Автор: АйЭм
Дверь, которую не открыть
Сначала уехала машина, а затем и дорога медленно поползла, обволакивая деревья, прохожих и меня самого. Затем и прохожие, а с ними дома, фонари, деревья двинулись на встречу с все нарастающей скоростью. Я стоял посреди потока, слившегося в одну гигантскую реку, которая текла и текла, закручиваясь воронкой откуда то, где ослепительно сиял свет. В какой то момент бешеная скорость достигла пика и после яркой вспышки все остановилось. А я сидел в уехавшей машине, стоящей на уплывшей дороге. Справа и слева стояли две медсестры, в белоснежных накрахмаленных халатах, очень красивые молодые девушки с красными крестами на головном уборе.
- Вы нарушили правила - улыбнулась одна из них и я увидел у нее в руках полосатый жезл полицейского - проехали на красный свет - уточнила она, записывая что то в журнал.
- На желтый! - задыхаясь сказал я. Задыхаясь, потому что слова никак не звучали. Я себя слышал, а они меня нет. Я закрыл глаза, повторяя только одно: "Желтый!".
Все вокруг было желтым, скорее даже золотым, постепенно переходя в белый свет. Я не шел по тоннелю к свету, это свет настиг меня, вдруг остановившегося, вечно убегающего от него. Со спины меня тащило обратно. Почему обратно? Не знаю. Именно так это воспринималось. Я как будто возвращался обратно домой, при этом оставаясь на месте .
Мир земной расплавился, смешавшись в однородную массу, теперь от меня уплывала и сама земля, медленно поворачивая голубой бок солнцу. Солнце - какое оно огромное и величественное. Оно тоже двигается все дальше и быстрее, повинуясь законам космоса. Только я сошел с этой орбиты, и остановился где то в вакууме. Он был обжигающе живым, плотным и его минус двести семьдесят три по Цельсию теперь, без оболочки тела, воспринимались как пекло, в котором переплавлялось мое невесомое составляющее.
- Куда теперь? - услышал я вдруг. Услышал это конечно не так, как по радио, скорее понял без слов некий сигнал, или небольшое колебание, которое вибрировало где то рядом. Рядом это не значит близко, сигнал мог исходить из любого места, но вне пространства и времени это не имеет значения. Теперь я откуда то это точно знал. Хотя нет, всегда знал, просто забыл.
- Меня что, больше нет? - обернувшись спросил я.
- Сомневаешься? - услышал я снова.
- В общем да. Не могу с уверенностью сказать что я когда-то и кем-то был, но кажется я только что умер. И "куда теперь?" стало совсем не актуальным. С одной стороны - куда хочешь, с другой стороны - я никуда не делся, я здесь, в нигде и во всех местах одновременно. И еще этот свет, который так сильно ослеплял при жизни, что казался тьмой. Наверное он не мог выйти за пределы себя, поэтому и был не воспринимаем. Так куда же мне еще идти?
- А что еще остается делать, если не идти? - прозвучало в ответ.
- Наверное к Богу. Почему-то я его не встретил, хотя звук вселенной напоминал песню ангелов, а значит что то еще есть. Я двинусь к нему, преодолевая препятствия, совершенствуясь и очищаясь, разве есть цель выше этой? Возможно бог подскажет, что дальше.
- Хочешь еще раз родится?
Странно, как я сразу не заметил очевидного. А ведь для этого я и рождался, просто забыл зачем и куда идти. И это было уже не один раз. Тысячи жизней появились передо мной, как на экране кинотеатра. Я вспомнил их все и сразу, во всех подробностях и мельчайших деталях. Каждый поступок, каждое желание, каждое слово, движение, событие от рождения и до окончания. Картинки на экране мелькали и можно было остановить любую, рассмотреть ее по лучше, погрузиться и даже проникнуть в центр событий. Я бы назвал это игрой воображения, что не далеко от истины.
Одна картинка привлекла внимание больше других. На экране была девочка лет семи, с ленточками в волосах и в легком платье. Огромный песчаный берег у моря, закат солнца, отец на кресле качалке сидит у берега, а я - дочь, забираюсь ему на колени и мы вместе смотрим на розовый закат. Как же тепло и хорошо. Отец молчит,его присутствие излучает удовлетворенность и аромат покоя. Тишина его любящего сердца распространяется на все вокруг и тем не менее она на столько адресная, настолько целиком мне, что никогда и ничто не сравнится и не может превзойти ее силу. И эта моя занятость и увлеченность ракушками, босые ноги, шлепающее по песку, любопытство. Вечность провести вот так, в блаженстве, что еще может быть надо?
Вдруг позади нас открылась дверь, прямо в объемной картине ландшафта, дверь, приглашающая меня войти внутрь. Так не хочется покидать отца, но он кивает - иди, ведь если не идти, то что еще делать?
За дверью большой темный зал, с выстроившимися амфитеатром сидениями, посередине сцена, или арена, на самом верху на балконах люди. Освещен только небольшой участок сцены, светлый круг по середине около двух метров в диаметре. Это место приготовлено для меня. Лиц людей на верху не видно, но слышны их голоса и стук печатной машинки. Очень похоже на суд, судьи переговариваются, их голоса серьезны и строги. Потом наступает тишина.
- Встаньте в круг - слышу я сверху и подчиняясь встаю в круг света.
- Итак вы обвиняетесть в том, что...
Длинный скучный список предъявленных обвинений все длится и длится. Монотонный голос зачитывает пункт за пунктом, с все более нарастающим гневом, и напоминаниями - что мне не удастся снять ни одно обвинение так просто, что за каждый пункт ждет расплата и наказание, и что прошлые жизни в зачет не идут. Я все думаю об отце там за дверью и о том, что только он по настоящему знает меня. Эти люди в суде не знают ничего, кроме своих проекций, рабами которых им и случилось стать здесь. Наверное если бы не отец, я бы задохнулась в этом зале.
Список подходил к концу. Каждое обвинение могло быть легко опровергнуто, достаточно использовать опыт жизни блестящего адвоката, которым я был жизней сто назад. Но потребность в чем то большем, чем даже безупречная защита не давала ответить на каждое обвинение, тем более это никак не соответствовало образу семилетней девочки.
- Слово предоставляется обвиняемому. Ну, не молчите же, что вы скажете в свое оправдание?
- Ничего - ответила девочка, опустив голову.
На верху начались переговоры, и после судья объявил приговор, по которому начал зачитывать такой же, как и обвинения, длиннющий список исправительных работ и изысканных наказаний. И все это на одну, единственную жизнь? Печаль тягуче заплывала и заполняя собой каждой уголок сознания, смешивалась со светом любви отца в единое целое.
- Но ведь я же всего лишь ребенок - подняла полные слез глаза девочка, пытаясь разглядеть лица заседателей. Молоток судьи громко ударил - приговор обжалованию не подлежит.
Меня вынесло за дверь, отец все так же сидел там у берега, покачиваясь в кресле, я прижалась к нему, он погладил меня по голове.
- Уроды - сказала я
- Верно - молчаливо заметил он
- Ну почему? За что?
- Вот именно? - внимательно посмотрел на меня отец.
- Боже, неужели это я? Это все - и суд, и вина, и приговор?
- Вовсе не обязательно ты - тихо промолвил он.
И ведь можно же жить без этого, просто так, в объятиях вечного отца, безмятежно и не подсудно. Почему нет? Что я еще должна и кому?
- Ты знаешь, мне пора - сказал отец ласково глядя в глаза дочери.
- Как, ведь я еще мала, не оставляй меня, пап, а?
- Тебе уже за сорок, доченька, а я совсем старик. Мое время пришло.
- А куда ты отправишься? А? Что тебя ждет, что нас ждет после, а?
- Эту дверь никто не может открыть, моя милая. Помни, что жизнь - это счастье. Счастье огромное. - его глаза смотрели на закат, переполненные блестящими искорками его собственного солнца внутри.
- А смерть, пап? Что это, а? Тебе страшно?
- Нет, не страшно. Смерть - это все равно что лечь спать - как то просто и нежно ответил отец. Казалось он был уже где то очень далеко. Ему надо было идти, ведь если не идти, то что еще делать?
- Идти хорошо, когда есть цель, а я не знаю даже как мне прожить следующий день, отец.
- А знаешь - улыбнулся он - ты лучше, чем ты.
Отец мирно засыпал в последних лучах закатившегося уже солнца. Было трудно отпустить его, вот так, зная что мы не увидимся больше.
Дверь опять открылась, и девочка зашла в нее, увидев все тех же заседателей, тот же круг света и сцену. Судьи молчали. Девочка прошла зал на сквозь, понимая, что оставляет заседателей без работы на всегда и вышла в другую дверь. В принципе эти судьи без внимания могли устроить бунт, обернуться в нечисть, пугающую по ночам, что бы хоть как то выжить. Но скорее приговор зачитанный ими это то, что их же и исправит. Теперь ясно почему суды так живучи.
Следующая сцена на экране возвратила меня в средневековую Францию, эта сгорбленная пожилая нищенка, что стоит у собора - на самом деле внимательно слушает разговоры придворных, слуг и простого люда. Никто не знал о ее тайной мисси, она спасала людей от гильотины, находя способы предупредить будущих невинных жертв интриг и гонений об опасности, которая им грозит. Жизнь ее была тяжела и унизительна, пожалуй кроме миссии ничего и не согревало ее сердца. Захотелось обнять ее и пожалеть, и конечно поблагодарить. Она почувствовала это, вдруг на мгновение в глазах появились слезы, она ощутила присутствие чего то большего, всевидящего и все понимающего, что присматривает за ней и любит ее. Очень странно, ведь и ей тоже - был я. Как хорошо помню этот момент благодати.
Китайский монах, выписывавший иероглифы на рисовой бумаге, за окном потрясающий пейзаж, ум ясен и спокоен, созерцание, проникновенные стихи о соловье и старый учитель. Учитель. Он учил состраданию ко всему живому, а в миру случались постоянные войны и насилие. Семья монаха погибла, пока он ездил в соседнюю провинцию. Эту рану было не за лечить и только здесь, в уединении и отшельничестве он чувствовал покой и тонкую надежду на лучшую следующую жизнь своих жены и детей. Ему просто не хватало веры, так говорил его учитель.
А это блистательный артист, шут, джокер. Удачливый, хоть всегда на лезвие бритвы. Ловко раздевающий лжецов, не смотря на наличие у них пузатых тузов - в виде весомых знаний и аргументов, должностей и заслуг. Неравнодушный к детской непосредственности, знающий все опасности, влюбчивый и беззаботный. Серьезный и невыносимо не серьезный во всем. - Тадам!! - это все что стоит говорить очередному препятствию! Радоваться ему, как самому дорогому подарку - вот так, а не иначе. Неуловимый маэстро ветер. Он вырос в семье шейха, у него было все самое лучшее: безумная любовь матери, свита, слуги, образование. И когда он вышел за пределы своего счастливого мира - он ужаснулся. Позже попал в страшные передряги и в такие невыносимые условия, где остаться человеком было практически невозможно. Так началась его игра, которую он сыграл на полную катушку. Что еще может быть могущественнее и увлекательнее игры? Игры, в которой сам игрок - не доступен, не постигаем и не уловим.
- Завораживающее, правда? - спросил джокер с экрана, после чего сделал шаг на встречу и оказался рядом со мной.
Мы сидели рядом в несуществующем темном кинозале, и смотрели на бегущие картинки. Он начал комментировать некоторые сцены и я отметил, что его комментариев мне очень не хватало тогда - там. Насколько все могло быть иначе, будь он рядом всегда. Хотя часто он был - появляясь то тут то там, то в образе бомжа, то гонца, то просто случайного собеседника.
- Невыносимая легкость бытия, не правда ли? - сказал он.
- Да, это невыносимо - согласился я.
- Странная игра, посмотри. Ты хочешь легкости, тебе тут же по пудовой гире обязательств на каждую ногу. Хочешь свободы - тебе кучу условий, контрактов, правил и тюремную камеру. Хочешь любви - тебе тут же отовсюду ненависть и ложь. Захотелось жить - батц, ваше время истекло. Как думаешь, почему?
- Наверное нет другого пути по настоящему найти желаемое. А в последней жизни только и оставалось хотеть - то что есть. И я скажу тебе, это давалось не легко. Все равно что с удовольствием есть тухлую рыбу, просто потому, что это единственное что есть на твоем столе прямо сейчас.
- На самом деле мы часто замечаем наши желания, и совсем не замечаем истинных мотивов. Для этого и существует дух. Это он устраивает события таким образом, что бы мы не обманулись желанием, а встретились с тем, что ему угодно. С тем, что нам по духу, а не по нраву. Хотя что такое дух? Это просто безличная энергия, присущая всему живому. А как ты видишь - ничего не живого нет. Даже вакуум - живая субстанция. Твое тело - тоже кажется мертвым, так как не подвижно лежит. Но тело состоит из элементов, на которые оно распадается, а жизнь элементов продолжается. Одни будут съедены, другие сожжены, в любом случае просто произойдет изменение. Но никак не окончание.
- Ты знаешь, я знаю на опыте только одно - любовь побеждает смерть. В физическом плотном мире тел частички преобразуются, сталкиваются, перемешиваются, но есть что то - что оживляет все это, как будто управляет этим процессом. А значит есть цель. Я часто думал, что земля это идеальный космический корабль, с совершенной системой жизнеобеспечения, который когда то был запущен из одного места в другое. Возможно один бог послал другому космическую СМСку: "Привет! Как дела?" И ему важно что бы она дошла. А мы паримся смыслом жизни, не ведая что всего лишь несем информацию в пункт назначения.
- СМСку? Хороший сюжет для фантастического романа - улыбнулся джокер.
- И об этом я тоже думал, мог бы и написать, если бы точно знал зачем. Кто то ведь будет читать и его это может расстроить, озадачить или свести с ума. А если не будет читать, то зачем писать?
- А что еще делать? - удивился джокер.
- Я много раз убеждался, что все что стоило написать - уже написано. Все идеи уже здесь, летают, попадают в головы, и кто то их еще и записывает. Его потом называют автор. А другой не записывает, и потом говорит: "украли мою идею". Это действительно смешно. Но я согласен, что записывать - это труд. Это трудно даже потому, что перо не успевает за мыслью, что слова отказываются точно передавать то, что действительно хочется сказать, наверное этому долго учатся - как невесомое облечь в форму.
- Идеи приходят из ниоткуда, и будучи не переплавленными остаются просто идеями. Вера в такую идею слепа. Так и смерть. Что бы понять смерть, нужно самому понять, что на самом деле умирает, что заканчивается. Да и к Богу, дорогой мой, мы возвращаемся в жизни каждый раз, когда ложимся спать. Это дорога, по которой каждый ходил не раз, потому и узнает ее сразу, как дежа вю , или воспоминание. А просыпаясь, мир подобно этому кинозалу возникает вновь, мы просто не замечаем как создаем фильм, а с ним и бога, и дьявола - Джокер подмигнул и молниеносно исчез в промелькнувшем на экране кадре бытия. Я только и успел сказать ему в след:
- Ты знаешь, мне не дает покоя этот желтый свет, как это должно быть нелепо, напоследок сказать: "желтый".
Был обычный осенний день, машины мчались по мокрому бульвару, объезжая недавнюю аварию. Около машины скорой помощи плакал мальчишка, укутанный в плед. Тот самый, что выбежал прямо перед моими глазами, от чего пришлось резко дать влево, прямо к огромному раскидистому дубу. Слава богу, он жив - понял я и обнял его на прощание.