Возвращение Последнего Атланта

Как странно вернуться домой через пять тысяч лет
забытым царем исчезнувших атлантов
в пустыню на космодром, где ваял Имхотеп
Сфинкса,
расстрелянного Буанапарте.

Замкнуло шрапнелью ядра расцарапавшей глаз,
сознание известнякового инка.
Молчит он.
Вибрирует молекулярный каркас.
Поют в ветрах, срываясь с него, песчинки.

Потомки истлели на острове Санторин
в террасах из вулканических туфов.
Да, в Древнем Леванте,
спасшиеся от волны,
«народы моря» кровь проливают глупо.

Старейшины зря экспедицию ждут на Марс
землян империи Золотого Тельца.
Гай Рюрик Андреев,
отважный космический барс,
сгорел в стратосфере с шатлом «Цин Ши Хуа».

И Сириус вывел к Земле из-за млечного круга
спасательные флота командора Птаха.
Над Критом видна в небе ночью их звездная вьюга
метеоритным дождем в созвездии Рака.

А статуя Клито, украшенная кораллами,
из храма на дне в глубине Средиземного моря
поднята к Солнцу роботами-батискафами
для археологов допотопного горя.

Творцы называют нашу планету Ши-Каста,
и втайне скорбят о без вести канувшем Ра.
Завтра мы присягаем в ООН, и ...
– Баста !-
как говорят гипербореи:
«Хур-р-ра!».

Не солнце

Про черные дыры гласили приказы.
Но, как набухает звезда!
Мы нежно глазели...
Лавиною газа
разорванной шкуры,
когда
накрыло нас в дрейфе из зон пораженья
рассчитанном в риск до нуля.
И в миг засосало в коллапс притяженье,
оплавив кафтан корабля.
Шипящая плазмой, за грань невозврата
свища утащила змея.
Инк-робот мигнул: «измеренья…нон грата…»,
и, пенясь, истек как слеза.
А время меняло несущие галсы,
прошедшего тени храня.
Иным измереньем плясала в пространстве
в причудливых всплесках броня.
В живые тоннели сверхструн,
как в свеченьи
от ангелов судных,
мы на
ветрах залетели.
Зависло движенье,
смолк скрежет.
В мозгах – тишина...
И нечто почуял кэп-штурман...
В итоге
зажглась на экранах строка:
«Солнцам…пусть…радуются…бан-дер-ло-ги…»,
…и вышел сквозь шлюз блока «А».

Пчёлы из ульев на парсеках хаоса

( хроники галактики Млечный Путь )

Человечество жило, мир Земли расширяя,
изучая Вселенную сотнями лет.
И законами сущность её измеряя,
корабли ухитрялись обгонять даже свет

Там у красной звезды класса Альдебарана,
на четвертой планете развед-шлюп рухнул вниз.
Экипаж получил тяжелейшие раны,
в них чуть теплилась хриплым дыханием жизнь.

И явились туземцы из речного становья,
ликом жутки как Ктулху и в движеньях чудны,
окружили людей, встав печально, и кровью
окропив, заживляли раны, как колдуны.

Жестам в ритм зло тряслась у «жрецов» голова,
свет в глазах мерк, они вскоре падали сонно.
На ветру шелестела голубая трава,
развивались их щупальца, будто знамена.

И в леса возвращаясь, из багровых стволов
«ктулхи» сделали лодки в небо плыть наречённым.
В бледно-синем дыму их прощальных костров
встретил зонды спасателей «кэп» воскрешённый.

К ульям вечности пчелы уносили любовь
породненных сердец в соты звездного меда.
Экипаж оборачивался к лесу вновь,
заходя в санитарный челнок космолета.

Прыгнул крейсер с орбиты в черноту пустоты,
но уснуть не могли они в анабиозе,
с незнакомыми чувствами душ наготы
всё бродили по палубам пьяно на взводе,

не выдерживая рои мыслей в мозгу,
выходили иные через шлюз для отходов,
превращаясь навек в ледяную труху
в абсолютной тьме космоса нуль-переходов.

По прилету их ждал карантин, или цирк,
год держала Земля на задворках Плутона.
И отряд улетел волонтерами в мир
у забытого солнца в созвездьи Дракона.

Там они в первозданном зеленом раю
дикарей-гуманоидов ждали рассвета
как пророки плену, запретив кораблю
усмирять лютых воинов газоракетой.

Желтый карлик зажжёт небосвод голубой.
Суд начнет грубый вождь в шкуре единорога.
Примет Звездная Мать в людях эту любовь,
разделив с ними боль эволюций живого.

Читать трудновато. Может лучше прозой такое писать?