не со мной. А потом стало стыдно, откуда-то из очень больших глубин, всплыло это странное чувство, она должна помочь Выскочке, но как, что может сделать одна раба против Господ, да каких. Один Господин Ужас стоит всех. Оставаться здесь бессмысленно, говорить она не могла, забыть тоже.

Набрав воды, сгорбившись, Тихоня прошла на кухню, и только взялась за тарелки, почувствовала, как тяжелая рука легла ей на плечо. Казалось, бояться больше было невозможно, но волны липкого, замораживающего страха рухнули вниз, пригвоздив к полу.
- Ответь себе, чего ты боишься, ведь уже умерла.
Он делал с ней все что хотел, и она не могла пошевелиться, вздохнуть и даже подумать, лишь сомнения и какие-то неясные эмоции, вспыхивали огнями и сразу гасли. Когда Ужас ее отпускал, она отползала, и пыталась цепляться за работу, мыть посуду, пол, столы. Зачем это делать теперь Тихоня не знала, но все продолжала натирать, чистить, скрести, в последней попытке найти хоть какой-то смысл. Но Господин Ужас возвращался, и все повторялось. Он бросал ее на пол, бил, душил и говорил:
- Боль твой проводник, не надо ее терпеть, воспринимай и стань ее частью. Только Боль даст тебе силы. Изгони страх и ты увидишь.
Все кончилось, страх ушел, сил осталось только на то чтобы подняться и выйти с кухни. На двор давно спустился мрак ночи, идти было некуда. Но в еле заметном свете единственного огня возле колодца, Тихоня заметила, как Господин Страх выволок за ноги Выскочку из Тайника и растворился во мраке, но она по-прежнему слышала его пыхтение и легкий шорох тела. Ориентируясь на звук, она дошла до казематов, проводила Страха до камеры Выскочки, подождала пока он выйдет. Потом на ощупь дошла до распростертого на холодном полу тела. Ничем помочь Выскочке Тихоня не могла, лишь легла рядом, обняла ее и уснула, мгновенно.

Утро как всегда началось с удара плетью, только она поняла это по звуку, больше не было никаких ощущений. Под окрики Страха, она поднялась сначала на четвереньки, потом опираясь о стену, встала на ноги. И боль сразу же вернулась: ныло все тело, голова была похожа на колокол. Хромая и спотыкаясь, она добрела до арены, и рухнула на песок, рядом разминались другие рабы и послушники. Как только ей показалось, что голова очистилась от протяжного долгого гула, на арену пришел Страх, он тащил за волосы Выскочку, та выла и пыталась зацепиться руками за землю. Щелкнула плеть. Тихоня встала, не из-за боязни получить удар, а потому что просто хотелось растрясти, развеять всю ту смуту, что засела внутри. Она бежала вдохновенно, изгоняя из себя все, превращаясь в пустоту.
- Правильно, девочка, правильно.
Этот шепот, невозможный, выжигающий. Она бежала от него, забывая все, бесчисленные миры возрождались и гибли при каждом вздохе, она была везде и была никем. Дорога кончилась стеной, Тихоня поймала себя на мысли, что долбит ее кулаками, каменная крошка падала на песок арены.
- Вот видите, вот о чем я талдычу вам каждый день, не терпите боль, воспримите ее.
Господин Страх указывал на Тихоню, столпившимся вокруг рабам.
Где-то вдали тихо зазвучал гонг, призывая всех к обеду.
Есть хотелось страшно, запах риса с овощами и кусками поджаренной до румяной курочки курицы сводил с ума. Но сил не было. Тихоня пробовала взять ложку, но распухшие и покрасневшие руки не держали. Она уже готова была пасть до такой степени отчаянья, что зарыться как свинья головой в тарелку. Но тут стихли все звуки в столовой. Кто-то очень большой сел рядом. Из-за слез Тихоня ничего не видела. Но кто-то обхватил ее за плечи, зачерпнул ложкой рис и вложил в рот. Она ела и плакала от облегчения. А потом просто уткнулась в красное плечо и вырубилась.

Наступил день, день избавления от рабского ярлыка, день надежды и горечи. Не каждому будет дано вспомнить его до конца, кто-то упадет в первом бою, и будет отнесен к Тайнику, кто-то дрогнет в последнем. Три раза сменят на арене песок, пропитанный кровью. И только четверо самых стойких дойдут до последнего испытания. Они уже заслужили стать Послушниками Смерти, но только сама смерть может признать их равными. Обычно публика на последнем испытании расходилась, потому что не было больше кровавого побоища, а вид распятых тел навевал лишь скуку. Как всегда неожиданно обрушилась ночь, но послушники быстро разожгли факела по краям арены. Никто не расходился, каким-то неведомым образом пронесся слух, что сегодня должен появиться кто-то из Господ. Поэтому зрители очень внимательно следили за четырьмя распятыми послушниками, двое уже потеряли сознание, один держался из последних сил, он морщил лицо, кряхтел, пытался хоть как-то подвигать связанными руками и делал все возможное, чтобы не заорать от боли. И лишь Тихоня был спокойна.

А в первых рядах разгорался нешуточный спор. Послушник Хан, по праву считавшийся лучшим, но проваливший последнее испытание, никак не мог смириться с этим. И каждый раз пытался доказать Господам, что он достоин быть равным им.
- Ну как мне тебе объяснить уже Хан, среди рабов ты равный – бесспорно, но не мы тебя признаем Господином, сама Смерть должна тебя признать, - Госпожа Скорбь развела руки в сторону.
Но Хан никак не унимался, за его спиной Страх, одними губами прошептал: «Бесполезно».
- Так что вы хотите сказать, эта выскочка станет сегодня Госпожой?
- Во-первых, ты путаешь, Выскочка валяется сейчас возле Тайника и никогда не станет Госпожой. Это Тихоня. Имя очень важно. Во-вторых, дело ведь не в силе, не во времени. Думаешь, мы не знаем, что ты десять жизней готовился к этому испытанию, что весь твой Род приложил свои усилия, чтобы иметь собственного Господина в Доме Смерти. Вам нужна всего лишь власть, но никто из вас не понимает, что все это пустые мелочи перед лицом смерти, и не той смерти, которую ты испытывал уже тысячи раз. Есть еще и другая смерть. Хорошо, уговорил, я открою тебе секрет, может он тебе и поможет. Все дело в боли. Надо ее принять, не терпеть. Чувствуешь разницу? Боль не делает тебя сильней, если ты ее терпишь, боль должна стать частью тебя. Я покажу тебе на примере.
Госпожа Скорбь отклонилась в сторону, вынула из-за пояса Господина Страха два ножа и без какого либо предупреждения, со всей силы воткнула один в ногу Хана.
- Больно?
Лицо послушника стало сначала красным, потом белым. Но надо отдать ему должное, он не издал ни звука, лишь раз прервалось его дыхание. Госпожа Скорбь так же неожиданно метнула второй нож в Тихоню, та даже не дрогнула, ее дыхание осталось таким же ровным.
- Чувствуешь разницу?
Хан со злостью вырвал нож из ноги, встал, и хромая пошел прочь.
- И еще, - крикнула ему в спину Скорбь – мы не хозяева, нам не нужна власть, унижения и поклонения, мы Господа. Здесь тебе тоже надо почувствовать разницу.

Весь этот разговор прошел мимо внимания Тихоня, она в нем не нуждалась, она искала встречи с той, кто либо изгонит ее страх навсегда, либо уничтожит. Боль служила маяком, зовущим через миры. Тихоня мчалась по дороге, пока не достигла ее конца. Белая лестница уходила в небо, туда где монотонное серое небо прорезала полоска света. Там ждал ее Бог. Он ждал там всех, надо лишь дойти. И Тихоня вдруг поняла, что все эти многочисленные миры и даже сама смерть придуманы людьми. В своей рабской привычке доказать хозяину, что и у них есть воля, что они все могут сами, вот только воли и не было, были лишь желание сделать все наперекор, забыться и воскреснуть уже одиноким и свободным от Его Воли. Вот только забыли они, что свобода не зависит от чьей либо воли, свободы идет изнутри. И словно ребенок, который отбирает игрушку у родителей, кричит я сам, я сам и все сам ломает, так и люди в своем стремлении сделать все сами совершают тысячу ошибок, а чтобы исправить их создают тысячи миров, и нарастают эти миры вокруг дороги, одной единственной дороги, что ведет к Богу, который ждет, который все простит, все поймет и не спросит. Но никто не видит, что дорога куда-то идет, все думают, она бесконечна, как цикл перерождений и жизни. И все забыли, что будет конец, и вот тогда придет настоящая смерть, та, что была до начала времен, когда даже не существовало слова. И только те, кто будет вместе с Богом, спасутся, про это люди уже забыли в своем вечном цикле перерождений. Но есть еще те, кто помнит, но те кто не может позволить Богу унять их боль, потому что они не рабы, они не будут скрывать своих ошибок, они выпьют эту чашу с ядом до дна. Они не боятся настоящий смерти, они готовы ее принять, исчезнуть раз и навсегда и вместе с ними исчезнет, то, что когда-то сделало это мир чужим для всех. Но именно это делает их теми, кто они есть сейчас. И смерть ее признала равной и открыла перед ней свою бездну и забрала весь страх, ненависть, сомнения, осталась лишь боль. Весь материальный мир, за который так цеплялись люди, стал прозрачным, рухнули ненужные оковы, она сделала всего один шаг по арене и задрожала земля, это в подземных казематах Тайника бесновались Безумцы Смерти, приветствуя новую Госпожу. Все Господа встали со своих мест и упали на колени, приветствуя ее, как равную.
- От ныне и до конца времен, - прошептал Господин Ужас, но его голос услышал каждый в Городе Смерти, - с нами Госпожа Боль!

Ого! Кажется, кто-то читал "Маркиза Де Сада" Сначала было скучновато читать, пока сюжет не стал так закручиваться... Все эти персонажи, очень классно придуманы! Я прямо прониклась атмосферой: мне кажется все происходит в такой себе а-ля мрачной средневековой местности (может из-за ассоциаций с Де Садом).

Сплошные аллегории. На какой-то момент показалось, что тихо схожу с ума...
Мир выстроен автором скрупулезно. Почти сказки Шехерезады, не хватает только менестреля с песнями.

Удачи автору,

Многовато быта, попавших в ощип кур, с которыми автор немного не справился. Не может же картошка и птица быть более ярким эпизодом, чем втыкание ножей в различные части тела.
Мир яркий, разворачивается, как и следует, постепенно, объяснения "Голливуд-стайл" отсутствуют, что плюс, но куда-то девается главгероиня, как только обретает местное прозвище, хотя может так и надо. Так сказать, трансформация не только через описание внутреннего мира персонажа, но и через выразительные способы литературного языка. Но тогда, как на мой вкус, маловато =)
И несогласованные предложения смазывают весьма приятное впечатление, что печально.

Хорошо написано, хотя и ошибки есть, но совершенно не моё. Миры рабов и господ, миры где мужчина не считает женщину человеком и всё решает за неё - мне глубоко неинтересны. Я никогда не смогу понять, зачем вываливать на голову читателям, которым и без того живётся нелегко, вот такое вот неаппетитное варево.

А мне очень понравился рассказ. Один из немногих на конкурсе, где есть оригинальный, глубоко проработанный загробный мир. Пусть у автора несколько странная фантазия, но заметно, что эта тема его глубоко волнует. Сочный, образный стиль. Единственно, мне показалось немного затянутым. Видно, что автор замахнулся на повесть скорее, чем на рассказ.

Если Шама взял на себя все грехи этой женщины, то за что ей такое наказание?

Эпиграф к этому рассказу (строчки из самого рассказа):

и




Черт. Прочитал название - и долго смеялся. Смеялся по хорошему долго и от приятных мыслей. Посмотрим, удовлетворит ли расск моим ожиданиям. Надеюсь, прочту что-нибудь эротическое и мазохистское, в духе "50 оттенков серого")))
Итак...
Печально, что разбито аж на 3 части - умелый создатель рассказов никогда не совершит такой ошибки. Я помню, когда написал свой первый рассказ, тоже разбил его на части и дал почитать маме. Она рассмеялась (мне в лицо) и сказала, что рассказы на части не делят. С тех пор я взялся за ум)))

- увы, увы. "Что-то печальное нас ждет," - подумал я, прочитав первый абзац.

И не ошибся. Этот про Аню и ее нелюбимого мужа. "Но, может быть, - подумал я грешным делом, - она будем ему изменять направо и налево?" Тем более:



Но нет, автор решил поиграть на моих чувствах. Типа, как печально, что люди умирают от болезни.

Вопрос: Аня заразилась от мужа??!!
Такс, запятые ушли в загул)))

Вместе с главной героиней: она шастает по земле в образе призрака. Я так и знал!
Неужели нас после смерти ждет такая печальная участь - шастать и видеть все, что происходит дальше? Нужно срочно лечить почки...

Опа. Не успел я записать коммент, как Аня уже вылетела за пределы атмосферы и потела к Сатурну, как космический аппарат Кассини в свое время.))


Кстати, первая часть имела оригинальное название: "Смерть".

Суть в том, что куда-то таки ГГ улетела, и теперь опять заимела красивое сексуальное тело. Весь рассказ она шлепает голой по улице - порнография? Я так себе и представил: груди (3-его размера), ну... и все остальное. А тут прискакал Шама. Тоже голый. Эрегированный?
Голый (обнаженный) вопрос:


Нет, ну вот дурак-то. Перед ним голенькая женщина, а он

Осел...
А, вот оно где, я все же прочитал эти строки, ура:




УРА!!! А вот и мазохизм и садизм, на которые я надеялся и никогда не оставлял надежду, читая этот рассказ:


Далее рассказ делает резкий поворот сюжета. Читайте сами:


Вот так)))

Шама ласково успокоил Анюту:



Что за Велики дома? В смысле, велосипеды, которые стоят дома?

Теперь я понял: этот рассказ написан в жанре фантасмагории с элементами садизма.



Понял про велосипеды - это просто Великие дома. Просто пропущена буква. Сразу не догадался. Честно. Думал, что автор - оригинальнее.

ОЛЕ, ОЛЕ-ОЛЕ-ОЛЕ, Мазохисты вперед!





А мы знаем, что это за части такие)))



А мы знаем, чего он хотел)))

Итак, ГГ, наконец, стала Госпожой и сменила свои мазохистские наклонности на садизм)))

Можно сказать, счастливый конец.

Вердикт. В рассказе слишком мало эротики. Опять отсылаю к рассказу "Гоша". Если уж писать про садизм, до в стиле эротического рассказа. Автор ощутимо себя цензурировал, боялся, что не пропустят. Но вместе с цензурой задушил ребенка.

Где вы увидели наказание? Она любила, когда ее наказывают во время секса. Ей дали возможность ощутить секс с самим господином Страхом. А потом сделали Госпожой. Это ее рай - разве не понятно? У каждого свой рай. Ее вознаградили.

Тема интересная, но вот с философской концепцией автор сам не разобрался до конца. Надеюсь, что со временем это удастся. А так среди скомканного финала, как чертик из табакерки, выскакивает Бог.
Не надо путать разные "сказки".
В сказке про Великие дома единого бога нет. Совсем нет.

БДСМ в фэнтези это , да еще и в потустороннем- перебор.

Это и так понятно из предыдущих предложений.


Захватывающее начало.
Было интересно следить за героиней.
А потом, после второй части интерес, почему-то угас. Дальше не читал.
Скучно стало.

Согласен, полноценный мир.

Мне понравилось.
Жутковатый рассказ.

Мне так нравились ваши рецензии. Если бы объявили конкурс на лучшего критика, я бы точно вам поначалу отдала бы приз. Но сейчас вы что-то совсем разошлись не по делу. При чем тут ваш Гоша я никак не могу понять. Тут серьезное интересное исследование на тему загробного мира с философской составляющей, а вас куда-то в эротику занесло. Откуда эта фривольность пошла? То у вас Мясной бор смех вызывает. То здесь у вас смех. Нельзя же так. Ведь ничего по существу рассказа так и не сказали. Даже скучно стало вас читать. Выдохлись что ли?

Смерть, как бы смерть с испытаниями, окончательная смерть, множество миров (каких, зачем, кто определяет, куда должен попасть человек после смерти или как бы смерти), господа с претенциозными именами - словом, бред. Целостной картины нет.

Идею рассказа пытался уловить во время чтения, как порхающую бабочку – вроде вот-вот ухвачу, но нет – упорхнула.
Стиль не легкий, читать было трудно.

Выстроенный мир интересный, а язык изложения очень уж "постный". Этот был, тот был, она была... Ну, Автор, елы-палы, Вы сумели построить такой небезинтересный сюжет и погрязли в ничем не примечательном описательстве. Тут поэзия слов нужна, журчащее звучание, шипящее шелестение, кровавое красноречие - где это всё?! Вот, блин, где я сейчас вспоминаю "Эмму"! Там этого в переизбытке, а Вашей структоризации "Эммы" не хватает. Короче, "если взять нос Петра Ивановича..."

Первая часть рассказа читалась сквозь романс

Дождик осенний поплачь обо мне...

Почудился какой-то отголосок апокрифов Магриба, которые могла бесконечно рассказывать моя эфиопская няня. Такое впечатление, что автор мусульманка.

Автор явно ушёл в фэнтези Но захватило, читал на одном дыхании.
Не гнобите за короткий комментарий, я пишу только то, что приходит на ум.
Рассказ понравился.

Успехов автору!

Почитал рассказ, почитал комментарии и офонарел и от одного и от другого. Читатели-судьи пишут: "Написано хорошо, но..." - вот с "но" согласен, а где "хорошо"? Текст до невероятия грязный - ошибки, пропуски, путаница частиц, предлогов и приставок(слитно-раздельно). Ну и конечно, опечатки, многие из которых сделаны будто нарочно: это и "Велики Дома", это и "красная каска", которой солнце вымазало небо, это и зажаренная до "хрустящей курочки" курица. Фантазия у автора, конечно, в тонусе(похоже, подпитывалась она, фантазия, полотнами Бориса Валледжио), но... А теперь об этом самом "но". Героиня никогда не любила мужа, Дениса, но после его смерти заразилась тоской и самоубилась. "Там" она встречает своего бывшего, садиста Шаму. Опечаливается по поводу невстречи с Денисом. Всё, Денис более не умпоминается. Вопрос - а нужен ли он был в принципе рассказу? только ради красиво-щемящей фразочки: "Я так и не научил тебя любить"?
Едем дальше. С Шамой они оседлали "огромного" ящера, который, как щепку порвал голодранца с камнем и проглотил без запивки. Приехали они в город за гигантской стеной и долго бродили по тесным(ТЕСНЫМ) улочкам, лавируя между карнизами и развешанным бельём, а огромный ящер ничего так - поместился и даже юркнул в какие-то ворота в тупике. Или огромный, или тесные улочки - стоило определиться.
Далее. Шама. Он как-то незаметно слился из рассказа в никуда. Вот был - любовь, плётки и прочее, а потом бац - нет его. Остались только разные Господа Страхи, ужасы и паники. Потом идёт аллегоричное такое фэнтези, сумрачное, образное, но логика в рассказе так и не восстановилась. Последний абзац, про Бога и лестницу - вообще сплошная вода и междометия.

Уф, я это прочитал - пойду куплю себе медаль.

Написано так, что понять что к чему не представляется возможным.



Что всё это значит ? Что такое "мысленные пределы" ?
Забыла она всё или нет ? Или хотела забыть и не смогла ? Или не хотела ?





И так далее. Каждое пятое предложение - нечитаемо.
А между тем... В этом возможно что-то есть.
Есть какая-то идея, автор явно не просто так всё это писал.
Но продраться через этот текст, чтобы хоть что-то понять - не смогла никак.

Зрелость.

Завлекающее такое произведение. Затягивающее. Даже все ачипятки простить за атмосферу готова. И почти все нелогичности.

Вот только ключевого послания я так и не поняла:
"Но есть еще те, кто помнит, но те кто не может позволить Богу унять их боль, потому что они не рабы, они не будут скрывать своих ошибок, они выпьют эту чашу с ядом до дна. Они не боятся настоящий смерти, они готовы ее принять, исчезнуть раз и навсегда и вместе с ними исчезнет, то, что когда-то сделало это мир чужим для всех. Но именно это делает их теми, кто они есть сейчас."

Получается, то, что делает человека оригинальным и непохожим на остальных, делает его мир чужим для других людей? И те, кто это принимают, идут не по пути Бога (христианского, на мой взгляд)? И это их сознательный выбор?

Я загрузилась, но мне нравится)

Спасибо всем кто пытался читать, прочел или осилил, и даже может что-то вынес для себя.
Особая благодарность тем, кто проголосовал, ваш интерес важен для меня.

Теперь немножко отвечу....
Во-первых: Да вы совершенно правы, этот рассказ уже сейчас в своем полном объеме занимает 4 а.л. но он постоянно нарастает другими историями и мыслями, так же есть отдельные истории Госпожи Скорбь и послушника Хана, но к сожалению, чтобы попасть на этот конкурс пришлось вырезать практически всю историю взаимоотношений Госпожи Боль и ее мужей, а так же взаимоотношения с Господином Ужасом. Оставила я только идею, чтобы посмотреть как на это посмотрят читателя. И вижу, что идея живая, многие здесь отметившиеся здесь ее заметили, а так же атмосферу, так что обязательно это историю буду шлифовать, пока она не до растет до романа.

Во-вторых, о грамотности... Каюсь! Каюсь! Каюсь! Но к сожалению для меня русский язык уже перестал быть родным, мне ближе арабский не смотря на то, что я живу уже давно в России и общаюсь только по русски думаю я на жгучей смеси русско-арабского и пишу я скорее по арабски, чем по русски, отсюда несогласованные предложения (я до сих пор не могу понять что это такое и чем это плохо) и так же опечатки не говоря уже про ошибки. Сама я не в состоянии вычитать свой рассказ, потому что я привыкла читать по согласным буквам, я на гласные даже не обращаю внимания. Но даже если пытаюсь читать по буквам, на долго меня не хватает, потому что при чтении я вообще забываю про слова, я сразу вижу образами, смыслами и никак не словами.

В остальном: Где вы увидели, что мужчина в этом мире не считает женщину за человека?
Она это не может позволить сделать Богу, а что уж говорить про мужчину.

а последняя под песню
Это просто дождь

Вот как раз с философской концепцией автор то и разбирался. И Бог здесь появился не просто так. Это Великие Дома забыли в своих бесконечные перерождениях цель всего, они думают что сами могут влиять на все, забывают, что на все не их воля. В этом и вся трагедия. Этим и отличаются Господа от всех. Они помнят о том, для чего жили и благодаря кому.

Нет совсем не так. Здесь говорится о грехах, тех что отдаляют нас от Бога, и соответственно от того мира, который создал он. И если в основе своей люди здесь просто перерождаются, желаю прожить хоть одну жизнь с чистого листа и показаться потом перед Богом, посмотри какой я праведник. То Господа понимают, что со всеми теми грехами, они настолько несовершенны по сравнению с Богом, что даже если он их простит, это ничего не изменит. Поэтому они готовы принять настоящую смерть, которая придет после Судного дня. Они не боятся ее, в отличии от других, которые просто предпочитают на это закрыть глаза и думать что в сотом перерождении у них точно получится стать чище. А многие уже даже забыли зачем начали перерождаться и Судный День для них лишь легенда.
И бог не может быть христианским и еще чьим-то, Бог - един!

Алиса, я вот тоже часто пропускаю гласные...( даже в шкле во всех сочинениях так было - содержание 5 - граммотность - 3) Знаю это и постоянно вычитываю по слогам... Смешно и порой стыдно, но считаю , что это характер такой... за словом видеть образ и не замечать когда пишешь элементарного.
Знать свои ошибки - значит обращать на них внимание .

Алиса, рассказ хороший, но взгляд на одни и те же вещи у нас разный. Немолодого человека, который видел в своей жизни много боли пугает уже название. Мне уже просто не по силам выносить боль ещё и в литературе.

Да я вас понимаю, у меня тоже есть сюжеты в литературе которые я не могу читать просто физически. Например, когда герой попадает в неловкую ситуацию... и вот не помню чтоб сама когда-то попадала в неловкую ситуацию... но читать об этом даже зная, что все закончится хорошо я не могу.

Но вот боль для меня отдельная тема, потому что в своей жизни я перенесла очень много боли и как душевной так и физической и проведя 7 дней в состоянии опистотонуса, когда я болела столбняком, я свое отношение к боли изменила, поэтому о боли я пишу так же много, как и о смерти.

Читая раск,вспомнил другой,-идут двое,старший младшему,сейчас пройдем эту женщину и обернись,посмотри ей в глаза.Младший увидел в этом взгляде то,что навеяло вашим рассказом.Подтекстом шло,что Ислам женщине есть величайщая школа дисциплины духа.

полностью согласен

Спасибо!



и вам спасибо, что 2 человека на этом форуме заметили, а то некоторые считают здесь меня духовной малолеткой