Карандашик
Историю про карандашик дед рассказывал Лизе много раз. Маленькой она слушала, раскрыв рот. Когда дед произносил финальные слова, просила достать военный трофей из резной шкатулки, где хранились документы, облигации, вышедшие из обращения бумажные деньги и крест на шнурке. Дед, развернув кусок шелковой ткани, выкладывал на стол сокровище.
Лиза склонялась над огрызком карандаша, пытаясь уловить запах женских духов, ради которого в 48-м дед привез его в Россию из Вюнсдорфа.
Покрытый серебристой краской карандаш ничем не пах. Девочка вопросами заставляла пересказывать историю еще раз. Казалось, что слово за словом ей удастся по деталям воссоздать прошлое, вплоть до аромата, который когда-то поразил младшего лейтенанта и его сослуживцев.
– А какая она была? – спрашивала Лиза.
– Помню только, волосы темные, волнистые. Да я видел ее мельком, оставила в канцелярии бумагу и ушла.
– И забыла свой карандашик, – подсказала Лиза.
– Забыла карандашик, – подтвердил дед.
– А ты увидел, взял его и побежал, чтобы отдать? – девочке нравилась эта игра.
– Только ее не было на улице, – развел руками дед.
– Зато там светило солнце и цвели каштаны.
– В мае там всегда цветут каштаны, – кивнул дед.
– Ты увидел, что по дороге отъезжает машина, и понял, что в ней сидит та женщина.
Взгляд деда перемещался выше Лизиной головы. Сквозь годы и километры пути он пытался разглядеть облитую солнцем дорогу. В доме напротив открыто окно, и в глубине комнаты можно рассмотреть книжный шкаф. Кто-то ходит. Кажется, на металлическом откосе горловали голуби.
– Никто не знал, что это за духи, – произнес дед. – Даже через месяц их можно было учуять. Ребята заглядывали в канцелярию и просили показать чудо-карандаш. Мне кажется, запах можно было уловить, когда я привез его домой.
– Совсем нет, – голос бабушки долетел из другой комнаты.
– Ах, если бы я могла знать, что это за духи, – в голосе Лизы сожаление. – Я бы обязательно такие купила, когда выросла!
Хитро прищурив глаза, она спросила:
– А вы тогда с бабушкой были знакомы?
– Были-были… – это бабушка.
– Не были.
Спустя тридцать лет, разбирая бумаги, что оставить, а что давно пора выбросить, взрослая Лиза найдет на дне шкатулки тускло серебрящийся карандашик. Она достанет из семейного альбома старую выцветшую фотографию. На ней дед в военной форме, совсем молодой; позади него дорога, вдоль нее цветут каштаны. На обороте синими чернилами аккуратно выведено: 1947, май, Вюнсдорф.
– Ма, а ты помнишь эту историю? – крикнет она.
В комнату, вытирая руки полотенцем, заглянет мать.
– Какую историю?
– Дед рассказывал ее много раз. Когда он служил в Германии, какая-то женщина забыла карандаш, а от него потом очень долго исходил запах духов. Дед и его товарищи ходили посмотреть на него. Он его потом выменял на что-то и привез.
– Не помню. Ничего такого он не рассказывал ни мне, ни сестрам.
– Да как же, мам! Это его любимая история была.
– Значит, он рассказывал ее только тебе, или ты придумала, – мать разворачивается, чтобы уйти.
– Да ты что! Вот и карандашик здесь лежит.
Лиза берет его. Конечно, он абсолютно ничем не пахнет, и она думает о том, что история существует теперь только в ее памяти, как неполное отражение. Кто была та женщина, почему в тот день она оказалась там? Что дед видел, когда выбежал следом, намереваясь вернуть забытую вещь? Ворковали голуби на откосе, или она сочинила это сама? Было ли солнце, или, на самом деле, день выпал пасмурный?
Деда давно нет, и бабушки нет. Пережившая их вещь из прошлого может принадлежать совершенно другой истории. Так бывает, люди помнят то, чего никогда не было.
Без конфликта скучно.