Автор: Cassidy
Никчемные воспоминания
Его старенький «Форд», хоть и издавал, порой, странные звуки, мог неплохо бегать. Генри сбросил скорость, когда заметил в зеркало заднего вида патрульную машину. Уже смеркалось и скоро он будет на месте, но Генри погрузился в свои воспоминания, совершенно не следя за спидометром. А ведь именно сейчас излишнее внимание, тем более внимание копов, было категорически противопоказано.
Он дал черно-белой машине себя обогнать, достал из внутреннего кармана куртки сигарету и закурил.
Сейчас. Почему, черт его дери, Эдди позвонил именно сейчас, когда у них с Дженни все настолько накалилось, что маленького, казалось бы, незначительного, повода достаточно, чтобы все разрушить. О том, чтобы послать, куда подальше родного брата – речи быть не могло, каким бы засранцем он не был. И что ему от него понадобилось? Деньги. Почему-то Генри был уверен, что старина Эдди попросит у него денег. Что еще может попросить человек в бегах? Хотя в голове уже копошились куда более неприятные мысли.
Ладно. Поздний вечер. Будет темно, вокруг будет мало людей, но почему проклятое кафе? Почему не дешевый номер в пропахшем блевотиной мотеле? Почему не какой-нибудь лесной и тихий уголок? Почему кафе «Койот»? Хорошо, оно работает круглые сутки, оно находится на краю Энви-Брауна. Может он застрял в этом богом забытом городишке и боится высунуть нос из-за забора. Хорошо. Но в Энви-Брауне что, нет сраных мотелей?
- Да, Генри, - сказал он вслух, обращаясь к себе упрекающим отцовским голосом. – Какого же черта ты, идиот эдакий, не задал все эти вопросы, пока Эдди висел у тебя на проводе?
«Потому что, дорогой отец, рядом стояла Дженни, которую трясло от злости на твоего никчемного сынишку. И я бы все уладил, успел бы ее успокоить, если бы не этот удар с противоположенной стороны от твоего второго никчемного сынишки. В итоге я не успел ничего спросить у нашего треклятого беглеца, а Дженни, дождавшись пока я, положу трубку, чтобы обратить все свое внимание только на нее, развернулась, пошла в спальню и стала швырять вещи в чемодан. В свой чемодан и свои вещи, к счастью или сожалению. Не было у меня времени разобраться».
Генри поехал по объездной дороге, которая, пусть и оставляла желать лучшего, своим состоянием, но избавляла его от нежеланного проезда сквозь город. Около двадцати минут по большому полукругу и почти стемнело. А светящаяся вывеска «Койота» приняла на себя роль маяка, потому что фонари не горели и в окнах домов на краю света почти не было.
Ком дурного предчувствия застрял у Генри в горле. Дежурные полицейские ведь тоже могут зайти перекусить. Вдобавок, одноэтажное здание ночного кафе было словно большим аквариумом с подсветкой.
Генри остановил свой «Форд» на стоянке. И посмотрел внутрь «Койота» сквозь большие окна, ища глазами брата. Народа в кафе, слава Богу, было немного, молодая пара за столиком, еще один был занят каким-то стариком в дурацкой шляпе, которую могли носить гангстеры в дешевых фильмах. Генри сидел на высоком стуле за стойкой, спиной к окнам. На нем была кожаная куртка и он что-то рассказывал официантке, протирающей стаканы. Кудрявая блондинка, которую жизнь немало потрепала, судя по измученному виду, изображала милую улыбку.
- Идиот, - сказал он вслух и вышел из машины.
Момент, когда Генри зашел внутрь, напомнил ему все те бесчисленные сцены из старых вестернов, когда герой входит в салун. Обернулись все, что заставило его почувствовать неловкость. Эдди улыбнулся и встал из-за стойки.
- Милая, - сказал он официантке. – Это мой брат, мы с ним давно не виделись, поэтому мы пересядем за столик. Принесешь нам меню?
- Конечно, красавчик, - сказала официантка, с именем на бейджике. Лиза. Ее звали Лиза.
Они прошли почти в самый конец не такого уж большого зала и уселись за столик. Без объятий. Или даже обыкновенного приветствия. Впрочем, последнее исправилось быстро.
- Какого черта, Эдди? - тихонько проревел сквозь зубы Генри. Его вряд ли кто-то услышит, какое-то кантри, играющее из музыкального автомата отлично справлялось со своей задачей – нарушением тишины. – Какого гребаного черта ты строишь глазки официантке, ты же, мать твою, в бегах. Или я ошибаюсь?
- Спокойно, братишка, - улыбнулся симпатичный парень в кожаной куртке и черной футболке с Led Zeppelin под ней. – Это протоптанная почва, я сюда уже недели две захаживаю. Лучше скажи мне, как ты поживаешь?
- Спасибо, дерьмово, - быстро ответил Генри. – Почему здесь, черт тебя дери? Твоя рожа на листовках, расклеенных по всему гребаному штату или я не прав?
- Может и так, - он был невозмутим. – Но поверь мне, все будет отлично. Спасибо, Лизи.
Последние слова обращались официантке, принесшей меню.
- Будешь что-нибудь заказывать? Я умираю с голода, но хотел подождать тебя.
- Я не голоден, - ответил Генри и это было враньем. Он ехал сюда с единственной быстрой остановкой на заправке около семи часов и крошки в рот не взяв. – Мне только кофе, пожалуйста.
- Будет сделано, - сказала Лиза, даже ничего не записав в свой блокнот. – А ты, Эдди, надумал все-таки взять наш фирменный яблочный пирог или нет?
Имя! Этот чертов идиот назвал официантке свое имя!
- Нет, милая, я подожду с десертом допоздна, но я не откажусь от двух сочных стейков и пюре, - он ухмылялся.
Когда Лиза удалялась, Эдди пялился на ее задницу. Генри еле сдерживал себя от напряжения.
- Зря ты не заказал стейк, - сказал он брату, чьи губы превратились в две тонкие бледные полоски под носом. – Они у них отменные.
Генри глубоко вздохнул и тяжело протяжно выдохнул.
- Может, скажешь, наконец, зачем ты меня вырвал в столь неподходящий момент?
- Неподходящий? – лицо Эдди выражало беспокойство. Искреннее или не очень, судить было сложно, парень с детства был превосходным актером.
Если бы не его интерес к химии, он вполне мог бы играть в театре или даже в кино сниматься. Эти мысли никогда не покидали голову Генри, который хоть и злился на брата за все, готов был отправить его куда подальше и пережить эту разлуку, но тем не менее любил Эдди. Они выросли вместе, вместе вляпывались в переделки, пока переделки не начали заходить слишком далеко и Генри вышел из игры.
- Ответь мне, пожалуйста, - сказал он, не вдаваясь в детали. – Зачем, Эдди?
Он откашлялся, чтобы прочистить горло, хотя Генри решил, что все у него с горлом было в порядке. Эдди растерялся, не знал с чего начать и пытался хотя бы пару секунд себе подарить, чтобы поймать мысль за хвост.
- Видишь ли, братец, - Братцем Эдди в былые времена называл его постоянно. И если бы Генри не был так измотан и раздражен, это бы даже могло вызвать на его лице улыбку, порожденную приятными воспоминаниями. Но он не улыбнулся. А Эдди, кажется, все-таки поймал мысль. – Это непростая просьба и я не знаю, как ты на нее отреагируешь.
«Ну вот. Сейчас он попросит меня перевезти его в Мексику, завернув в брезент и положив в багажник».
- Мы ведь выросли вместе, так?
- Таак... – робко ответил Генри.
- Как ты думаешь, какое воспоминание я бы мог назвать самым счастливым?
Молчание, нарушаемое лишь голосом Брюса Спрингстина из автомата, затягивалось, и тут Генри понял, что это был не риторический вопрос.
- О чем ты, Эдди?
- Что, скажи мне, такого хорошего было в моем детстве?
«О чем он, черт его дери, говорит?»
- Я не понимаю.
- Просто ответь мне, Генри. Мы вместе выросли. Между киданием в нас пустых бутылок из-под пива и дедушкиными окурками за шиворотом, было же у нас что-то хорошее? Где-то там, во всем этом проклятом мусоре было что-то настолько сильное и хорошее, что держало меня все это время.
- Эдди…
- Братец, прошу, подумай.
- Эдди, говори серьезно, оставь сентиментальности для своих мемуаров. Тебе нужны деньги?
Парень в кожаной куртке ударил кулаком по столу так сильно, что солонка перевернулась, покатилась, и у самого края Эдди остановил ее вторым ударом, на этот раз ладонью.
Генри чувствовал устремленные на них взгляды. Осталось только Спрингстину допеть весьма символичную Born to Run и воцариться тишина, которая будет последним выстрелом в этот неловкий момент.
- Какого черта? – прошептал он брату, смотревшему на него исподлобья. Никакой доброты, сияющей в нем минут пять назад не осталось. Да и сияла ли она?
- Это очень важно для меня, Генри, - он проговорил это почти сквозь зубы. – Пожалуйста, скажи мне.
- Что ты хочешь, чтобы я тебе сказал? У нас было обыкновенное детство, не самое счастливое из множеств, но мы были вместе, строили плот, хотели взорвать свалку и сделать городу одолжение, катались зайцем на автобусах, что? Что, скажи, мне, что ты хочешь, чтобы я вспомнил? Да, те моменты я вспоминаю с улыбкой, так что не убивай и это, пожалуйста, ладно?
- Что-то еще, - это был не вопрос. – Есть что-то еще, и ты должен знать.
- Может быть, поговорим в другом месте?
- Я жду свой гребаный стейк, а ты прижми задницу и вспоминай.
Нет, это было уже слишком. Генри встал из-за стола. И молча, направился к выходу, но дорогу ему перегородил старик, в одиночестве что-то доедавший все это время за своим столиком на котором теперь лежала его дурацкая гангстерская шляпа.
Лицо у него было, Генри это хорошо запомнил, лицом «человека удачно пережившего, только что, автокатастрофу». Непонимающее и ничего не выражающее лицо человека пребывающего в глубоком шоке. В подергивающейся руке он держал вилку.
«Ну вот», - мысли Генри в голове неслись быстрее реактивного самолета. – «Один миг. Один миг, и он броситься на меня. Не знаю, что стало с Эдди, он в конец спятил, а этого старика подобрал где-то на улице, пообещав бутылку скотча. Он меня убьет».
В следующую секунду старик одним быстрым движением вгоняет вилку себе в глаз, почти что полностью, «почесав» затылок изнутри. Еще секунда, и старик лежит на кафельном полу «Койота», его ноги дергаются, второй, здоровый (хотя какая сейчас разница?) глаз зажмурился. Еще две секунды и старик перестает шевелиться.
Генри осматривает кафе, пара, сидящая за столом, продолжает мило беседовать, официантка протирает стойку. Он оборачивается к Эдди, а тот ухмыляется Лизи, которая принесла тарелку со стейком и белую чашечку кофе. Он коротко вскрикивает. Потом начинает кричать официантке:
- Какого черта! Вызывайте скорую! – но Лизи оборачивается и уходит. Эдди поднимает взгляд, улыбается. Что-то говорит. Но в ушах звенит. Голова кружится. Генри падает на пол и заходится кашлем. Если бы он ел что-нибудь в предыдущие несколько часов, это что-нибудь сейчас расплескалось бы по всему бело-голубому кафелю кафе.
Когда в ушах перестает звенеть, а голова так сильно кружится, кажется, что прошло очень много времени. Он терял сознание? Генри не уверен, но поднимается и оглядывается. Хочет бежать к выходу, но дорогу ему вновь преграждают. Пара за столом. У обоих в руках по круглому ножу для стейков.
- Нет! – кричит Генри, делая шаг назад. – Не делайте этого!
Девушка с черными волосами и родинками на щеке смотрит на него, как смотрели в телевизор, этот ящик для зомбирования, персонажи старых карикатур. У ее бой-френда взгляд не лучше.
«Что происходит? Я сплю? Пожалуйста, я хочу проснуться!»
- Сядь на место, Генри. И закажи себе стейк! Он воистину чудесный!
Эдди улыбается, но когда проходит несколько секунд, а его брат не двигается с места, его улыбка пропадает.
- Лучше послушай меня, братец, и сядь на место. Если не хочешь, чтобы еще кто-то решил сделать себе больно.
Генри обернулся на пару. Те стояли неподвижно, но, как будто, на изготове, ожидая команды. Он поверил. Вернулся и плюхнулся на стул, напротив своего брата. Ноги его дрожали и были абсолютно выжатыми, будто Генри пробежал пару-тройку кругов на стадионе.
- П-почему? – спросил он дрожащим голосом. – П-почему о-он… П-почему о-он эт-то сделал?
- А, - сказал Эдди с полным ртом пюре, а когда проглотил его, ответил совершенно обыденным голосом. – Я попросил.
- Т-ты… Попросил?
- Ну да, попросил, видишь, какие вещи люди делают, если я прошу? А ты не можешь даже попытаться напрячь извилины и ответить мне на простой вопрос. Ну ты и говнюк, Генри!
Он рассмеялся. Это был искренний смех. И еще, Генри слышал это отчетливо, злобный. Так кричат безумцы! Чертовы садисты! Что здесь происходит, господи?
- Давай так, братец. Закончим с этим побыстрее. Меня ждут и мне нужно сваливать из этой дурацкой дыры. Я в эту тошниловку и так захаживаю уже который вечер подряд и весь ею провонял. Ты говоришь, я ухожу, и никто больше не пострадает, хорошо?
Генри молчал. Он просто не мог выдавить из себя ни звука.
- Знаешь, братец, - сказал Эдди нетерпеливым голосом. – Ты меня просто выводишь. Вытащи голову из задницы и скажи что-нибудь, иначе шоу продолжиться и ты поймешь, что тот дед легко отделался.
- Эдди, - Генри был готов расплакаться. – Пожалуйста… Хватит… Скажи чего ты хочешь, отпусти меня, отпусти этих людей и я никому не расскажу о том, что здесь произошло?
Эдди снова расхохотался, кусочки стейка вылетели у него изо рта и попали Генри на лицо в волосы, он это почувствовал.
- Эх, братец, а ты все такой же тугодум. Вот ты сейчас даже не знаешь, что произошло и сидишь тут, свидетеля второго пришествия изображаешь!
- Эдди…
- Я уже сказал, что хочу, тупой ты кусок говна, я хочу чтобы ты напряг извилины и рассказал мне какую-нибудь добрую историю обо мне, вырванную из своих счастливых воспоминаний. Я, к сожалению, свои силы в этих поисках почти исчерпал и все становится еще хуже. Хуже от того, что я не могу найти ответа, меня это бесит и мне хочется подавить пару тройку грязных отвратительных тараканов. Размазать их по полу, поджечь дом и убежать подальше.
Генри не понимал, о чем говорит его брат, но пытался вспомнить. К сожалению, тщетно.
Тело старика.
Он не оборачивался, но знал, что оно лежит все на том же месте и спину Генри обдавало холодом.
«А пара стоит перед выходом. Официантки будто ничего не замечают. Что это за сговор? Как? Как, черт тебя дери, ты в такое вляпался?»
И мысль пришедшая следом. Простая, но верная.
Даже если ему удастся все это пережить. Если он останется в живых. Все никогда не будет прежде. Не после такого.
- Я досчитаю до десяти, - протянул Эдди. – Если ты не сделаешь попытку, брюнетка отрежет своему парню уши. Как Майкл Мэдсен, только в двойном исполнении и без танца, извини!
Он расхохотался, а когда смех стих, он начал считать своим жутким веселым голосом.
- Один. Два. Вспоминай. Три. Вспоминай, кусок ты говна. Четыре.
Генри пытался. Пытался освободить голову от всего этого безумия и перебрать в голове фотографии воспоминаний.
- Семь. У-у-ушки, Генри, у-у-ушки. Восемь…
- Поход! Отец брал нас на охоту. Дал тебе выстрелить из ружья. И ты попал! Попал в того оленя, Эдди.
Он услышал странный звук за спиной и оглянулся. Девушка держала в одной руке отрезанное ухо, в другой окровавленный нож для стейков. Лицо парня практически не изменилось, он смотрел перед собой, но по щекам его медленно стекали слезы.
- Какого черта ты творишь, больной ублюдок! – сорвался Генри. – Я пытаюсь, черт возьми!
Эдди улыбнулся. Подождал, пока брат сядет на стул, с которого вскочил. Лицо его было настолько спокойным, что Генри был уже почти уверен. Это не его брат.
- По-твоему я вру? Ты пытался, и она не отрезала ему оба уха. Всего одно.
- Что с ними? – из глаз Генри хлынул поток слез. – Что ты с ними сделал? Что ты сделал с моим братом?
Эдди, или тот, кто выглядел, как Эдди, улыбнулся.
- Он здесь. Хныкает где-то в глубине своего сознания. Я его слышу. Но все не так просто. Я дам еще десять секунд. Увидишь, что произойдет, если ошибешься вновь.
- Прошу тебя… - он шмыгал носом, всасывая льющиеся рекой сопли. Генри было страшно, он не понимал, что происходит, но знал, что был на верном пути. Что-то еще. Должно быть что-то еще.
- Заткнись, - но Генри сам себя заткнул. – Один.
«Думай. Вспоминай, тряпка!» - в голове звучал голос его отца, но он то, как раз, меньше всего, за редкими исключениями, ассоциировался с хорошими воспоминаниями.
Когда Псевдоэдди дошел до семи, кое что всплыло в памяти Генри, но умчалось так же быстро, как и появилось. Что же это было? Их старый сарай. А что в нем было? Нет, нужно что-нибудь еще.
- Кубок! Ты держишь в руках кубок! – закричал Генри, когда счет дошел до десяти. – Ты выиграл тот баскетбольный матч!
- Я вообще-то, большую часть игры просидел на скамейке. Да, мне дали подержать кубок, но это была дерьмовая попытка, Генри.
- Пожалуйста…
Но Псевдоэдди улыбнулся и показал пальцем в сторону. Это была официантка, которая протирала стойку, пока Лизи их обслуживала. На бейджике было маркером написано Сара. И у Сары не было губ. Она отрезала их ножницами, лежавшими возле кассы. Из ее глаз, как и из глаз безухого парня, как и из глаз Генри, текли слезы.
Он закричал. Кричал так сильно и так отчаянно, как только мог. Ему хотелось наброситься на существо, сидящее напротив, задушить его прямо сейчас, сжимать пальцами горло, пока оно не захрустит, а рот издаст тихое сопение. Но все эти мысли в голове оборвались голосом Эдди.
- Ну что, попытка номер три, братец?
«Боже, он снова улыбается».
- И чтобы ты знал, теперь игра пойдет по крупному, малышка Лизи вырежет себе печень на счет десять.
И снова это воспоминание. Вспыхнувшее и потухнувшее. Дразнящее воспоминание, которое может спасти жизнь официантке по имени Лиза. Кудрявой безвременно усталой девушке, которую, должно быть, ждут дома. Сарай. Что-то с сараем. Эдди идет в сарай…
- Прошу тебя Эдди… Кто бы ты не был… Дай мне время, я могу это сделать, я вспомню, но пожалуйста, дай мне время, прошу тебя!
- Одиииин, - губы этого существа растягиваются в белоснежной улыбке его брата, не испорченной даже тюремными условиями.
«Сарай. Большой дедушкин сарай. Это был сюрприз. Я должен был молчать. Сарай потом сгорел, был пожар… Боже, не убегай от меня, я почти тебя поймал!»
- Десять!
Генри обернулся на Лизу, но Лиза пересчитывала мелочь из банки для чаевых. А вот ее коллега без губ, свалилась под стойку.
«Умерла, Генри! Ты убил уже двух человек за сегодняшний вечер!»
Генри услышал всплеск. Печень брюнетки, отрезавшей своему парню ухо, упала на кафель. А после на него упала и сама брюнетка. Лужа крови растекалась по ней нарастающей чернотой, которая, словно изнутри, покрывала голову Генри пока он сидел и смотрел.
- Знаешь, Лизи мне нравится. Я ее напоследок оставлю. Ну, так что? Сказать, кто будет следующим, или будет сюрприз?
«СЮРПРИЗ! Мама сказала сюрприз!»
- Твой щенок, Эдди! Твой щенок Билл в сарае! Мама купила тебе щенка на твой день рождения! И он сидел на привязи в сарае, ожидая, когда ты вернешься из школы!
Эдди, или Псевдоэдди, откинулся на стуле, чуть не свалившись на пол. Его руки затряслись, губы в который раз растянулись в улыбке. Когда неизвестная дрожь, от которой задрожал и Генри, уняла тело его брата, все было кончено. В той или иной степени. Он еще не знал, что только что сделал. Но собеседник оказался учтивым.
- Спасибо, Генри, братишка. Братец мишка, Генри, Генри, ГЕНРИ! – он перекинулся через столик и обнял его, так крепко, как мог обнять только настоящий брат. – Спасибо тебе, старик! Спасибо, что помог мне разобраться с этим никчемным куском дерьма, застрявшем в голове!
«Все кончено? Я не понимаю о чем он, я спрошу, но это все? Весь этот кошмар закончился?»
- Что? – спросил Генри. – О чем ты говоришь? Оно ушло, Эдди? Боже мой, скажи, что оно ушло!
- Я здесь, - сказал Псевдоэдди, спокойным и зловещим голосом и у Генри внутри все похолодело. – Это твоего брата больше нет в моей голове, дурачина! Этот маленький никчемный выродок заперся в одном из своих самых счастливых воспоминаний, и я не мог себя полностью контролировать, просто не мог! Как же хорошо выгнать всех никчемных паразитов с их никчемными воспоминаниями из головы, ты даже не представляешь!
- Это все, - подумал Генри и схватил нож с тарелки, что принесла официантка. Одним быстрым движением он вонзил его в сердце своего брата.
Пару секунд изумления на лице, и Генри был рад этому изумлению, которое словно стекло с прекрасного лица человека с футболкой Led Zeppelin. Тело Эдди рухнуло под стол. Вот теперь все было действительно кончено. И Генри упал на холодный кафель, изо всех сил надеясь, что вляпается в чужую кровь.
Ужасная череда смертей закончилась тем, что Генри убил своего собственного брата, а потом убил и его тело, в котором Эдди некогда пребывал. Сейчас он не осознавал все то, что случилось в течение последнего часа, похожего на страшный, полный бреда, сон. Это был пришелец или дух, это был демон. Он вселился в тело его брата, но Эдди сумел убежать, скрыться в глубинах подсознания. Ведь сознание это лабиринт и эта внезапная мысль удивила Генри своей ясностью. Он еще был способен удивляться по-тихому, в хорошем смысле удивляться. Парень без уха закричал, и это тоже было хорошо. Это означало, что с этим адским гипнозом (или как все это называть?) покончено.
«Оно сказало, что слышало Эдди. Но не могло до него добраться, потому что сознание это лабиринт. Генри мог найти его в этом лабиринте. И он его нашел. Господи, Эдди, прости меня... Где бы ты теперь ни был, прости меня, братец…»
Пока состояние шока у Генри переходило в следующую стадию, а чувство вины уже начало потихоньку съедать его изнутри, Лизи молча, поднялась с высокого барного стула, подошла к телефону, висевшему на стене, на входе в кухню. Она набрала номер своей матери, потому что помнила его. Но она не помнила кое-что другое. И ей срочно нужно было спросить об этом маму.