Автор: Остин Арка



Старый долг



«Я научился смотреть на смерть как на старый долг, который рано или поздно придётся заплатить».
Альберт Эйнштейн.




Велор Модинов умер, и был уверен в этом…
Он был одним из тех, кто прокатился на волне популярности темы околосмертных переживаний, выпустив книгу «Рядом со смертью», целый месяц возглавлявшую списки бестселлеров в России. Велор работал судебно-психиатрическим экспертом, и за годы исследований собрал богатый статистический материал: рассказы людей, переживших клиническую смерть.
Типичных ощущений предсмертного опыта Велор мог назвать больше десятка: неприятное жужжание, яркие вспышки, осознание смерти, умиротворение, деформация времени и пространства, парение над собственным телом и ещё жменя необычностей вплоть до встречи с солнечным созданием или умершими родственниками. Истории тех, кому случилось свести близкое знакомство со смертью, имели поразительное сходство.
Именно поэтому Велор Модинов ни грамма не сомневался, что умер по-настоящему. Раз и навсегда. И никакой второй попытки, забудь про вступительную главу новой книги.
Была боль, тяжёлая и холодная, как колесо булгаковского трамвая. И брызнувший свет: белый и красный. А потом обрыв – так рвётся провод во время важного телефонного звонка.
И долгое липкое пробуждение, из которого он не помнил ничего, кроме того, что барахтался в нём, словно в кошмаре утопающего.
И вот он здесь.
Он действительно видел своё тело, но не на расстоянии, а совсем рядом, точно смотрел на часть себя – руку или ногу. В какой-то степени так и было: чёрная корка связывала его голые ступни с правой кистью двойника, лежащего на асфальте. Велор пошевелил пальцами ног, и струп-спайка сломался, осыпался пепельной цедрой.
Его и мертвеца теперь ничего не связывало. Физически.
Далеко, несколькими кварталами северней, дизель-молоты лупили по сваям, загоняя их в грунтовую плоть. Звук рождения свайно-ленточного фундамента не раздражал, наоборот – наполнял колким восторгом. Велор почти убедил себя, что это удары его сердца.
К нему не пришли души людей, чтобы объяснить, помочь, напутствовать, не явилась сущность из света и любви, чтобы провести через картины прошлой жизни к барьеру бытия. Велор не почувствовал ничего, что могло намекнуть на необходимость возвращения на землю, в мир живых. Он продолжал сидеть на корточках возле своего тела, отстранённо глядя на проломленный череп. Почему-то вспомнился рассказ о демоне, который разбивал людям головы, а после доводил их близких до самоубийства, заставляя думать, что душегубство – их рук дело.
Элементы обобщённого околосмертного опыта могли катиться к чёрту… или к демону-любителю-колоть-черепушки. Куда катить ему, Велор не знал – часть памяти словно обесточили. Возможно, тоже к бесам. В ад. Хотя в посмертное воздаяние Велор не верил.
Новое тело – не мёртвое, а новое, потому что мёртвое лежало перед ним – слушалось хорошо, никаких полётов или бесчувственности, только вот крутило его, точно с бодуна, когда суставы и кости уже проснулись, но ещё ушиблено переглядываются.
– Телефон, – сказал он сам себе, вставая. Слова вырвались струйками дыма, а на губах чувствовалось приятное послевкусие, будто от подслащённого мундштука. – Надо найти телефон.
– Зачем? – спросили из строительной траншеи.
Из колыбельной фундамента вылетела спортивная сумка, зевнула порванным карманом, звякнула содержимым. Затем в верхний край деревянного шпунта, укрепившего стены траншеи, вцепились две грязные руки, над досками появились спутанные волосы и обветренное лицо. Бомж почти грациозно поднял свое тщедушное тело на поверхность, размазал грязь по ладоням в попытке их отряхнуть, нахлобучил на острый череп грязно-вязаную шапочку с надписью «AC/DC» и поднял позвякивающую сумку.
– Ты меня слышишь? – спросил Велор.
– А почему нет? – ответил васька, шаря рядом мутными глазками. Наткнулся на труп. – Ой, беда, беда. За что ж тебя этак?
Велор ответил не сразу. Присматривался: может, дитя коллекторов и чердаков тоже мёртв? Окочурился в канаве, а душа выползла, поболтать с «коллегой»?
– Из-за денег. У нас почти все насильственные кирдыки из-за денег, все, что не из-за баб или власти. Хотя, там, где власть – один чёрт деньги.
– Ай, ай… Живого человека холодным сделали, – причитая, подбирался бомж. На новое тело Модинова он не смотрел. – Это ж чем-то так?
– Трубой, – пожал плечами Велор. – Или молотком. Я плохо рассмотрел затылком. Эй! Охренел!
Васька никак не среагировал – продолжал вычищать содержимое чужих карманов. В инспекции буро-влажных, как сырые арматурные конструкции, рук чувствовалась обречённая обоснованность, словно этот потерянный для общества человек, социальный мертвец, имел право на стервятничество. В парящем полёте своей полужизни, эти грифы и сипы помоек, наследники бродяг, высматривали падаль улиц, чтобы предъявить на неё свои законные права, чтобы избавить общество от соблазна низости. Они склёвывали страх и жалость, истребляли вредные вещества ценных предметов, способных превратиться в ядовитые газы наживы.
Закончив с карманами, бомж измерил подошвы и стал стягивать с трупа ботинки.
Велор махнул рукой. Ему-то что, и мёртвому, которого только что избавили от ботинок, и послемёртвому, смотрящему на это.
Мир вокруг постепенно менялся, словно выцветал, переходя в чёрно-белый спектр, некоторые предметы делались прозрачными, другие наливались болезненной чернотой, словно их контуры и тени растушёвывал подросток.
– Эй! Слышишь меня?
– Так. Ага. Так.
Васька связал шнурки и запихнул поживу в сумку с металлоломом.
– Выпить хочешь? – попробовал мертвец.
– Теперь можно. Ага. Теперь можно пожить, – бормотал под нос новый хозяин велоровских ботинок.
Велор понял: бомж не слышит его, а этот «диалог» – идиотская шутка наслаивающихся реальностей. Васька говорил сам с собой, но – забавно, товарищи покойнички, вам так не кажется? – его слова можно было принять за ответы. Каким-то образом психика васьки реагировала на мёртвый голос Велора.
Ничего забавного. Но даёт шанс.
Велор наклонился к бомжу, погрузил свою голову в голову живого, будто в дым, и произнёс:
– Мёртвый проснётся в могиле, Чёрная давит доска. Что это? Что это? Воскресная тоска?
Васька дёрнулся, отскочил, споткнулся и упал на задницу. Схватился руками за голову.
Велор приблизился и, снова совместив головы, прочитал последние строки старого стихотворения, которое помнил с самого детства.
– И над соломой избёнок, Сквозь косогоры и лес, Жалобно плачет ребёнок, Тот, что сегодня воскрес.
Бомж застонал.
– Воскресная тоска… – выдавил мужичок, дивясь словам, словно подкинутому младенцу.
Велор отпустил.
– Воскресная тоска, – кивнул он, не уверенный – это название стихотворения или просто строчка?
Не важно. Главное, живые могли его слышать, пускай лишь как собственные мысли, немного неожиданные, но Велора это устраивало. Это давало ему шанс. На месть.
Было воскресенье. Он был мёртв. И ему по-прежнему нужен был телефон, желательно таксофон или домашний аппарат, потому что на мобильники надежды не было. Даже при жизни.
Велор развернулся и зашагал прочь. К далёким серым громадинам жилого квартала, по серой грязи стройки, через серый туман мыслей. Справа чернел безголовочный башенный кран, мимо проплыл ржавый остов трактора, выпотрошенный и брошенный, как и большинство человеческих начинаний, на пути которых встала какая-либо преграда.
Три года назад здесь обнаружили вредные вещества в почве, источник которых не смогли изолировать, а может, вскрылись старые тайны – некогда эта земля использовалась как хранилище радиоактивных отходов, а может что-то ещё… стройку быстро свернули и так лихо сделали ноги, словно бежали из вольера с хищниками, в который по ошибке забрели. Новостройку всё-таки организовали, и не так чтобы далеко, но с отвернувшимися лицами-окнами, фильтрами и заборами с односторонним аэровпуском.
Удары молотов, забивающих сваи, сделались тише, сместились в бледный спектр уставшего эха. Велор пробирался по чёрно-белому комиксу загробной жизни, радуясь, что здесь нет никаких световых пятен, ощущения падения и сложных галлюцинаций. Это было бы нечестно. Как труп, присыпанный конфетти. Как боль, приносящая радость.
Ощущения света в конце тоннеля физиологи объясняли туннелированием зрения и малокровием зрительной коры. Чувство полёта или падения списывали на бросивший работу вестибулярный анализатор. В околосмертных видениях обвиняли ишемию лобной коры головного мозга.
Всё это не имело значения.
Мёртвый Велор искал телефон, чтобы позвонить своему убийце. Главное, найти правильный аппарат, или неправильный, как угодно. Способный связать звуками два мира, два состояния, две души. Если подумать, в этом заключается единственное предназначение всех старых телефонов, особенно дисковых, суть работы которых заключалась в ежедневном свершении ритуала – незаконченные круги, вращение в разные стороны, ожидание… ответ.
Велор помнил старый телефон из эбонита в кабинете отца, тяжёлый уставший аппарат, с матерчатым шнуром, который заканчивался шариковой ручкой, примотанной толстым слоем синей изоленты. Телефон служил символом минувшей эпохи, взятым в рабство артефактом. Но отключённый от линии аппарат продолжал работать, если имел на то расположение: мог связать с людьми, новые номера которых ты не знал. Маленький Велор брал трубку и слышал болезненные гудки, словно их протягивали сквозь него проволокой. А потом слышал голоса. И шум. Голоса были разными, но каждый раз знакомыми, такими же, как и при жизни, а вот шум – нет, это был не имеющий аналогов гул, который делал его пальцы слабыми. Велор бросал трубку и несколько дней не решался войти в кабинет.
Именно такой телефон был ему нужен: старый, неработающий, настоящий. У мёртвых вещей всегда имеется второе дно.
Он нашёл аппарат в центре детской площадки. В мире живых, разумеется, его не было, таксофон существовал только в его чёрно-белой подкладке. Это был древний таксофон АЖТ-69, переделанный на приём жетонов.
Велор снял трубку и прижал её к плечу. Потом резко приложил динамик к уху и закрыл глаза.
Стон.
Лязг.
Почти крик.
Почти угроза.
Почти прощение.
Гул влился в него, но не испугал, потому что трубка молчала, а шумел мир вокруг. Молоты дубасили по макушкам многометровых железобетонных столбов, кто-то ругался в окнах над головой, перекрикивались в ветвях вороны.
На этот раз Велор оказался на другом конце линии.
Он крутанул номеронабиратель – в этом не было нужды, но условности часто придают уверенность, – и когда диск вернулся в исходное положение, посылая импульсы в ночь призрачной линии, услышал:
– Велор? – спросила трубка.
Испуганно. Резко. Знакомо.
– Я освободился, – неожиданно для себя произнёс Велор.
Случившийся далее разговор удивил ещё сильнее. Его словно повторно отсекли от тела, позволив наблюдать со стороны. Но на этот раз Велор смотрел не на окоченевшую физическую оболочку, а на заполненное неведомой информацией сознание. Каким-то образом сознанию удалось обрести самостоятельность, и теперь оно беседовало по телефону.
– Ты в порядке? – спросила трубка.
– В полном.
– Помнишь, что нужно сделать?
– Не совсем… – замялось сознание. – Похоже, твой боец слишком сильно шваркнул меня по голове. Ножом было бы проще…
– Не пори чушь, причём тут кто и как? Сейчас всё вспомнишь.
– А при том, что мне…
– Хватит уже! – рявкнула трубка. – Раз у тебя отшибло память, я напомню. Ты должен заставить Неймегена подписать контракт.
– Кого?.. Контракт?..
Из трубки донеслось недовольное сопение.
– Какой контракт?
– Давай так. Рано или поздно ты всё вспомнишь, память к тебе, дядя Велор, вернётся, ты только делай, что я тебе скажу. Мы с тобой в одинаковых майках по полю бегаем, понимаешь меня? Просто делай то, что я скажу и всё, договорились?
– Договорились, – согласился Велор.
Голос недовольно хмыкнул, а затем сообщил адрес и велел внедрить в голову уже упомянутого Неймегена мысль о том, что контракт с лабораторией «Новая Власть» должен быть подписан, во что бы то ни стало. Даже не так… что от этого зависит будущее господина Неймегена и всех его ближайших родственников, включая рыжего престарелого кота, которому недавно сделали операцию. «Так ему и внедри, ты же умеешь теперь мысли внедрять, верно? И про кота не забудь, он его очень любит».
Велор положил трубку, но тут же снова поднял.
– Ах вот ещё, чуть не забыл. Ты уверен, что тело… м-м… ну это… того?
– Мёртвое?
– Ну да. Уверен?
– Да, уверен, там дыра с кулак. Твой же боец разве не…
– Отлично. Отлично. А то, знаешь, не хотелось бы… мы же тут не шутки шутим, ну ты понимаешь…
– Не понимаю, – сказал Велор и снова положил трубку.
Он догадывался, кто был на другом конце, но в эту догадку не хотелось верить.
Между тем, вид на мир из загробной реальности оказался ничем не лучше того, к которому он привык. Никаких демонов, привидений, виев и прочей нечисти, солнце светит, облака плывут, люди ходят. Смурные, смотрят под ноги, ничего и кого не замечают – всё как всегда, ничего сверхъестественного.
По дороге до указанного адреса Велор развлекался «внедрением». Нашептал парню с цветами, что нужно подождать «ещё чуток», дворнику навеял мысль о том, что тот «чёртов гений, и не пристало махать метлой за копейки», а одну голодную вегетарианку до красноты смутил неожиданной мыслью о сочном шашлыке из баранины.
Добравшись до места, Велор нашёл кабинет Неймегена, но почему-то остановился перед ним в нерешительности. Секретарша таращилась в зеркальце, а за ней, рядом со шкафом, стоял совсем неуместный в вычурной офисной обстановке, но уже знакомый АЖТ-69, переделанный под жетоны.
Велор совместил голову с головой блондинки и подумал: «Боже, какая же я дура», после чего подошёл к таксофону и снял трубку.
– Ну как там с памятью? – спросила трубка.
– Да никак.
– Гхм… Тогда учти, дядя Велор, от этого зависит и твоё возвращение тоже. Действуем по плану.
– Конечно, – кивнул Велор.
– Так что? Вспомнил?
– Нет.
– Блин, – ругнулась трубка. – Ну, вспоминай.
Велор положил трубку и обернулся. На экране компьютера секретарши был открыт сайт с тестом IQ. Велор ухмыльнулся, наклонился к девушке и раскатисто произнёс:
– Хочу орешков.
Та вздрогнула, обиженно шмыгнула носом и зарылась в выдвижной ящик стола. Велор шагнул через неё, собираясь проникнуть сквозь стену кабинета, но его внимание привлёк пятирукий младенец. Малютка парил под самым потолком и вертел головой так необычно, что Велора даже передёрнуло. Он уставился на первое встреченное им потустороннее существо.
В это время младенец нашёл глазами Велора и замер, точно чучело. Зрачки расширились, налились жёлтым светом. Велор смотрел, не отрываясь, и вдруг увидел туннель, о котором так много упоминал в своей книге. Добрый и убаюкивающий свет, которому хотелось подчиниться, сдаться на золотистую милость, позволить унести себя далеко-далеко… От резкого звонка таксофона глазные яблоки младенца пошли трещинами, туннель задрожал и стал разваливаться на куски, осколки доброго света брызнули во все стороны… Треск и жужжание разрушили гармонию. Велор бросился к телефону и сорвал трубку.
– Что ещё?
– У нас проблемы! Это трамбователь, ни в коем случае не смотри ему в глаза. Вот скотина, всё забыл! Очнись же!
– Спокойно…
– Я-то спокоен, это ты между тем и этим болтаешься, а не я. Не смотри этой твари в глаза и не прикасайся к ней, избегай всеми силами, понял?
– Понял-понял. В этом проблема?
– Нет. Проблема в теле.
– А что с ним?
– Оно живо, в коме! Эта тварь здесь именно поэтому.
– Ну так пошли своего… этого, как его… чтобы добил.
– Не получится. Надо звонить, договариваться, а они там все мутные… можно другого напрячь, но у нас вообще сложно с этим. На мокруху не всякий согласится, чёрт. Чёрт! Не самому же идти.
Негодование в трубке показалось Велору несколько наигранным.
– И что теперь?
– А что теперь? А-а, что же, чёрт возьми, делать?.. Давай так: ты сейчас быстренько разбираешься с Неймегеном, а потом мигом к коматознику и… не знаю как, но делай, что хочешь… только он… ты должен откинуться. Если до тебя доберутся эти твари, мы тебя уже не успеем вытащить, понял?
– Понял.
– Действуй, дядя Велор.
Велор положил трубку и, стараясь не смотреть на уродливое существо, прошёл к Неймегену.
Оказавшись в кабинете, Велор осмотрелся и похолодел – очень многое показалось ему знакомым. Картина Веласкеса «Демокрит», с усатым мужчиной, многозначительно занесшим перст над глобусом, бар в виде гигантской аптечки, с огромным крестом из красного дерева, инкрустированным в лакированное тело из светлой сосны. Стол, ножки которого заканчивались тройными львиными лапами.
И, наконец, сам хозяин.
При виде седобородого старца что-то в Велоре переключилось, щёлкнуло, скрипнули пружины продавленной, как старый диван, памяти. И он вспомнил. Кое-что. Вспомнил, чем занимается лаборатория «Новая Власть» и почему нужно заставить Неймегена подписать контракт. Разумеется, никакие лекарства его компания не получит – просто нужны деньги, чтобы закончить исследования. Отправлять «туда» они уже научились, а вот принимать «оттуда»… Неймеген – остался последним из огромного списка всевозможных предпринимателей, чьи валютные карманы лаборатория безуспешно пыталась вывернуть. И теперь, если не этот бородатый австрияк, то уже никто.
Велор задумался: почему же именно он согласился на эту, в прямом смысле, смертельную авантюру? Неужели снова деньги? Ну конечно, кредиты – вот в чём загвоздка. Велор набрал уйму денег и положил всё на счёт, и выписал доверенность на предъявителя. На того, кем он окажется, когда воскреснет. Интересно, знает ли об этом голос из трубки?
Велор потёр подбородок и уставился на старика. Что если не удастся его убедить? Он же неприступный, как Зальцбургская крепость, – верит только двум людям: себе и своей жене. И раз последняя разменивает второй десяток под крышкой гроба, значит, возможность убеждения сужается до единственного способа, впрочем, уже доступного лаборатории: отправить «туда» агента и заставить бизнесмена подумать правильно.
Вот в чём заключается миссия Велора. Вот почему он оказался вдали от города на заброшенной стройке. Вот почему его убили.
Он подошёл к застывшему за отчётами бизнесмену, наклонил голову, чтобы совместить с чужой, но краем глаза заметил на стене пятирукого трамбователя и одёрнулся. В голове зашипела, как змея, неприятная догадка.
– Ну уж нет, напарник, концы в воду, значит? Ищи дурака, так просто меня не купишь, – взорвался Велор и вылетел прочь из кабинета.

***

Тело лежало на прежнем месте. Заглянув в затылочную «пробоину», Велор сморщился и сочувственно цокнул языком. Как же убить живое тело из загробного мира? Осмотрелся – никого, только васька тащится в окоп со свежими бутылями «беленькой». Велор направился к бомжу.
– А вдруг он жив? – встрепенулся бомж от неожиданной мысли. – Вдруг жив? И глаза его на меня смотрели, когда я карманы чистил, что если потом найдёт? Что если возвращать заставит?
Васёк окинул мутным взором окрестную разруху, бережно поставил на землю хрустящий пакет и потянулся за камнем. Взял один, взвесил, выбросил, поднял другой, нет, не то… подхватил рыжую арматурину – только испачкался и ладони поцарапал... Наконец, найдя какую-то железку, подошёл к телу, хмурый и серьёзный, как древнеримский гладиатор. «Надо, надо, надо, – вертелось в голове. – Добить надо, иначе расскажет, выдаст, вернётся, потребует деньги назад. Надо убить!»
– А ну прочь! Ну-ка прочь! Ишь, чего удумал, злодей! – пронзительно затрещал женский голос. Стайка ворон захлопала крыльями и с карканьем поднялась в воздух.
Васёк выронил оружие и, прихватив пакет, поторопился в укрытие.
Не успела женщина подумать «зря я это затеяла, меня же и привлекут», как на стройке появилась вызванная ею машина скорой помощи. Проверив пульс, санитары затащили тело в карету, и, разбрызгивая в воздухе сине-жёлтые тревожные огни, понеслись в реанимацию.
Пока везли, санитару пришла в голову неожиданная мысль. Ужаснувшись притаившейся в тёмном тайнике души непрофессиональности и возможной измене клятве Гиппократа, он подумал: «А если оформить его бомжом, а органы продать?». Санитар закурил, руки дрожали. Мысль не унималась, билась, как попавший в сети карась. «А почему бы и нет, вколоть что-нибудь, чтобы зажмурился, и записать, мол, не довезли… мало ли бомжей на стройках находят… только те больные насквозь, а этот вроде здоровый, одет прилично, может с гастритом только, так ведь кто сейчас без гастрита…». После первой сигареты санитар тут же поджёг вторую и закашлялся.
Велор был близок к отчаянию. Трамбователи, эти мерзкие безногие существа с пятью пухлыми ручками и младенческим личиком, закреплённым на тонкой суставчатой шее, осаждали его со всех сторон. В больнице они были уже повсюду, так много, что Велор с трудом смотрел по сторонам, каждый раз рискуя встретиться взглядом с одной из тошнотворных тварей. Кроме этого, стоило остановиться, они начинали медленно перешагивать, переставлять ручонки, приближались, вращая головами, как индюки на кормёжке. В карете скорой помощи один из них подошёл так близко, что Велору удалось рассмотреть его во всех подробностях. Тогда он с ужасом понял, почему к ним нельзя прикасаться…
Его время подходило к концу, рано или поздно их станет слишком много, ему просто некуда будет убежать. И если он не встретится с одним из них взглядом, то уж наверняка коснётся. А уж тогда…
В углу за стойкой регистратуры зазвонил невидимый никому кроме Велора АЖТ-69. По удачной случайности, или по неким законам загробного мира, вокруг таксофона ещё не было ни одного трамбователя. Глядя под ноги, Велор шагнул в будку и снял трубку.
– Дядя Велор, что ты здесь делаешь? Почему не закончил с Неймегеном?
– Ну и сволочь же ты… Ты всё подстроил! Тебе совершенно не нужно, чтобы я вернулся. Ну уж нет, голыми руками меня не возьмёшь… сейчас я разберусь с этой нечистью и займусь тобой. Если ты меня не вытащишь – пущу и тебя и весь ваш лаб в такие шишкины дали, что вам…
– А-а, память вернулась…
– Ещё как!
– Ну, тогда ты, наверное, помнишь, где находится твоя доверенность на предъявителя.
– Что?!
– Доверенность… та, что мои лаборанты нашли под обивкой твоей двери… та, что сейчас лежит у меня на столе.
– Сволочь!
– Приходится, знаешь-ли, приходится… А ты неплохо подготовился, думаю с такой суммой, нам даже Неймеген не нужен, так что бывай… до встречи в этой, как её…
Велор оторвал трубку от уха, врезал ею по старому таксофону, переделанному под жетоны:
– Сволочь!!!
«Что же делать? «Там» ждут долги, «здесь» – безобразные твари. Вот если бы убить тело… тогда почти безграничная власть. Только зачем? Вернуться он всё равно не сможет, а бесконечно торчать в совершенно бесполезном потустороннем мире – сомнительная перспектива. Проще уж сдаться «младенцам», посмотреть в глаза правде, скользнуть в туннель и родиться где-нибудь на другом конце Вселенной, в какой-нибудь альфе-центавре…» – Велор пробежался взглядом по чудовищу, медленно подползавшему к его ноге и поёжился. – «А вот дудки, этот подонок только этого и ждёт».
Велор крепко задумался.
Через какое-то время ухмылка, как затвор, передёрнула его напряжённое лицо. Осторожно обойдя трамбователя, он направился в реанимационную палату, где к своему удовлетворению обнаружил, как совсем юная медсестра дрожащими от волнения пальцами налаживает капельницу.

***

Ветер наваливался на деревья волнами, срывая и унося чёрные листья в пропитанный туманом воздух. Два узбека с лопатами безучастно стояли в стороне, переминаясь с ноги на ногу и недовольно поглядывая на неторопливую церемонию прощания. На толстых лентах грязно-зелёного цвета гроб опустили в сырую яму. Кто-то всхлипнул и уткнулся в чёрное плечо соседа. На дереве протяжно ругнулась ворона. Человек в чёрном снял перчатку, зачерпнул рукой липкую землю и бросил на гроб. Его примеру последовали остальные. Затем кто-то махнул узбекам, те взялись за лопаты и набросились на земляные кучи, лежавшие по разные стороны от ямы. Барабанная дробь падавшей на крышку гроба земли становилась всё тише, тише, пока на месте ямы не возник бугорок.
– Потом опустится, – пояснил чей-то хриплый голос.
Небольшая толпа облачённых в чёрное людей постояла ещё немного у временно установленного креста, попричитала, поохала, и медленно разбрелась по машинам. Бойкий человек в кожаной куртке и спортивных штанах подошёл к свежей могиле, внимательно осмотрел, достал блокнотик и записал: «Модинов Велор Д., уч. 62-34, 5000 р. + ограда».

***

На банкете по случаю удачно проведённого опыта трезвых не осталось. Частная научно-исследовательская лаборатория «Новая Власть» в полном составе развратно напилась. Под конец веселья генеральный директор Подстукин И.В., шатаясь, проник в собственный кабинет, поставил невысокий коренастый стакан с янтарной жидкостью на стол и подошёл к шкафу. Отодвинул стеклянную дверцу и достал с полки книгу «Рядом со смертью», перевернул тыльной стороной и, увидев фотографию автора, довольно хмыкнул. Затем он снова взял стакан, поднёс к губам фотографии и, злорадно скалясь, медленно вылил содержимое на обложку. Запахло выдержанным спиртом. Бумага намокла. Тогда он сжал губы в злой гримасе и швырнул книгу в мусорное ведро.
– Теперь я бог! Понял?! Я! Теперь! Бог!
И в этот самый момент в его голове возникла неожиданная мысль…

Автор тоже столкнулся(лась) со скудостью русского языка на имена? Нет, не говорите ничего, попробую угадать: Велор - это Великая октябрьская революция? Местами рассказ сюжетно перекликается с фильмом "Начало", в плане принципа внедрения идеи в голову человека. Правда там - через сновидение, а здесь - через "астральные проекции". Но рассказ хороший, увлекает, да и язык приятно грамотный и образно-богатый.

Какой выход из ситуации нашел Велор? Все прекращается на самом интересном месте и это грустно.
Что за идея пришла в голову Подстукину?

Опять бандитские разборки, колехторы. Ээээх...

Никакой интриги. Скучно.

Супер. Вполне прагматичная вторая серия. Только любовь автора к строительным подробностям считаю излишней. Свайно-ленточный фундамент вполне мог остаться просто "бетонным", если только ГГ не сам строитель со стажем. Мы же, в конце концов, через призму его восприятия мир видим. То же касается будки - лучше какие-то понятные характеристики, чем вот этот "АЖТ-69". Или ГГ ещё и связист? Ну нет этого в тексте нигде, кроме как в описаниях. Бессмысленные подробности.

Очень жаль, что рассказ так прерывается. Хотелось бы продолжения.

Да вы издеваетесь, автор. Прочитав первые несколько строк, я подумал:"Вот! Сейчас дочитаю и буду писать дифирамбы и обливать шампанским!"
Но по мере продвижения по сюжету, рецензия в моей голове мутировала в то, что ниже.

Да! Вы знаете, я тоже смотрел фильм "Начало". Внедрение мыслей? Нууу, нет. Уже не свежо. И замаскировать первоисточники у вас не вышло.

Правда, что ли? "Черно-белый спектр"? Ну расскажите потом, что это за зверь


WTF?


И какую смысловую нагрузку несет этот абзац?


Ииии? Толпа задержала дыхание в ожидании ответа!...а в ответ - тишина.


Кладбищенская лирика? Как страшно жить в этом мире вездесущего цинизма?


Это на каком основании такой жизнеутверждающий вывод родился???

Банальный дележ. Бабос. Пацаны-мацаны.
Эххх. Ра-за-ча-ро-ва-ние. Увы. А счастье было так близко!

Не дописано, однако. Я только уши развесила...

Удачи автору,

Да! Где финал!? Ну, ёлы-палы... Так всё хорошо начиналось...

Хорошо,что не затянуто, но следующую серию буду ждать.

Ну вот, еще одна глава из романа или повести...И отличная глава!!!
Можно устраивать отдельный конкурс художественного синопсиса, эдакий парад анонсов))
Но божи ж мой, как чудесно пишет автор!
(сердце со стрелой)))

Этот рассказ стоял ближе всего к тройке моего топа, а сейчас, приступая к отзыву, я даже подумала - не поставить ли его в топ, поскольку.... поскольку. Это, на мой субъективный взгляд, литература. Ну... выломанный кусок из того, что, если оно будет написано, обязательно будет литературой, а не коммерческой поделкой.
Тут (не удержалась - прочла отзывы в этот раз!)) ругали сюжет, типа, бабосы, пацанские разборки... а как без этого, если речь идет от ТАКИХ возможностях? Мир-то наш, а это значит, что в нем махаловка за бабло идет полным ходом...
Да и вообще - автору при таких возможностях владения языком, образами, композицией, деталью (мне понравились детали - они работают на общий смысл и общее настроение, этот мертвый пустырь, траншеи, замерший трактор, бомж - отлично, ОТЛИЧНО все играет, ага)

Могла бы по концовке накидать критики и по композиции некоторые соображения... но не хочется. Каждый автор сам понимает, как лучше ему все построить. Время нужно, чтоб отлежалось и окончательно оформилось... Особенно, если писался рассказ, а в голове была как минимум повесть))
В общем, это одна из САМЫХ лучших вещей на этом конкурсе на мое ИМХО, конечно.
Но я готова это доказывать с аргументами, если кто будет спорить...
Я за субъективность, конечно, но есть неоспоримые признаки мастерства. И здесь их есть.

Автор, кинете ссылочку, когда эта вещь будет написана и опубликована полностью?
Спасибо))

P.S. Все-таки полезно перечитывать рассказы.
А знаете что... никакая это не повесть, это самый настоящий рассказ!!!
Некоторая мутность текстовых скреп композиционных кусков смазала картинку, но я все равно считаю, что композиция для рассказа выбрана очень хорошо!
В общем, я подтверждаю, что для меня этот - очевидно один из лучших.

Я не читала Начало и мне очень понравилось, как кино смотрела. Удачи!

что же, что же дальше?

Круто! И язык, и сюжет!
Особая благодарность за телефоны, что-то откликнулось в душе, так мастерски автор описал их простую магию.
Жаль, рассказ закончился. На самом интересном месте!

Так, этот рассказ не так-то прост. Надо будет завтра, на свежую голову снова прочитать. Как это я на него до сих пор не наткнулась ?

Слив концовки, я считаю, самая распространенная болезнь авторов, которые вот-вот уже начнут писать полупрофессионально. Тут ведь как? Или задумка настолько грандиозная, что начав плести тонкий узор в начале, вдруг понимаешь, что и 50ти и 150ти тз. будет мало. А времени нет, а ограничения есть, а концепт менять не хочется. И ву-а-ля - рассказ обрубается на чем-то, что по мнению автора, могло бы быть открытой концовкой.
Иногда. Очень-очень редко, открытые концовки бывают интересные, но только если сам мир уже прописан, когда уже погрузился в идеи автора настолько, что после прочтения еще пару дней думаешь и живешь прочитанным. Ну а если это куцый рассказец, то это чаще всего просто не работает.
Ну что же, читателям жаль, автору не должно быть - он получил фидбек, что, по крайней мере, пишет он сносно и может писать еще.

Рассказ очень понравился! Странно, что так мало отзывов. Не думаю, что автор планировал "открытую концовку" или продолжения.

Думаю, Велор решил внушить главдиректору, что его надо срочно вернуть, что без него никак. И деньги ему надо возместить.
Элементарно! Удастся ли такое внушить ? Видимо, способности внушения не безграничны (ему не удалось внушить парамедику продать своё тело на органы). Но идея директору явно понравилась...

Так что, на мой взгляд - совершенно законченный рассказ. Круто закрученный и в меру жуткий.

Скорее всего, автор не хотел "разжёвывать" концовку (что похвально), да переборщил. Можно было, например, показать директора, вынимающего книгу из мусорного ведра.

Жаль, также, что герой этакая размязня беспринципная. Его бы сделать человеком хоть как-то порядочным - и было бы совершенство.

Но и так, рассказик достоин "топа", и за идею и за исполнение (младенцы эти не приснились бы...).

Наконец-то я дошла до этого рассказа. Как оказалось, не зря. Очень талантливый автор. Недооценненный. Стиль, интрига, крючки - все профессионально исполнено. То, что некоторая туманность образовалась из-за якобы "открытой" концовки может быть и к лучшему. Каждый может по-своему представить, что произошло. И очень оригигнально автор придумал эти трамбователей.

Отличная вещь! Написано практически идеально. Но концовки нет, так что считать это за рассказ несколько затруднительно. Есть завязка, есть идея, есть персонажи, есть стопроцентный задел под роман. Рассказа нет. Но все равно ставлю эту вещь на одно из первых мест в топе. Потому что это - не ученический лепет, это хорошая литература.

То есть по вашей логике - автор, который не понимает, что такое рассказ, не в состоянии композиционно уложить эпизоды в определенный объем текста, и обрывает повествование на полуслове, оставив с десяток неясностей и недоговоренностей - профессионал, пишущий хорошую литературу?

На мой взгляд, ровно наоборот. Профессиональный (ну, или скажем хорошо подготовленный, опытный) автор - в первую очередь! - позаботится о том, чтобы по форме, композиционно - к рассказу не было никаких претензий.
А уж потом будет накручивать красивость речи, обыгрывать идею, прорабатывать характер героя и т.п. Там уж как получится, хватит ли времени, вдохновения и т.д.

А вот любитель как раз работает в обратном порядке. О! Кажется, у меня есть идея. Начал писать. Писал-писал - кое что получилось очень удачно, поскольку у нашего любителя все-таки есть определенный литературный талант (этого никто не отрицает). Какие-то удачные детали начинают проскальзывать, сюжет раскручивается-раскручивается... что там у нас получилось? О, уже объема достаточно. А "вдохновение", например, перегорело. Значит, пора закругляться... Тут и закончим на этом...
А вычитывать, убирать повторы, перестраивать кривые фразы, переделывать сюжет, так чтобы ярче была видна идея и поменьше было неясностей и оборванных хвостов... дак это не для нас... Это пускай другие авторы делают. Мы слишком талантливы - мы так на конкурс пошлем...

Без обид, авторы. Это просто мое личное мнение... не претендующее на объективность.

Мне кажется, обрыва на полуслове не было. Есть просто финал, над которым надо поломать голову. Закрученная в спираль интрига.


А что на конкурсе есть такие рассказы? Чтобы к ним не было претензий? Так не бывает.


Мы тут все любители. И даже, если вы наткнетесь здесь на рассказ, который написал издающийся автор, вы все равно найдете в его рассказе недостатки.


А где вы тут повторы и кривые фразы увидели?

С чего вы решили, что автор не понимает? Просто этот конкретный рассказ получился не совсем рассказом. Даже у лучших мастеров короткого рассказа бывают провалы.
И речь не о профессионалах. Разве все профессионалы пишут хорошую литературу? И наоборот - не все, кто пишет хорошую литературу, профессионалы.


Очень ученическое мнение вот так разделять литературную работу на определенные последовательности. Есть, конечно, писатели, которые примерно так и работают, но далеко не все. Рассказ может возникнуть с чего угодно, а уж потом обрастать тем, чего ему не хватает.
А претензии будут всегда. Всегда найдется тот, кому покажется, что с формой что-то не так, композиция хромает, идея недостаточно выражена и т. д.

А я вот никак понять не могу. Почему это не получилось рассказом? Это как раз рассказ, а не синопсис или зарисовка, как бывает. Здесь все сбалансировано, и диалоги, и описания (кстати, потрясающие, я просто завидую автору) и завязка-развязка.

Это как интересно можно "позаботиться" чтобы "композиционно не было никаких претензий" ?

У меня, композиционно, есть претензии к Анне Карениной.

И к Песни Льда и Пламени Мартина.

Письмо замечательное, аплодирую, но рассказ скучноват. Мне кажется, ГГ не успел заслужить симпатии читателя, как все заверте... Смелые метафоры, иногда чрезмерные, рискованные. Но сопереживания нет, отсюда и некоторое раздражение антуражкой. Помер Максим - и ...бы с ним, остановите карусель - меня мутит)) Утрирую, конечно, но сами представьте, как создатель вселенных: будь ваш персонаж беззащитным малышом, над которым склонился злодей, с дымящимся от свежей крови ножом - в холодном осеннем парке, - читататель бы пыхтел в монитор и приговаривал - "Автор, миленький, не дай уйти этой сволочи от возмездия!" Схема водевильная, но смысл, надеюсь, вы поняли.

Да. Мне рассказ тоже понравился. Идеи на целую повесть. Финал можно додумать. Завязку и кульминацию расширить и устроить боевичёк
Чёрно-белый спектр - не лишено смысла. Чёрный цвет помогает художникам более ярко обозначить другие цвета. При наложении цветов, других, на чёрный образуются несуществующие в спектре цвета Пурпурный например. В природе абсолютно чёрного цвета нет. Фиолет стремиться к чёрному до бесконечности, но никогда не достигнет горизонта этого предела.

Я попробую объяснить свою точку зрения (все ИМХО, конечно). Про корявости стиля, сначала.

1. Эпиграф от Эйнштейна. Для рассказа эпиграф - зло. Как бы намек на близость автора к великому? Или авторской мысли к мыслям Великого? Лучше не надо, умоляю. Пускай вместо эпиграфа будет пустота и простор для будущих впечатлений читателя.

2.
Имя героя - плохое. Об него спотыкаешься каждый раз.
Первая фраза - крючковая, но эта фраза звучит фальшиво. Умер и был уверен... вот не хватает точности, и зацепка не срабатывает. Герой ведь умер сам, в качестве эксперимента научного, верно? А значит обыденное слово "умер" не подходит. Нужно необычное слово или фраза, которая бы показывала или хотя бы намекала на необычность этого процесса.

3.
Во-первых, слишком длинное предложение. Кривая цепочка существительных "волне популярности темы переживаний". В целом, смысл предложение получается в том, что герой был "одним из тех, кто выпустил книгу Рядом со смертью. То есть как бы многие выпустили такую книгу и он был одним из них. И снова повторюсь - предложения делать короче - меньше оборотов причастных (особенно) и деепричастных.



4.

Слово "жменя" здесь не подходит - слишком просторечное. А это ведь "авторская речь" - не забываем об этом!

5.

Очень нелогичный вывод здесь. Истории других людей имели сходство, и поэтому герой не сомневался, что умер... Логическая нестыковка.. "Ни грамма не сомневался" - опять слишком просторечное выражение, неуместное.

6.

"Булгаковский трамвай"? Сомнительное сравнение. Это тот, который Берлиоза раздавил? А что героя тоже раздавил трамвай? Совершенно неуместно, режет глаз, заставляет спотыкаться при чтении.

7.

Обрыв во время звонка? Важного звонка? Зачем тут слово "важного". У важного звонка какой-то другой обрыв? И почему у звонка. Ведь направшивается слово "телефонного разговора", именно разговор можно оборвать, но не звонок. Пока телефон звонит - никакого разговора еще нет, ни важного, ни неважного, и оборвать его нельзя.


И это только первый абзац. Таких красивых корявостей по тексту много.

Очень важный кусок текста - он абсолютно провален. Никакой картинки не возникает. Автор утопает в собственной щедрости на сравнения, а эпизод очень важный и интересный - нужно писать проще и понятней. Что это за струп-спайка? Как это ступни с кистью? Что за двойник? Как это ничего не связывало... физически? Объяснить-объяснить-объяснить!!
Но у автора еще на очереди целая пачка "красивых" сравнений.



Грунтовая плоть??? Рождение фундамента?? Колкий восторг:-)))
Случайным образом выбирались словосочетания?? Автор-поэт. Но в прозе (и тем более остросюжетной прозе) нужно писать п р о щ е.

Ну с чем-то я могу согласиться. Но не совсем.


Простите, придирки. Тогда уж надо вообще запретить цитировать великих.


А мне как раз понравилось это имя. Оно необычное. И запоминающиеся. Я лично вообще не люблю посконные русские имена. Я плохо их запоминаю. А сразу как-то ГГ представляешь не от мира сего.


Ну здрасте. Вы хотите, чтобы автор сразу дал вам зацепку, что смерть необычная? Читатель не должен с самого начала об этом знать.


Да, с этим согласна. Многие грешат такими длинными предложениями, пытаясь запихнуть в одну фразу кучу определений. Тем более, я бы переписала эту фразу и поставила информацию о том, что книга была бестселлером на первое место.


Я думаю имелось в виду, что обрыв связи во время важного звонка особенно болезненный. Если связь обрывается на обычном разговоре, то это воспринимается, как пустяк.



Ну совет: пишите проще, он не для всех актуален. Некоторым нужно посложней и поцветистей.

Теперь скажу по сюжету. Сейчас еще раз перечитал - концовку все равно не понял. Либо я тупой, либо причина в тексте.

Итак, суммируем.
Герой умирает "намеренно". Эксперимент состоит в том, чтобы отправить человека в посмертие, и там он получит способности "внедрять мысли" в живых людей. И это нужно, чтобы лаборатория получила деньги. (для продолжения разработок).
(НЕ ВЕРЮ НЕ ВЕРЮ НЕ ВЕРЮ. что другим способом нельзя было получить деньги!)
И оказывается, да. Деньги можно было взять в кредит. И герой взял кредит! Ура, додумался. НО! Все равно пошел умирать зачем-то.
Итак, герой умер, понял что умеет внедрять мысли (пока только в бомжей и санитаров скорой), но оказалось, что он не совсем умер (а в начале автор нас убеждал, что герой был ВПОЛНЕ УВЕРЕН, что умер!! И книги об этом писал, а ведь не разобрался!!!)
И теперь ему угрожают жуткие малыши - трамбователи. Они вроде как только с теми, кто в коме, работают, так??? Тема трамбователей интересная - но так нагло заброшена автором, что читатель просто негодует...
Итак - кредит взят, деньги получены.. Но тайный живой враг героя получает доступ к этим деньгам. И больше им не нужны деньги Неймана! О!!!
Что же делать? Герой чуть-чуть живой (в коме), и за ним охотятся трамбователи (непонятно, что ему угрожает правда), а вот если он умрет полностью, то вроде как полная свобода (почему??? ничего не понятно) - но лаборатория еще не умеет возвращать мертвых... (ага, отправлять туда намного легче, я так и думал! :-)))) И вообще - на той стороне враг героя, и возвращать его не собирается, к тому же деньгами его завладел...
Какой же выбор у героя? Да. никакого. УБивает сам себя по второму разу. И все.
В концовке появляется непонятно кто (Подстукин) - это его враг???
Или нет??? Автор, я умоляю вас. не пишите больше таких непонятных текстов!!!
Читателя заинтересовать вы умеете, и очень хорошо, но так жестко его кидаете, оставляя все неясным, неотвеченным и непонятным. что читатель вам никогда этого не простит.

Да. и еще раз - 80-90% прилагательных из текста - вон. Они лишние и зачастую крайне неудачно подобраны.

Еще раз повторю что это моя имхастая имха. :-)

А чем плох этот способ ? Бывают и похуже.
Деньги достать - не так-то просто.
Я как раз верю.



Кредит это вещь такая нехорошая. За него надо платить проценты, и надо вовремя возвращать.
Поэтому фирма кредита не хотела. Возможно и не могла больше получить на "нормальных" условиях. Они хотели инвеститора, причём на таких правах, на каких никто инвестировать не хотел, кроме как под угрозой жизни собственного кота.

Герой же взял кредит лично на себя. Не на фирму. Задумка была такая, что он умирает, и "возвращается" в другое тело. Значит, по кредиту платить не придётся, а деньги он заберёт - уже в новом облике.

Но тут куча вещей пошла не по плану. Во первых, оказалось что умер он не совсем. Во вторых - что возвращать его в новое тело коварный директор фирмы не собирается.



Бывает. Не разобрался. К тому же - частично память потерял (возможно, именно потому что "не до конца" умер).
И ещё к тому же - дань регламенту.



Почему негодует ? Думаю, вы всё правильно поняли.



Его обработали чем-то, что их фирма изобрела - и умертвили тело. Душа же - осталась "болтаться" в нашем мире.

Трамбователи хотят забрать душу туда, где ей полагается быть после смерти.

Но соль в том, что они не властны над душой, если тело мертво. Они охотятся за "блуждающими" душами тех, кто в коме.

Поэтому, если тело умрёт - ему с со стороны трамбователей ничего не грозит. Ни с чьей стороны не грозит! Болтайся сколько хочешь. Поэтому "полная свобода".

Проблем в том - как ему "вернуться", если враг-директор возвращать не хочет ?



Однако, вы опять-таки всё правильно поняли.



Разве что, если сам догадается.



А вот и нет! Выход как раз есть, и он элементарный.

Во первых - тело умертвить, чтобы к "трамбователям" не попасть.

Во вторых - в чём проблема ? В том, что гад директор возвращать не хочет ???
Так это ж проще простого!
Пойти и внушить ему мысль, что вернуть Велора нужно, и даже необходимо!
Он же может мысли внушать.
Думаю, автору это показалось настолько элементарным и напрашивающимся выходом, что он решил не "разжёвывать"...

(Вот будет смешно, если я всё не так угадала).




С этим не согласна.

После конкурса спросите автора. Это не страшно. На прошлом конкурсе тоже была пара таких рассказов. И оба попали в топ-10. Именно из-за того, что вообще ничего никому не было понятно.


Чтобы люди расстались со своими деньгами и отдали на какое-то дело - нужны неимоверные усилия. И кстати, жаль, что это фантастика. Было бы здорово таким образом внушить нашему правительству дать денег на медицину, образование, инфраструктуру.


Почему негодует? Я к примеру в полном восторге.


Простят, простят. Пробуждать в читатели возможность поломать голову - один из признаков интересного текста. Я вам говорю - сходите поглядеть на прошлом конкурсе на рассказ Мнемотехник.
Там была та же самая ситуация. Кстати, гораздо более запутанная. И при этом рассказ очень многим понравился.


Я заметила - вы как-то попроще любите. А без определений текст будет выглядеть, как засохшее дерево. Один остов.

Согласна!

У меня рассказ пока в Топе, единственный минус - что совести никакой у героя.

Это минус героя, а не рассказа.

Kогда в герое хоть что-то там хорошее есть - всегда интереснее. IMHO.

А вот тут поподробней пжлста. Что значит - нет совести? В смысле, что он проводит махинации с деньгами? Но он же, я так понимаю, для дела старается. При этом рискует в прямом смысле своей жизнью.

Ну, рисковал-то он в первую очередь ради себя.
Кредиты он себе лично понабирал, ни с кем делиться не собирался.

Во-вторых - в тело кого он собирался возвращаться ? Нам это не известно, но ничем хорошим это не пахнет.

При прочих равных условиях, всегда предпочту рассказ, где у героя хоть раз совесть какая проснётся.

Вон, Ра вообще написал, что никакого сопереживания герою.
Я прочла с интересом, а значит - всё же было. Но такого может хватить на короткий рассказ, вдобавок очень хорошо написанный и закрученный (такой как этот).
А на более длинный текст меня бы не хватило, пожалуй.

Скажем, то что торжество главного героя в конце опущено - в пользу рассказу, имхо. Торжествовать вместе с героем приятно, когда герой приятен.

Насколько я поняла, что в основном была речь о том, что нужно было заставить подписать контракт. А насчет кредитов, которые ГГ набрал, то я лично могу восхититься фантазией автора, который такое придумал. Остап Бендер был бы в восторге тоже. 401-й честный метод отъема денег. В принципе даже сейчас можно проделать подобную махинацию. Скажем набрать кредитов, потом инсценировать свою смерть. Сделать пластическую операцию и новые документы. Прийти и забрать деньги. Хотя, конечно, в этом случае будет расследование и не факт, что того, кто пришел за деньгам не схватят за задницу. Но делиться тут не обязательно.


Вы считаете, он знал, что для него кого-то специально убьют, чтобы он мог вернуться в тело? Не думаю. Я вообще эту мысль не совсем поняла.


Я не вижу, что он сделал что-то такое, за что бы я его осуждала.


Ра много чего пишет, с чем я обычно не согласна. Я как раз ГГ сопереживала.


Думаю, что у автора большой потенциал. И длинный рассказ он бы расписал так же ярко. Просто были бы дополнительные линии.


Ну, это как сказать. Вы сопереживали Остапу Бендеру, когда Киса его маханул по шее острой бритвой? Я таки да. И не помню, чтобы Остапа Бендера мучила совесть.

Ну ладно, убедили

Что там спорить, рассказ отличный.

_{Я в этой теме явно перегнул палку с критикой этого очень достойного рассказа. И чтобы как-то загладить вину перед автором, написал фанфик, используя авторскую идею. Прошу читать ниже:}

Старый волк

Волк - животное особое. Незлое, хитрое, симпатичное. Как бывает хорошо встретить волка ранним утром на заснеженной опушке леса. Переглянуться с ним, кивнуть понимающе и, поправив на плече ружье, пойти дальше по своим делам. Тишина вокруг, только хрустит под ногами свежий снег.
_{Любитель Волков.}

Эпиграфы это зло.
Зло, которого легко можно избежать. Просто не пишите эпиграфов, совсем.
Эпиграфы вредны и бесполезны. Убедитесь в этом сами, прочитав хотя бы этот экземпляр феерического словоблудия.
_{Противник Эпиграфов.}

Три эпиграфа лучше, чем один, или два.
_{Знаток Литературы}


Поначалу все шло по плану. Экспериментальный препарат начал действовать, и Виктор осторожно погружался в непривычное состояние холода и пустоты. Руки и ноги онемели, в ушах шумело все громче и громче. Виктор удерживал сознание, перемещая точку внимания по разным участкам тела, согласно тщательно отработанной методике. Поймал себя на том, что вплотную разглядывает тонкие трещины на потолке, развернулся и увидел сверху свое тело под белой простыней. Тонкий зуммер, сигнал о том, что наступила кома, он уже не слышал.

Сеанс связи был запланирован через два часа после выхода из тела. У Виктора было время, чтобы освоиться в новом качестве, изучить свои возможности. Он хорошо видел, как в палате рядом с его телом работали Максим и Наташа. Максим - его друг и заместитель, превосходно закрывающий весь круг административных и финансовых вопросов, и Наташа - опытный, умелый исследователь, помощница, лучше которой во всем институте не найдешь. Неудивительно, что именно эти двое были единственными, кто знал о секретном эксперименте.

Они о чем-то оживленно говорили, но звука их голосов Виктор не слышал. Сама палата выглядела черно-белой и будто немного искривленной. Углы между стенами, полом и потолком казались непрямыми - то уже, то шире, и иногда изображение ненадолго двоилось, как если бы у Виктора было четыре глаза, и два из них на затылке. Впрочем, такого эффекта они и ожидали, об этом не стоило беспокоиться.

Он попробовал пролететь сквозь стену, и у него получилось. Он немного потренировался пролетать сквозь потолок и сквозь пол, чтобы окончательно снять психологические барьеры, а потом сделал непрямое перемещение. На секунду вспомнил, как выглядит его кабинет на четвертом этаже, и мгновенно туда переместился. Оказался в кресле за письменным столом, огляделся вокруг - тот же черно-белый эффект, искривленные стены, наклонившиеся книжные шкафы, чудом не падающие на пол и ... телефон.

Ему вдруг показалось, что телефон звонит. Это было как неясное чувство тревоги, центр которого располагался внутри черного корпуса с кнопками и трубкой. Взгляд Виктора оказался прикован к нему. На мгновение почудилось, что пара чьих-то угрюмых, суровых глаз пристально посмотрела на него в ответ. Чужой взгляд оценивал, будто обвинял. Виктор испугался. Дернулся, рванул к потолку. Вокруг по-прежнему было могильно тихо, никаких звуков он не слышал, и вся ситуация длилась считанные секунды. Он успокоился, ощущение тревоги скоро прошло, только остатки страха продолжали копошиться в отдаленных уголках его памяти.

Сеанс связи проходил так: Наташа крупными буквами записывала вопрос на бумаге, а Виктор читал и затем отвечал, помещая в ее ауру, в район ментального тела, свою мыслеформу - фразу или картинку. Вопреки предположениям, он не видел разноцветную ауру людей, и даже ее границы толком не мог различить. Ориентировался на ощупь - ментальное тело у Наташи сопротивлялось внедрению, отталкивало воображаемую ладонь Виктора. Так он мог определить, что действует верно.

Несмотря на подсознательное сопротивление Наташи, сеанс был успешным. Девушка записывала или зарисовывала на бумаге все, что ей "приходило в голову" после заданного вопроса. Записанное таким образом считалось ответом. Они быстро провели стандартные тесты идентификации - задавались вопросы, на которые ответ знали только Максим и Виктор, а Наташа, как посредник связи, заведомо была не в курсе. Потом перешли к основной теме эксперимента.

"У нас мало времени", - написала Наташа. - "Сегодня были приведены в полную боевую готовность ракетные войска стратегического назначения. Катастрофа может произойти в любую минуту. Ты точно готов?"

"Да." - ответил Виктор, решив не упоминать про таинственный взгляд, напугавший его около часа назад.

"Где сегодня будет Президент?" - спросил он, и Наташа записала его слова чуть сбившимся, будто не своим почерком.

"Он допоздна в здании администрации. Будь осторожен."

"Буду, спасибо."

На этом сеанс закончили. На большее просто не было времени. Только на подготовку к вхождению в кому ушло почти две недели. При других обстоятельствах коллеги бы праздновали успешное начало эксперимента: управляемая кома, выход из тела, контакт с человеком, который блуждает между мирами живых и мертвых. Достижения для науки эпохальные, без всякого преувеличения. Но сейчас ситуация была настолько критичной, что на кону стояло само существование человечества.

Планета бурлила ненавистью, ядерные державы ощетинились ракетами, несущими смерть. И все нити напряжения, как ни странно, сходились к одному человеку, к Президенту.

Три недели назад его сын погиб в автокатастрофе. Ходили слухи, что смерть была не случайной. С тех пор Президента будто подменили - шпионские скандалы, нарушения границ, военные провокации, изгнание послов. Мир катился к пропасти так быстро, что многие даже не успели понять, что происходит. Виктор, Максим и Наташа были из тех, кто решил вмешаться и попытаться хоть что-то исправить.

Виктор торопился. Сосредоточился на фотографии Президента, которая отрабатывалась в качестве якоря, и когда якорь сработал, позволил ему притянуть себя. Образ Президента исчез, а Виктор оказался в полной темноте. Это не было похоже на обычное перемещение. Двигаться он не мог, из ощущений было только нарастающее давление со всех сторон. Виктор догадался, что попал в ловушку. Уши заложило, как после оглушительного взрыва. Он почувствовал, что летит, кувыркаясь, с бешеной скоростью. Скорость нарастала, и казалось, что ей не будет предела. А потом он упал лицом в снег, задохнулся, рывком встал на ноги и огляделся.

В лесу было тихо. Мохнатые еловые лапы прогибались под тяжестью белоснежных покрывал. В пяти шагах от Виктора, наклонив неподвижную голову, стоял старый, матерый волк. Изо рта у него вырывались маленькие облачка пара. Человек и волк смотрели в глаза друг другу, и время для них остановилось.

Виктор вспомнил тот злополучный день, когда отец взял его на охоту. Они искали волка почти целый день, и под вечер им наконец повезло.

- Целься ему в глаз, - сказал отец.

Выстрел оглушил, отозвался эхом издалека. На воротник с деревьев посыпался снег. Впереди на белом расплывалась красное пятно. Виктор стрелял метко. Что было дальше, полностью забылось. Запомнился лишь свирепый взгляд умирающего волка.

Вот и теперь волк смотрел Виктору в глаза, исподлобья, то ли с угрозой, то ли с укором. Только рядом не было отца, и в руках никакого оружия. Но Виктор и не стал бы сейчас стрелять. Сколько ночей после той охоты он тайком проплакал, не в силах заснуть. Сколько раз он клялся себе, что не убьет больше никого и никогда. Вот и настал час расплаты.

Волк глухо зарычал и сделал несколько шагов навстречу. Виктор встал на колени, расстегнул полушубок и склонил голову.

- Твоя очередь, - прошептал он.

Волк подошел вплотную, было слышно, как он дышит. Виктор зажмурился.

Стрелки часов дернулись, длинная сдвинулась на одно деление. Виктор с интересом разглядывал циферблат и стеклянную крышку, не слишком плотно прилегающую к корпусу. Внезапной вспышкой вспомнил, что опаздывает на сеанс связи, и мгновенно оказался в палате рядом со своим телом. Наташа сидела за столом, а перед ней несколько листов, исписанных одной и той же фразой: "Виктор, ты где?!"

"Я здесь," - откликнулся он.

"Тебя не было три дня!!! Ты в опасности!"

"Что случилось?"

"За тобой приходили. Из органов. Расспрашивали. Похоже, они знают! Виктор, я очень боюсь. Я думаю, это Максим!"

"Чепуха!"

"Больше никто не знал", - лихорадочно писала Наташа. - "Это он. Они хотят тебя отключить, хотят убить тебя! Я еле-еле выкрутилась. Сказала, что завтра утром твои родные подпишут согласие, и они успокоились. Но только до завтра, слышишь?"

Виктор не мог поверить, что Максим предал его. Ведь он больше всех настаивал на прямом воздействии на Президента. Неужели решил воспользоваться ситуацией и выслужиться перед высоким руководством, а заодно и убрать партнера-конкурента? Размышлять дальше на эту тему не было ни сил, ни желания. Его пока не убили, и то только потому, что слишком уверены в своих силах, в своей защите. Ведь в прошлый раз его попытка приблизиться к Президенту закончилась ничем.

По словам Наташи, Виктор не выходил на связь целых три дня. Она была в панике. Вчера у берегов Финляндии торпедировали английскую субмарину, а над Камчаткой сбили японский истребитель. Сколько еще мог продержаться хрупкий мир на Земле? Еще один день? Один час? Надо было срочно действовать, пока его тело не отключили, пока друг-предатель не перешел к активным действиям, пока не наступил конец света.

Наташа умоляла его согласиться на досрочный выход. Она могла попытаться вывести его из комы. У них был отработан специальный метод, но он требовал нескольких дней подготовки. И даже если удалось бы сделать выход быстрее, какие у него были шансы выжить? Если ребята из органов вышли на него по наводке Максима, ему в любом случае не сдобровать.

"Наташа, ничего не предпринимай!" - сообщил Виктор. - "Я сделаю еще одну попытку. Связь через два часа."

Наташа кивнула. Бросилась собирать исписанные листы бумаги. Умная девушка. Она знает, что делать. Она уничтожит все следы этого разговора.

Виктор представил себя в центре Москвы, на узких улочках, выложенных брусчаткой, и через мгновение уже бесшумно шагал, а вернее скользил по земле, мгновенно перемещаясь от одного здания к другому. Он искал Президента, а точнее его "астральную охрану". То, что их защищает - их выдаст, подумал он. И оказался прав.

На третьем этаже здания резиденции светились несколько окон. Странным фиолетовым цветом, глубоким, пульсирующим. Виктор влетел в соседнее окно и замер. Широкий коридор, ведущий к двустворчатой двери в кабинет, перегораживал забор из колючей проволоки. Она искрила электричеством, она была очень опасна. Не нужно было приближаться, чтобы понять это.

Виктор сделал один шаг, и тут же за проволокой появились два охранника в черных костюмах. Их взгляд не сулил ничего хорошего. Какая защита скрывалась за образом людей в черном, можно было только догадываться. Он сделал еще шаг, и колючая проволока ярко вспыхнула, обожгла искрами. Нечего было и думать обойти эту защиту. Стены коридора и потолок искрили и мерцали фиолетовым цветом.

Виктора бросило в жар. Он почувствовал, что стремительно теряет силы. Стало тревожно, страшно. Ощущение такое, будто кто-то смотрит тебе в спину. Он обернулся и увидел, что по коридору несется крупный, матерый волк. Прижав уши, бесшумно прыгает мимо Виктора прямо через колючую проволоку на одного из охранников. Через мгновение защита исчезает - ни проволоки, ни людей в черном. Волк встает на задние лапы и, налегая всем телом, раскрывает дверь в кабинет.

Виктор понял, что символы защиты были настроены на людскую психику, и они не сработали против волка. Президент стоял у окна и смотрел прямо на Виктора, будто мог его видеть. Это было странно, удивительно. Виктор замешкался, совсем забыл, что ему нужно создавать мыслеформу прощения и любви для внедрения. И то, что случилось потом, совсем выбило его из колеи. Рядом с Президентом появился его сын, они обнялись и, кажется, оба заплакали. В кабинете стали появляться другие люди, которых Виктор не знал. От некоторых из них исходил яркий свет, и никакой угрозы они не излучали.

Старик в длинном плаще с капюшоном подошел к Виктору и сказал:

- Тебе пора уходить. Твой друг проводит тебя.

Только сейчас Виктор заметил, что старый волк сидит у его ног, глядя куда-то вдаль.

- Твое время вышло, и тебя уже ждут, - добавил старик.

- Но что здесь произошло? Что с Президентом? - спросил Виктор.

- Все хорошо, не волнуйся.

- Как тут не волноваться? В мире столько зла, тысячи и тысячи ракет, бомб, и каждая готова уничтожать и разрушать наш мир, наши дома, наших близких.

- Верно. Но и нас тоже немало. - Старик сделал жест рукой, показывая на людей, собравшихся в кабинете.

- Кто вы?

Старик улыбнулся.

- Хочешь, называй нас учителями... или хранителями. Мы следим за каждой ракетой и за каждой бомбой. За каждой опасной игрушкой, с которой захочет поиграть человек.

- Прямо-таки за каждой?

- В меру наших сил и возможностей, - сказал старик. - И нам помогают люди, такие как ты и твои друзья.

Виктор вдруг вспомнил про Наташу. Она ждет связи, и если Максим узнает, что его раскрыли, ей может грозить опасность. Он дернулся, и картина президентского кабинета распалась на куски, исчезла.

Что-то еще оставалось очень важным в его жизни. Одна маленькая деталь, которую он упустил. Лист бумаги в его кабинете на четвертом этаже, рядом с черным корпусом телефона. Крупными буквами на нем было написано:

"Виктор, не знаю, сможешь ли ты это прочесть, но все равно пишу.
У тебя все получилось. Президент умер в ту же ночь, говорят, самоубийство. Конечно, мы планировали все иначе, но после его смерти все как-то быстро пришло в норму. Вернулись иностранные послы, прошли переговоры на высшем уровне, принесены официальные извинения... Может, ты и сам все это знаешь.

А теперь о печальном. После нашего последнего сеанса Максим пробрался в палату и отключил тебя. Прости, прости, я не уследила, не смогла ему помешать. Надеюсь, ты сможешь меня простить.

Максима арестовали на той же неделе. Я давала показания в суде, ему дали большой срок. И теперь от меня все хотят, чтобы я руководила институтом. Я и весь наш институт, представляешь? Я, наверное, откажусь. Но твои исследования мы обязательно продолжим, даже не сомневайся.

Может быть, ты знаешь обо всем, что происходит, даже больше, чем я. Может, смотришь сейчас на меня, я не знаю. Хочу просто сказать тебе спасибо за то, что наш мир теперь стал намного лучше. Люди, наверное, поняли, как далеко они зашли в своей ненависти друг к другу. Так далеко, что дальше уже нельзя. Мы едва уцелели. И это благодаря тебе! Я счастлива, что работала рядом с таким человеком, как ты. И тебе желаю счастья и спокойствия там, где ты сейчас находишься...

Слышишь ли ты меня? Можешь ли мне ответить? Простишь ли за то, что я не смогла тебя защитить? Если можешь, пожалуйста, подай знак..."

Рядом с листом бумаги стояла тонкая высокая ваза с букетом гвоздик. Она вдруг покачнулась и опрокинулась, залив бумагу водой, так что слово "знак" в конце письма расплылось в большую темно-синюю кляксу.

Они бежали по пустынной, высохшей равнине. Полоска тусклого лунного света показывала им путь. Волк бежал впереди и иногда оглядывался. Не отстает ли бегущий за ним человек?

Четырнадцатый, это же прелесть!
Никакой не фанфик даже.
Я бы там подправила самую малость, добавила бы выпуклости Наташе и Максиму, но в целом, ей богу - это замечательно.
Совершенно самостоятельный рассказ.
Прочла на одном дыхании!

Рассказ неплох, даже очень. Хотя бы я вам рекомендовала бы не начинать так много абзацев с имени персонажа. "Виктор, Виктор, Виктор".
Вот только я не поняла связи с текстом этого рассказа.

Насколько я понял, трамбователи утрамбовывают душу обратно в недоумершее тело. Поэтому для полностью умерших они не страшны.

Торжество героя заключается в том, что он получил неограниченную власть, несравнимую с властью человека, обремененного телом. По-моему, так.

А я иначе поняла. Я посчитала, что трамбователи забирали душу куда-то в рай. Через тоннель.

Спасибо, справедливые замечания.

А про связь - та же идея - внедрение мыслей, используя состояние ВТО (например, в состоянии комы).

Два отзыва!

Рассказ "Старый долг".

Понравился оригинальностью идеи и эпиграфом. Стилистически очень "вяз на зубах" чрезмерной обильностью описаний. Морально очень угнетал обилием чернухи. Мистически напряг присутствием трамбователей, которые очень напомнили деток из "Мертвого космоса".
Поэтому, при всем качественном уложении сюжета, для меня произведение останется угрюмым, темным и незапоминающимся.
Бывает.

Рассказ "Старый волк".

По-моему, пародией это было лишь в начале, дальше пошла трогательная патетика. И да, описания очень просты) иногда только встречается что-то наподобие "осторожно погружался в незнакомое состояние" (что очень сложно себе представить) и сообщения постфактум, что все происходящее так и должно быть. Например, герой видит комнату в круговом обзоре, как если бы у него 4 глаза. Ах, они это так и предполагали. Или стоят два человека у кровати. Один - друг, другая - помощница. Дальше оказывается, что они участвуют в секретном проекте. В моем читательском восприятии это нарушает логику, потому что о проекте я слышу первый раз. Но это уже композиционная претензия.
Фрагмент с телефоном оказался не обыгран в тексте, хотя был подан чуть ли не как ключевая деталь сюжета. Облом(

Линия волка мне была очень приятна. Возвращение долга, кармическая (или духовная?) связь, взаимопомощь. Очень хорошие идеи.

А вот хранители вылезли совершенно без предупреждения. Весь рассказ главный герой мечется-пыжится, что-то хочет сделать, у него то получается, то вылезает предательство, все на волоске!.. А, оказывается, он ни при чем, все и так хорошо бы сложилось. Тогда к чему благодарственное письмо Натальи?

Может, для пародии слишком серьезный разбор, но уж очень мне понравилось)

Это важная идея, которую хотелось вложить в рассказ. Хранители это реальность, это факт. Взять хотя бы первую попытку американцев испытать в 60-х свои первые баллистические ядерные ракеты на Вьетнамских городах. Попытка провалилась - на всех 12-ти пусковых шахтах отказала электроника. Ни одна ракета не стартовала. Сделали полную проверку - неисправностей не нашли. Но и на повторный пуск не решились.

Письмо Натальи получилось потому, что она-то не знала про хранителей. Для нее это выглядело как успешная операция, проведенная Виктором. Ну, и чувство вины перед ним было.

На телефоне было две фиксации - телефон как символ связи - через него прорвалось первое сообщение из памяти - взгляд волка. Потом рядом с телефоном была оставлена записка - и пришел ответ в виде опрокинутой вазы. Хотя, конечно, можно было телефон и покруче обыграть - не дотянул, согласен.

О боже ты мой... Вам про это тоже духи поведали ???

Автор бесподобен!
Сбегала в голосовалку - только один балл этому тексту.
Ничего не понимаю...

Музыкальная ассоциация на текст:
Ну убежишь, ну убежишь за горизонт