Гипофиз
–1–
Перед обедом, когда из кухни потянуло жареной индейкой, в кабинете Филиппа Филипповича задребезжал телефон. Профессор схватил трубку и, выслушав просителя, воскликнул:
– Как! Опять? Не могу. Нет, нет, голубчик, не уговаривайте! Вы знаете, чем это закончилось в прошлый раз!
Дремавший в коридоре пёс навострил уши.
– Кто распорядился? – продолжал Преображенский. – Ах, вот как! Ну, хорошо.
Трубка вернулась на аппарат, а профессор рассерженными шагами принялся ходить из угла в угол. – Да что же это такое? Я вам кто?! Подопытный кролик?!
«Не нравится мне это. Не нравится», – подумал Шарик и поднялся с подстилки.
Ударил входной звонок. Филипп Филиппович выбежал из кабинета, и по квартире полетела команда:
– Шарика – в ванную!
Влекомый Зиной пес успел увидеть, как в парадную вошли посетители в черных пальто. Один нёс дурно пахнущий чемоданчик, другой вёл доктора Борменталя. Галстук у Ивана Арнольдовича сбился. Полы сюртука разъехались, открывая несвежую рубашку.
Филипп Филиппович, окинув взглядом вошедших, спросил:
– Когда умер?
Человек в черном пальто придвинулся к Преображенскому и зашептал на ухо. Преображенский пощипал себя за усы и, наконец, произнес:
– Кто?
– Секретная информация, – забегал глазами посетитель. – Кто-нибудь начнет выпытывать, вы не выдержите и откроетесь. Беда будет. Пресса. Сами понимаете.
Филипп Филиппович нахмурился:
– Как, простите, в таких условиях я должен работать?
В этот миг, всё вспомнив, Шарик вырвался из рук Зины и с жутким воем бросился на чужаков:
«Знаю, знаю, что вы будете со мной делать. Довольно поиздевались в прошлый раз. У-у-у-у! Борменталь – гау, гау…»
Присутствующие с удивлением различили в остервенелом лае слово: «гад!»
– Уберите собаку! – закричал человек в пальто и спрятался за Борменталя.
Пес с вожделением вцепился в лодыжку Ивана Арнольдовича. Зубы сомкнулись на чем-то твердом. Собачью челюсть пронзила боль.
– Предупрежден, значит, вооружен! – ухмыльнулся Борменталь и вытащил из носка серебряный портсигар.
«Опять объегорили», – понял Шарик.
Не питая надежды, из одного лишь босяцкого упрямства, он попытался вырваться, но морду уже облепили ватой. Комната качнулась и поехала в сторону.
«Сволочь ты, Борменталь, а еще гиппократ», – заключил пес и умер.
–2–
Тетрадь, подписанная рукой Ивана Арнольдовича Борменталя.
История болезни:
22 декабря *** года
В 11 ½ часов утра произведена вторая в Европе операция по профессору Преображенскому. Под хлороформенным наркозом удалены яички Шарика и вместо них пересажены мужские, взятые от скончавшегося за 3 часа до операции мужчины. Возраст – прочерк, имя – прочерк. Непосредственно за этим удален гипофиз и заменен человеческим от вышеуказанного мужчины (зачеркнуто, следом снова написано). «И как, простите, работать в условиях полной неизвестности, Филипп Филиппович в бешенстве!»
Оперировал профессор Ф. Ф. Преображенский.
Ассистировал И. А. Борменталь.
29 декабря *** года.
Обнаружено ожидаемое выпадение шерсти. Температура нормальная. Вместо слова «гау, гау» лает что-то очень похожее на «сволочь». Работает фонограф.
30 декабря *** года.
Колоссальный аппетит. В 12 часов 12 минут дня пес отчетливо произнес «тинктура валериана». Глубокий обморок с профессором Преображенским. Русская наука чуть не понесла тяжелую утрату.
2 января *** года.
Встал с постели и уверенно ходил по комнате на задних лапах. Выше меня ростом, тучного телосложения. Поет: «К берегам священным Нила». Просил Дарью Петровну приготовить сен-жульен. Когда получил требуемое, на хорошем французском произнес: «Мерси». Зина заказала ему гардероб у полячки-швеи.
17 января *** года.
Это что-то неописуемое. Рассуждает о последних достижениях в области хирургической евгеники, читает на трех языках, курит сигары и не любит пролетариат. Вот так гипофиз! Ей-богу, я с ума сойду!
Кстати, у Филиппа Филипповича наметился пунктик: «чей материал»? Просмотрел газеты за последнюю неделю в поисках информации о несчастных случаях и криминальных смертях. Задействовал патологоанатомов. Хочет обойтись частными источниками. Пока никакой информации.
17 января *** года.
а) совершенный человек по строению тела,
б) вес девяносто килограмм,
в) рост высокий,
г) голова большая,
д) носит очки,
е) курит,
ж) одевается сам,
з) гладко ведет разговор,
и) кого-то напоминает, вот только кого?
Профессор Ф.Ф. Преображенский расстроен. Похудел и крайне издерган. Его почти не бывает дома. Ходил к самому товарищу… (тщательно вымарано). Слава богу, вернулся! По этому случаю, Дарья Петровна приготовила рябчиков.
Честно говоря, не понимаю старика. Получился вполне приличный пёс (зачеркнуто) человек. Немного нуден. Вчера поссорился с Филиппом Филипповичем из-за калош. Договорились гулять по очереди.
Зато в плане политики полное единодушие: жгут Каутского. Один из них, не совсем уверен, кто, регулярно облаивает пролетаригау-гау-гау… в лице дворника. Сделал замечание.
А вчера новосозданный Шариков высказал гениальную мысль о возможности социальной адаптации интеллигенции путем пересадки гипофиза собаки. Какой блестящий ум! Какого гения обрела современная наука!
Считаю, на этот раз эксперимент удался! (клякса)
А, совсем забыл! Чей гипофиз? Хм… Чей гипофиз? Да какая разница! Я почти уверен, что мой.
За сим историю болезни заканчиваю. Считаю, за хирургической евгеникой – будущее. Прилагаю фотографические снимки и записи фонографа.
Подпись: ассистент профессора Ф.Ф. Преображенского, ваш доктор Борменталь… гау…гау… гад!
–3–
На исходе марта *** года во двор многоэтажного дома на Пречистенке въехал неприметного цвета фургон. Автомобиль затормозил у черного входа, обрызгав дворника.
– Куды прешь, слепая тетеря?! – возмутился старик, пытаясь сквозь грязные стекла рассмотреть наглого водителя.
– Не пыли! Видишь, дело особой важности, – произнес швейцар, вытянувшийся в струну.
Дверь кабины открылась, и в черный талый снег, не жалея начищенных сапог, ступил человек.
– Господи, спаси-сохрани! – дворник поднял руку, чтобы перекреститься.
На борту машины значилась надпись: «Медицинские отходы». Человек взял с сиденья чемодан и направился к подъезду.
Ну, представьте, как Евстигнеев это говорит. 
Представили? Я - не могу. 
