Лестница
Моя бабушка поочередно возглавляла почти все стратегически-важные в плане достижения бытового счастья объекты в северном городке: столовая, промышленный, продуктовый, хозяйственный и обувной магазины. С младых лет для меня были открыты двери с табличками «служебный вход» и «для персонала».
Товарищи могли только мечтать о том, чтобы заглянуть на склад отдела игрушек, а я знал, на каких полках что лежит.
Я облазил кулисы в Доме культуры, бабушка дружила с директором, и сумел попасть в кинопроекторскую, узенькую комнатку над темным зрительным залом. Правда, для этого мне пришлось таскать круглые железные коробки с фильмом.
Проголодавшись, я всегда мог заскочить в шумный зал столовой и, прислушиваясь к разговорам посетителей, смолотить тарелку борща да еще прихватить с собой котлету с куском хлеба, завернутые в бумажную салфетку. Добрые поварихи, у которых тоже были дети или внуки, не могли отпустить меня голодного, не из лизоблюдства перед бабушкой, а потому что, часто крутясь под боком, я был общественным ребенком, сыном полка. К слову, бабушка всегда рассчитывалась за меня. Она была строгих правил.
Я видел, как перед Новым годом торгуют мандаринами «из-под полы». Таинственное «из-под полы» представлялось мне сумрачным подпольем, в котором хранятся различные диковины. На самом деле, процесс был скучным зрелищем, не соотносящимся с названием.
Я знал, когда привезут мороженое и заранее готовил трехлитровую банку. В бумажных стаканчиках его покупали чудаки, нормальные люди ходили с тарой побольше.
Я облазил все кладовки уборщиц. В кадке с пальмой на почте был зарыт клад, пластмассовый солдатик с обломанным ружьем.
Вне доступа оставалась лишь пожарная лестница – металлическая конструкция, крепящаяся на внешней стене торгового дома. Она начиналась за дверью подсобки промтоварного магазина, который занимал верхний этаж, и в двух метрах от земли обрывалась. Мне до ужаса хотелось по ней полазить. Нужно было уговорить бабушку открыть пожарный выход, с улицы подобраться к трапу я не мог, как ни выстраивал из пустых ящиков баррикаду.
– Нет, – бабушка была непреклонна.
Я клянчил, подлизывался, приводил неоспоримые доводы, а лестница дразнилась сквозь затянутое сеткой окошко на двери. Во снах металлические пролеты, превращались в трапы самолетов, которые приземлялись на аэродромах экзотических стран. Я вожделел, был готов на преступление, нужно лишь было улучить момент.
Как-то бабушка ушла из подсобки, и я тихо, стараясь не шуметь, опустил задвижки на дверях. В помещение ворвался вьюжный зимний вечер. От ледяного воздуха слиплось в носу. На мне были свитер и брюки, но я смело шагнул на сорокаградусный мороз.
Поскользнувшись на заиндевевшем металле, я покатился вниз. Ступени больно били по бокам. Ухватившись за ограждение, я посмотрел сквозь металлические прутья. Подо мной в морозной тьме клубился снежный хаос, в нем просматривались странные города в электрических огнях и большие нездешние животные. Нужно было разжать содранные в кровь пальцы, и я бы съехал по пролету на терра инкогнита. Испугавшись, я закрыл глаза.
Бабушка, ругаясь, втащила меня в подсобку. Стукнули, закрываясь, двери. Предстояла выволочка, но это не имело значения. Согревая руки дыханием, я смотрел сквозь окошко на задний двор торгового дома. Исчезли нездешние улицы с необычной геометрией и прозрачные, как туман, животные. Тусклый фонарь освещал лишь сугробы и груду пустых ящиков. Таинственная земля исчезла отныне и навсегда, а лестница больше никуда не вела.
