Автор: Mikker
Убивать ради Друзей
Принцип "око за око" сделает мир слепым
М. Ганди
Сэм врал Карлу. Никакой он не член Общества Друзей и никогда им не был. Да, он симпатизировал этим ребятам, особенно их вере в равенство всех людей, независимо от пола, цвета кожи и религиозных взглядов. Ему казались чудаковатыми их «молитвы без слов», их странные проповеди, где любой мог стать пастором – а точнее тот, на кого снизошло «озарение», – их иррациональная вера во Внутренний Свет, и в то, что в каждом человеке есть немного от Бога. Сэму, повидавшему на своём веку немало, казалось чудным даже то, что Друзья фактически отворачивались от Библии, считая Священное Писание лишь «декларацией источника, а не самим источником».
Всё это Сэм мог понять и принять, а при желании, даже стать одним из Друзей Внутреннего Света. Однако некоторые вещи были явно чужды его натуре. Как минимум, две: непротивление злу насилием и ложь. Сэм воевал, и ему приходилось убивать людей. И он солгал Карлу – утаил от него, что служил кавалеристом корпусе Джорджа Стоунмана, а полевым санитаром стал лишь после Чанселорсвилля, когда получил ранение в ногу.
Но он сделал это не ради выгоды. Его заботила жизнь Лиса.
- Ложь, - говорил Карл за день до тех ужасных событий, о которых пойдёт речь дальше, - это одно из препятствий, мешающих разглядеть нам Внутренний Свет. Когда мы лжём, мы отворачиваемся от своей истинной природы, а наши сердца окутывает тьма. Только будучи честными – хотя бы перед собой – мы открываем в себе частичку Бога.
Сэм кивал и даже спорить не пытался с Карлом. А хотите быть честными? Ведь на самом деле Сэм и в Бога-то не верил, а если верил, то на свой манер. В отличие от Карла, который всю жизнь проработал часовщиком, и из родной Филадельфии, похоже, не выезжал ни разу, Сэма порядочно покидало по стране.
Родителей он помнил плохо. Те были иммигрантами из Шотландии, и единственное, что оставили сыну в наследство, это лёгкий акцент с упором на звук [R] и отдающую рыжим шевелюру. Бродячие торговцы – вот кем они были. Мотались от Нью-Йорка до Мексики, пока не погибли в одной из стычек во время Техасской Революции. Сэм не любил вспоминать те времена. Ребёнок, оставшийся один – это паршиво, и ни Бог, ни Внутренний Свет руку помощи ему не протянули. Намного позже, Сэм нашёл новую семью, но её постигла та же участь. Это было индейское племя – не самое известное, не самое воинственное, и даже не самое многочисленное. Парень занимался лошадьми, вёл торговлю с белыми, участвовал в общественной и (опять же, как и с родителями) кочевой жизни. А потом случилась беда, и племя было уничтожено.
Остались только Лис да Сэм. И никакой Бог не спешил им помочь.
Потом пути друзей разошлись. Незадолго до того, как Линкольна избрали президентом, Сэм вступил в армию, ставшую, чуть позже, одной из главных заноз в заднице Южан. У него не было ни соответствующего образования, ни долгих лет службы – однако Сэм хорошо управлялся с лошадьми и неплохо стрелял, а во время сражений показал себя если не героем, то, как минимум, хорошим солдатом. И до того, как быть раненым, и чуть не сдохнуть в траве, под приветливым весенним солнцем Виргинии, он сумел внести свою крошечную лепту в ход истории.
Сэм насмотрелся всякого. Он видел и мародёрство, и подлость, и предательство, и трусость. Какой там Свет внутри каждого человека? Какой Бог внутри нас? Тьма и больше ничего – вот что чувствовал парень в своём сердце. И даже ложь – то, на что он пошёл ради спасения друга – не давила так сильно на душу, потому что если не веришь в Свет, то и тьма не очень-то страшна.
Скажем сразу: те страшные события – мистические, можно сказать, фантастические, – что произошли с Сэмом и Карлом, не заставили первого изменить свой взгляд на жизнь.
Тьма прочно засела в его сердце.
* * *
По мощёной улице Филадельфии, укрываясь от ветра, шли двое мужчин. На первый взгляд, ничего общего в них не было. Посторонний наблюдатель мог резонно спросить: а что, собственно, связывает этих двоих? Как два настолько непохожих человека нашли единую цель?
Первому было лет сорок. Круглое аккуратно выбритое лицо, ухоженные жидкие волосы, слегка торчащие из-под блестящего цилиндра. Объёмный живот прикрывал двубортный сюртук, а сверху – по-аристократически небрежно накинутое полупальто. Кожаные перчатки, трость, брюки со стрелками из смесовой ткани, до блеска начищенные штиблеты фирмы "Rice & Hutchins" – в общем, все признаки преуспевающего бизнесмена и знатного горожанина. Звали человека Карлом; он держал собственную часовую мастерскую всего в трёх кварталах от Зала Независимости.
Второй – Сэм, о котором мы говорили чуть выше – выглядел моложе. Лет тридцать или тридцать пять, но морщины уже успели оккупировать место вокруг глаз и рта. Выветренная загорелая кожа – Сэм много времени проводил на открытом воздухе. Недельная щетина, засаленная фетровая шляпа, из тех, которые носят техасцы и в шутку называют «десятигалонными», пыльные джинсы и остроконечные сапоги, сбитые и почти развалившиеся – пошитые ещё в довоенные времена. Поверх шерстяной рубахи, скрывая кобуру с Ремингтоном – всё-таки Сэм говорил Карлу, что он из Друзей, и не носит при себе оружия – была надета старая потрёпанная шинель, знавшая лучшие годы.
Не так давно соседство двух столь непохожих друг на друга человек вызвало бы подозрение окружающих. Но война, закончившаяся всего полгода назад и задевшая жизнь, наверное, каждого американца, внесла свои коррективы в людское любопытство. В последнее время в город нахлынуло множество беженцев, и даже столь нетипично одетые, вроде Сэма, не вызывали нареканий. Большинство приехавших были неграми, бежавшими из южных штатов, прочь от войны и рабства. Поначалу им симпатизировали, но вскоре чёрных объявилось так много, что они стали одной из главных проблем города.
Отчасти из-за этого Сэм отказался от «экскурсии» по Филадельфии – вчера Карл предложил ему прогуляться и посмотреть достопримечательности бывшей столицы. Сэм помотал головой. Он не любил города. Терпеть не мог все эти коптящие трубы заводов, толпы на улицах; вечные шум и давку, а ближе к окраинам – нищие районы и трущобы. Конечно, было бы неплохо взглянуть на Колокол Свободы, но Сэм подозревал, что он мало чем отличается от любого другого колокола по обе стороны океана.
Но больше всего ему хотелось видеть Лиса. Развлечения могут и подождать.
Наконец, Карл остановился возле двухэтажного особняка. Тяжело выдохнул воздух (непривыкший к длительным прогулкам, он слегка подустал), одной рукой придерживая цилиндр, сдуваемый осенним ветром, а другой опираясь на трость. Друзья Внутреннего Света практиковали простоту, поэтому и трость, и цилиндр лишь выглядели роскошными – на деле, они были не такими дорогими, как казалось провинциалу-Сэму.
- Вот он, этот дом, - сказал Карл.
- Тогда чего же мы ждём?
И Сэм, не дожидаясь своего спутника, двинулся к крыльцу. Постучал в дверь. Подождал; через несколько секунд постучал снова.
- Мистер Джексон занятой человек, - пояснил подоспевший Карл. – Вполне возможно, он отложит встречу на завтра или...
- Плевать. Я буду ждать столько, сколько потребуется.
Сэм потянулся к дверному молотку, чтобы постучать ещё раз, но этого не потребовалось. На входе появился мужчина средних лет с залысинами и седеющими английскими усами. Дворецкий.
- Чем могу помочь? – с презрением глядя на Сэма спросил он.
Карл перехватил инициативу на себя. Дозволить этому лошаднику-скотоводу вести переговоры, значит никогда не увидеть Лиса. Таких как он надо держать подальше от приличного общества. Или хотя бы приодеть для начала.
Карл представился. Сказал, что они с другом очень хотели бы видеть мистера Густава Джексона. На вопрос, назначена ли им встреча, Карл ответил, что нет, но если владелец особняка не против, они могут и подождать. Или зайти позже.
- Проходите, - слегка кивнул дворецкий. – Сэр Джексон спустится к вам через двадцать минут.
Оставив шляпы в прихожей, Сэм и Карл миновали роскошный холл и очутились в кабинете хозяина. Дворецкий, наконец-то разглядевший в Карле знатного горожанина и решивший, что воровством тот заниматься не намерен, оставил гостей одних. Он поспешил на второй этаж, и очень скоро его тихие шаги растворились в тишине.
От нечего делать, Сэм прошёлся туда-сюда, осматривая кабинет. Вычурный, под стать дому. Дубовый стол, со столешницей из красного дерева, чугунные пресс-папье в виде породистых лошадей, комод, дорогие часы (которые тут же заинтересовали часовщика-Карла), резные стулья, да ещё сервант с книгами и документами. Одну из стен занимала карта Соединённых Штатов: довоенная, где вручную были отмечены железные дороги, как существующие, так и ещё планируемые. В углу пылился флаг (звёзд на нём было меньше положенных тридцати шести, но хозяина это мало волновало), а рядом – бюст Бенджамина Франклина, самого известного горожанина Филадельфии.
Взгляд Сэма упал на трубку из сандалового дерева, и он снова подумал о Лисе. Бедняга индеец! Кочевать бы тебе по степи, пасти лошадей и любить жену с детьми, так нет же – жестока судьба, очень жестока. И понесло юнца в Филадельфию, где по слухам любой, будь он чёрный или красный, мог найти работу.
Чем дольше не появлялся хозяин, тем это сильнее злило Сэма. А ещё он волновался. Это звучит странно, но так оно и было. Сэм мог ринуться в атаку, в самую гущу, под пули и штыки; он мог скакать верхом много дней подряд; он был способен выжить вдали от цивилизации (спасибо индейцам), а, при необходимости, проявить твёрдость характера и застрелить человека. Однако он почти не общался с людьми из высшего общества. Карл, которого он встретил вчера, был, скорее, исключением. Да и сами Друзья не строили из себя чёрт знает кого, и часто открещивались от принадлежности к «верхам». И всё равно туда попадали: скромность, честность и трудолюбие, как правило, вознаграждаются.
А ещё с Карлом Сэма сплотила ложь – его заявление, что они оба принадлежат одной религиозной группе. Вот с финансистом Густавом Джексоном это не сработает. Судя по слухам, это был абсолютно неприметный серый человек, старавшийся не выделяться из толпы. Человек разума, а не человек веры. Ещё бы: он занимался ценными бумагами, скупал и продавал акции железнодорожных компаний и городских конных дорог. Также, он владел несколькими фермами недалеко от Филадельфии, куда брал всех без разбора: чёрных, жёлтых, красных.
Сэм не знал, как он будет говорить с этим человеком. Боялся ляпнуть лишнего, сказать какую-нибудь грубость. И на Карла особо надеяться было нельзя. Вся эта вера в то, что в каждом человеке есть кусочек Бога – брехня собачья.
Да и что они предъявят Густаву? Что они скажут? Что-то типа: «Здравствуйте, мы члены Общества Друзей, и один из наших – индеец по прозвищу Лис – устроился работать на вашу ферму. Но с ним случилась беда: увы, он только начал подозревать что-то плохое, а что именно, мы не знаем. Он написал Сэму письмо, в котором изложил все свои тревоги. Сэм примчался с другого конца страны, однако было поздно. Карл – такой же член Друзей Внутреннего Света, как Лис или Сэм – сказал, что индеец не появлялся на собраниях уже вторую неделю. Пропал. И тогда мы оба решили обратиться к работодателю Лиса, то есть, к вам, достопочтенный Густав Джексон».
Сказать такое? Да, это будет правдой (кроме той части, где утверждается, что Сэм тоже входит в круг Друзей), но кому сейчас нужна правда? Да, Друзья ценят каждого человека как личность, но для таких парней как Джексон, негры и индейцы всего лишь дешёвая рабочая сила, не больше. И если Лиса прихлопнули в одной из драк, или застрелили белые, Густав делать ничего не станет. Да он не обратит на это внимания, как не обращают внимания на смерть крысы в подполе. Не воняет и ладно.
В своих хождениях по кабинету, Сэм приблизился к двери и замер. Что-то его насторожило. Возможно, не удели он внимания этому чувству, ничего бы не случилось. Они бы с Карлом мирно побеседовали с господином Джексоном, огорчились бы, что тому ничего неизвестно о Лисе, а так же выслушали бы его сухие обещания, что он сделает всё, что в его силах. Не больше. И так бы закончилась очередная глава в жизни бывшего кавалериста.
Однако...
- Сэм, куда вы?
Уголок под лестницей, который был незаметен с холла, но хорошо просматривался с порога кабинета, использовался для хранения всякого хлама. Частично его отгораживал самодельный стеллаж, но Сэм с его зорким глазом разглядел в дальней части коморки дверь. Несмотря на завалы хлама, было видно, что дверь недавно открывали. А ведь хозяин добивался противоположного эффекта.
Сэм шагнул под лестницу и потянул дверь на себя. В нос ударил целый букет мерзких запахов. Знакомых ещё со времён полевого госпиталя: гниения, смерти, испражнений – а ко всему к этому добавлялся запах сырости, какой обычно бывает в подвалах. Затхлость и смрад. Мурашки побежали по спине.
- Может нам всё-таки дождаться хозяина?
Но Сэм не слушал Карла. Если ещё секунду назад им двигало какое-то внутреннее чутьё, то сейчас ситуация изменилась. Одно наслоилось на другое: и нелюбовь к городам, и тревожное письмо Лиса о том, как с фермы пропадают рабочие, и самая обычная злость – тьма сэмового сердца – всё это сложилось в непоколебимую уверенность, что что-то здесь нечисто.
И он шагнул вниз. На лестницу, ведущую в тёмный подвал, где творилось нечто нехорошее. Что-то такое, о чём не рассказывают в приличном обществе...
Карл сначала медлил. Он терпеть не мог таких своенравных людей, как Сэм. Иногда ему даже казалось, что тот никакой не Трепетун – так Друзья иногда называли своих (как-то на британском суде Джордж Фокс (в чью честь Лис и выбрал себе новое имя, Fox) – основатель Общества – призвал судью «трепетать перед Богом», за что его последователи и получили такое прозвище – трепетуны). И что Сэм лгал. С другой стороны, он дружил с индейцем, а ведь многие их даже за людей не считали. Да, они дикари, но...
Ладно, уговорили. Трясущимися руками Карл достал коробок шведских спичек, зажёг одну из свечей, позаимствованных с комода, и поспешил вслед за Сэмом. В коморке под лестницей он впервые почувствовал зловоние. То самое, когда рядом умирает человек. Карл знал этот запах. Избегал его, потому что тот напоминал о детстве и тех временах, когда от тяжёлой болезни умер его старший брат. Часовщик на секунду замер, а потом, вдохнув полную грудь воздуха, осторожно ступил на лестницу.
Хоть впереди маячила спина Сэма, Карлу было страшно. Спуск оказался очень крутым, потолок – низким, а свеча, похоже, только слепила глаза, а не освещала путь.
Наконец, он оказался внизу, на мерзком земляном полу: даже сквозь подошвы ботинок создавалось ощущение, будто тот заблёван или залит помоями. Воздух был холодным и спёртым, а те запахи, которые встретили часовщика на входе, здесь усиливались раз в сто.
- Посветите сюда, Карл.
Он подошёл к Сэму и едва не выронил свечу от подтупившего к горлу комка. Карла едва не вырвало.
Подвальчик был тесным, но в нём нашлось место для многих разных вещей. Пилы, ножи, крючья, на которые подвешивают коровьи туши, кузнечные щипцы, цепи, ремни, какие-то гигантские заострённые шестерни, покрытые то ли ржавчиной, то ли кровью. Верстак, заляпанный чем-то тёмным. А в углу - клетка, наподобие тех, в которых держат волков или бешеных собак.
В клетке лежало несколько тел. Истощённых, грязных, почти мёртвых.
- Лис! - во весь голос воскликнул Сэм. Он бросился к прутьям, в надежде как-то сломать западню и высвободить друга. – Лис, ты меня слышишь? Я вытащу тебя, - прошептал он уже тише.
Карл шагнул вперёд и оказался рядом с клеткой. Подвальчик крошечный, это верно. Поднёс свечу ближе, стараясь, чтобы воск не капал на ботинки и на сидящего на корточках Сэма. И тут он тоже узнал Лиса. Сомнений быть не могло, это он. Тот угрюмый индейский паренёк, который никогда ничего не говорил на собраниях Друзей. Всегда молчал. Слушал других, кивал, беззвучно молился вместе со всеми, но никогда ничего не произносил, если к нему не обращались напрямую. Его волосы поредели, лицо превратилось в маску демона, но это был он.
Сквозь прутья решётки Сэм взял друга за руку. Тот даже не пошевелился. Тут Карл заметил, что на кисти недостаёт пальцев. Ему стало дурно. Он закрыл глаза и провалился в беспамятство.
Сэм даже выругаться не успел. Карл рухнул на него всей своей тушей, уронив свечу в дальний конец клетки. Сэма прижало лицом к прутьям, один зуб неприятно царапнул о металл. Стало темно – свеча погасла, однако огонь перекинулся на чьи-то волосы: помимо Лиса тут валялось ещё два тела. Даже не разберёшь, мертвых или живых.
- Да твою ж мать, - прошептал Сэм, спихивая с себя карлово тело.
Попытался достать закатившуюся за пленника свечу. Или хотя бы потушить пламя – оно охватило уже всю голову, завоняло палёной плотью. Сидение на корточках причиняло боль – рана, из-за которой его списали из кавалерии, взвыла, будто свежая. Сэм сморщился от боли и на несколько секунд закрыл глаза. Выдохнул скопившийся в лёгких воздух.
Едва рана замолчала, сзади послышался шум. Сэм отдёрнул руку, в надежде успеть выхватить спрятанный под шинелью Ремингтон.
Потом что-то тяжёлое свалилось на его череп, и он потерял сознание.
Очнулся спустя... да тут сходу не разберёшь. Могло пройти как несколько минут, так и половина суток. Всё тот же подвальчик – света не было, но Сэм узнал место по запахам. К смраду добавилась вонь сожжённых тел; во рту стоял привкус рвоты – похоже, пока человек был без сознания, желудок воспротивился дыму и добровольно отказался от завтрака.
А самое главное, Сэм был привязан. Примотан какими-то ремнями к стене. И руки, и ноги – как ни дёргайся, не освободишься. Паршиво.
- Карл? Карл, вы здесь?
Послышалась возня. Сэм тоже попытался пошевелиться, но лишь получил лишь разряд боли в голову (в то место, куда пришёлся вырубивший его удар) и нытьё старой раны в бедре.
- Карл?
- Я здесь.
- Пошевелиться можете?
Возня повторилась. Потом раздался вздох, и голос часовщика сделался уж очень жалостливым:
- Нет. Я привязан.
- Fuck.
Других слов у Сэма не нашлось. Дерьмо. Они влипли. Увязли по самые шеи и скоро потонут в этом болоте безумия – а на поверхности останутся лишь их шляпы да клочки волос.
- Что с нами будет? – спросил Карл. Чувствовалось, что он собрал всё своё мужество, чтобы задать этот вопрос. И всё равно, голос дрожал как у ребёнка.
Сэму хотелось ругаться. Высказать каждую мысль, какая только ни забредёт в его раскалывающуюся голову. Вспомнить вчерашний разговор о Друзьях и Боге в каждом человеке, а потом тыкать и тыкать Карла в это, как тычут мордой нагадившего в доме щенка – в его же собственное дерьмо.
Но Сэм сдержался. Не было никакого смысла, да и от удара в глазах до сих пор плясали искры. Любое движение причиняло боль. Карл тихо хныкал, а Сэм ушёл в забытье, в некое подобие сна. Сколько он так провисел на стене подвала, словно распятый апостол, пленник не знал. Должно быть долго.
Открывшаяся сверху дверь вывела его из отключки. Дунуло свежим воздухом, наконец-то появился свет...
В подвал спустился человек. Это был мужчина: лет пятидесяти, в домашнем халате, худощавый и абсолютно лысый. Сэм отметил дрожащие губы – хоть под густыми моржовыми усами это было сделать непросто – и бегающие от неуверенности глаза.
А ещё он заметил чёрные трупы. Все, кто находился в клетке, сгорели. В том числе и Лис.
Сэм в отчаянии склонил голову.
Вошедший – без сомнения, им был Густав Джексон – повесил фонарь на свисающий с потолка крюк. Его трясло. Ещё бы: одно дело пытать и убивать негров и прочую шваль, а другое – белых людей. Он в нерешительности поглядывал то на Сэма, то на привязанного к верстаку Карла.
- Теперь вы знаете мой секрет, - сказал Густав.
Ему не ответили. Да и что ответишь в такой ситуации?
Прошло какое-то время. Убийца несколько раз выходил из подвала, затем возвращался. После очередного длительного отсутствия, он спустился в импровизированную тюрьму пьяным. От него разило виски, и Сэм мог поклясться, что это не то дешёвое пойло, что лакают ковбои из Оклахомы.
Сейчас Густав был другим. Неуверенность как ураганом сдуло.
- Вы знаете мой секрет, - он посмотрел Сэму прямо в глаза. – И я не могу отпустить вас на волю. Вы должны умереть.
Он подошёл к сундуку, на котором были любовно разложены всякие пыточные орудия: ножи, крючья, щипцы и так далее. Брал в руки каждое по очереди, взвешивал, примеривался – и это пока Сэм пытался прояснить сознание от тумана в голове (хотя в его положении лучше вообще оказаться в беспамятстве).
Выбрав кривой и тускло блестевший нож, Густав подошёл к Карлу. Начал длинный, немного сбивчивый рассказ о том, как он будет его пытать. Что отрежет сначала, а что оставит напоследок. Какие предметы будет использовать. И какие невероятные ощущения испытает его жертва, «наслаждаясь» растянувшимися часами агонии.
В какой-то момент Карл не выдержал всего этого и закричал. Громко – особенно это резало уши здесь, в подвальчике размером чуть больше сортира – и Сэм сморщился от головной боли. Хотя, какая там головная боль – худшее только предстояло.
Густава крик не смутил, а, похоже, лишь наоборот, завёл, придал новых сил. Он улыбнулся: из-за густых усов и лысого черепа его улыбка больше напоминала шалость пьяного лектора, а не оскал маньяка-убийцы.
Но финансиста выдавали глаза. Он взялся за нож.
* * *
После того, как его супруга скончалась от воспаления почек, а дети разъехались кто куда, Карл редко принимал гостей. Иногда у него ночевали Друзья из провинции, заехавшие в Филадельфию для общения с коллегами и обмена опытом, но это случалось раз в несколько месяцев, не чаще. Часовщик жил в одиночестве. И лишь вечно тикающие механизмы, занимавшие весь первый этаж дома, составляли ему компанию.
Поэтому Карл был очень рад визиту Сэма. Южанина на вид, шотландца по акценту, республиканца в сердце и авантюриста по поведению. Сначала Карла отпугнула его внешность, но Сэм сразу схватил быка за рога:
- Я член Христианского Общества Друзей Внутреннего Света, - протараторил он с порога. – И у нас есть общий знакомый. Я хочу его найти.
Уже через полчаса они сидели за столом в гостиной и беседовали, словно старые друзья. Сэм рассказал про письмо от Лиса и про службу санитаром в госпитале. Сказал, что его тревожат слова брата-индейца (так он называл Лиса). Карл подтвердил: в последние два или три раза тот не появлялся на собраниях.
Сэм не стремился распространяться о своём прошлом, а Карлу не о чём было вспомнить, кроме счастливой семейной жизни. Поэтому, чтобы разговор не зашёл в тупик, часовой мастер поведал Сэму о прошлом Друзей. Его гость, как выяснилось, был совершенно несведущ в этом вопросе.
Впрочем, история Сообщества вышла у Карла в мрачных тонах. Пора бы перестать грустить о жене – это отражается на «проповедях». Но ведь и в самом деле всё катится в тартарары! Это видит даже слепой.
- А как прекрасно всё начиналось... – вздохнул Крал. И завёл долгий рассказ.
Почти двести лет назад, Уильям Пенн – сын одного английского адмирала – увлёкся идеями Джорджа Фокса. Идеями о настоящем христианстве, без лицемерия и лжи. Идеями о ненасилии, честности и равенстве всех людей – не на словах, а на деле. Идеями о Боге не где-то там на небесах, а внутри любого человека, от бродяги до короля.
Общество Друзей недолюбливали в Англии. По счастью, Пенн получил в наследство долговую ссуду Короне, а Карл Второй выплатил её не деньгами, а огромной территорией в Северной Америке. Пенн устремился туда. Он горел желанием основать новое общество. Колонию, где любой свободомыслящий человек мог найти убежище. Где тебя бы не гоняли за твою веру, как гоняли Фокса, где не было бы войн и насилия, где люди могли бы жить простой и честной жизнью.
Пенн не обманывал индейцев, как поступали другие колонизаторы. В отличие от голландца, купившего Манхеттен за горсть ширпотреба, он заключил честную сделку. Новую колонию назвал Лесистой землёй Пенна, или Пенсильванией, а её столицу – Городом Братской Любви, по-латыни – Филадельфией. Городом для Друзей.
«Священный эксперимент» начался.
Однако ничто не длится вечно. Пенн был мечтателем и смотрел на мир сквозь радужные стёкла. Трудно быть пацифистом, если все вокруг воюют. Когда городу угрожали враги, будь то индейцы или французы, Друзья уступали бразды правления другим конфессиям. Те действовали жёстче. Плевали на ненасилие и отвечали ударом на удар.
Прибывали новые иммигранты, и Друзей становилось всё меньше. Спустя сто лет, во времена Войны за независимость, Филадельфия стала крупнейшим городом Северной Америки, а так же столицей Объединённых Колоний, и чуть позже – Соединённых Штатов. Однако за всё приходится платить. К этому времени Друзей полностью отодвинули на второй план.
Сейчас же, в век научно-технического прогресса, о них забыли вовсе. Сообщество терзали внутренние проблемы: замкнутость от внешнего мира, расколы, консервативность... Возможно, через сто лет Друзей не останется вовсе. А ведь сейчас, как никогда раньше, они нужны миру. Нужны их вера в равноправие, их пацифизм, их противостояние слепым догмам и искажённой морали.
Прошло всего несколько месяцев, как закончилась самая кровопролитная война в истории страны. И полгода с момента, как убили единственного президента, боровшегося за свободу каждого гражданина, а не только потомков белых европейцев...
- Друзья нужны миру, - вздохнул Карл. - Иначе его поглотит тьма, поселившаяся в наших сердцах.
* * *
Фантастическое событие, спасшее Сэма, не укрепило его веру в Бога, пацифизм, Внутренний Свет или что-то там ещё. Нет. Оно просто случилось, а парень им воспользовался.
Ремень, державший его правую руку, лопнул. Та безвольно повисла, затёкшая и бесчувственная. Карл орал. Он извивался как змея, пытался вырваться, а Густав нависал над ним, словно хищная птица.
Сэму всё казалось дурным сном. Онемевшей рукой он полез под заблёванную шинель, вытащил Ремингтон и...
От выстрела он оглох. Запахло порохом («прямо как на войне, и это приятней здешнего смрада» – подумалось Сэму); дёргающийся труп свалился на Карла. Лицо часовщика было в крови и мозгах. Он всё орал и орал, но сквозь звенящую тишину до Сэма доносился лишь комариный писк.
Он выронил револьвер, о чём пожалел спустя минуту. В подвал ворвался дворецкий. От увиденной картины его перекосило. Что-то беззвучно бормоча, он плюхнулся на ступени и схватился за грудь. Ещё одно чудо – сердечный приступ. Сэм видывал их на войне немало. Пристрелить бы гада – дворецкий хоть и не совершал преступлений, но он укрывал их. Был заодно с Густавом, хоть, возможно, и порицал его. Но трусость мешала ему выдать хозяина. Джексон убил здесь не одного негра, а тот всё молчал...
- Лис... – прошептал Сэм, глядя на оставшиеся от индейца головёшки. – Друг мой.
А потом начал освобождаться от пут. Медленно, затёкшей рукой, и кривясь от боли в затылке, - но неуклонно, словно локомотив. Сначала левую руку, затем ноги. Свалился, уткнувшись рожей в вонючий пол, но превозмог себя и встал. Всё это время дворецкий мог убить Сэма. Но он сидел на ступенях и держался за сердце. Карл охрип от крика, но не мог остановиться. Труп Густава свалился на пол, из пробитого черепа сочилась кровь. Запах пороха ослаб, вонь заняла прежние позиции.
Сэм повернулся к дворецкому, и до того только сейчас дошло, что разговорами дело не кончится.
- Прошу вас, не надо... – одними губами взмолился он.
Но Сэма было не остановить. Он поднял Ремнгтон и направил ствол на старика. «У меня даже рука не дрожит» – подумал бывший кавалерист и спустил курок...
Осечка!
Или шанс от Бога? Сэму было плевать. Дворецкий попытался бежать, но что он мог в его-то возрасте и состоянии? Бедняга успел лишь привстать, когда кулак сломал ему нос и выбил зубы. Сэм схватил его за волосы и впечатал лицом в кирпичный угол – то место, где кончалась лестница и начинался подвальчик. Что-то хрустнуло. Он повтор: удар, ещё удар, и ещё один...
- Сдохни, скотина!.. – заорал Сэм.
И заплакал. Бил и плакал, пока не вырвал тот клок волос, за который держался. Посмотрел вниз: вместо лица сталась кровавая отбивная, ни глаз, ни носа. А руки липкие от крови.
- Сэм. Сэээм! Что происходит?
И только от голоса Карла он пришёл в себя.
* * *
Два человека прятались под мостом через реку Шуйлкилл. Растрёпанные, уставшие, заляпанные грязью и кровью. Где-то к востоку отсюда догорал особняк Джексона, унося в прошлое все свои чёрные тайны. Шла вторая половина октябрьской ночи.
- Вы не из Друзей, - сказал наконец Карл.
- Только чудо, что нас не остановил патрульный, - ответил Сэм.
Оба сидели на сыром камне и не отрывали взгляда от воды. Тёмной и холодной. Надо смыть кровь, пока не рассвело.
- Вы убили людей, - настаивал часовщик.
- Они бы убили нас, - ответил солдат.
- Их надо было отдать суду, - возразил Карл неуверенно.
- А какая разница? Сдохли бы они в тюрьме – лишь мороки больше.
- Но...
- Они убили Лиса, - отрезал Сэм.
Повисло молчание. Оба мужчины умылись ледяной водой, избавившись от крови и грязи. Более-менее привели в порядок одежду. При этом ни звука не слетело с их губ. У каждого были тысячи слов, чтобы высказаться, но оба хранили молчание. Карл знал, что никто его подозревать не будет. Он почётный гражданин, а не сообщник убийцы. И не он поджёг дом. Сэм же знал, что никогда больше не вернётся в Город Братской Любви. Двинет на Запад, в дикие и неосвоенные земли. Там, где ты сам себе хозяин.
Наконец, настало время прощаться. Ночь близилась к финалу.
- Спасибо, - сказал Карл, опустив глаза. – Спасибо, что спасли мне жизнь.
Сэм пожал его руку. И тоже поблагодарил:
- Спасибо.
- За что?
- За идеалы Друзей. Я не могу им следовать, но это не значит, что они ошибочны.
Карл кивнул:
- Даже когда сердцем правит тьма, мы оставляем немного места для Света. Так, на всякий случай. Вдруг пригодится.
На этом они расстались.