Я всегда думал начать описание с руки. С длинных тонких пальцев пианиста в перчатке. Других не бывает. Возможно даже обозначить цвет. Коричневый или черный. Что-то однозначное. И с этой перчатки должно было что-то капать. Когда-то я думал, что чернила, когда-то, конечно, кровь. Когда-то это были просто частицы тени. Но потом понимал, что нужно продолжение, что из одной кисти не выстроить человека. Мне нужны были детали. Но до самой его сущности докапываться было слишком рано. Нужно было окружение. И вот, вокруг его руки, с которой размеренно падали частицы тени, вырастал мир. Это были, конечно, стены, которые нас окружают везде. Они не сильно отличались по цвету от тени-руки и смежные грани кирпичей пересекали кисть в перчатке при движении, как столбы железной дроги пересекают окно движущегося поезда. Сердце билось, как колеса об рельсы. Но в отличие от настоящих поездов окончание пути не означало остановку. И что бы ни было до этого, в итоге, он шёл.
В какой-то момент удар сердца подвел, и он ухватился за стену слева. Остановился. Втянул в себя окружающий мир через то, что еще мог считать ноздрями. Уловил запахи сдающейся плоти. Без сомнения - его. Но это подтолкнуло пройти еще несколько метров. Вновь на него обрушилось "зачем". Отмахнулся. Не в первый раз.
Опять всё внимание на руках. Осталось только осязание. С перчаток что-то шумно падает на пол. Сжимаешь в кулак руку, а чувствуешь онемение и потерю. Ничего не взял. Но движение вперед не прекращается, хотя ногами управляешь не ты. Каждую секунду ты не там, где был до этого. Это - не движение, это - перемещение. Тебя несут. И рука, торчащая из кушетки, трётся о стену. И конечно, лампы одна за другой. И медицинские термины. И длинные тонкие пальцы пианиста в хирургической перчатке.