Безэ
Она искала в тихих кварталах и на шумных улицах центра города. Заглянула даже на китайскую аллею, хотя прекрасно понимала, что там искомого нет. Дом Ильи был слишком английский, чтобы находиться в таком месте – чужой культуры, дешевых фейерверков и картонных фонарей.
Но вот ей повезло. Всего в трех кварталах отсюда она увидела нужное окно и тихо приземлилась на карниз. Осторожно, бесшумно, словно наемный убийца. Когти лап впились в красивый каменный орнамент, и раздробленные кусочки полетели вниз с третьего этажа.
Наступившая ночь прочила долгое ожидание…
Она тяжело вздохнула, достала из кармана воспоминание и прилепила его на холодное темное окно, как мятый кусок пластилина. Ей пришлось большими пальцами лап растянуть его словно блин…
«Сначала было темно и страшно. Наверное, все так говорят, когда лежат в темной коробке, слышат глухие звуки вокруг, слова то ли поздравлений, то ли еще чего и приглушенный звон. Как в гробу. Но это я сейчас понимаю, что как в гробу, тогда я не знал этого и просто боялся быть один в темноте.
Затем я услышал мужской голос:
- Девять лет - важный возраст, ты становишься ответственным…
- Папа хочет сказать, что мы решили подарить тебе его. Вот.
Тут меня внезапно затрясло, что-то хрустнуло, и так же внезапно все успокоилось.
- Не тряси, Илюша, открывай осторожно. В гостиной слишком светло, ему может быть больно глазкам.
- Ага, - заворожено прозвучал голос мальчика.
Повисла тишина, а через мгновение крышка коробки чуть приоткрылась, и появился лучик света. Я отполз в угол, но так было любопытно увидеть, что там в светлом мире, кто они такие… Если бы я тогда знал…
Крышка открылась полностью. Мальчик с карими глазами, разглядывал меня, это был Илья, и я полюбил его сразу. За огонек в черных, как нутро коробки зрачках, за румяные щеки, за то, что он есть и смотрит на меня с восхищением.
А затем:
- Мама, он испорченный! – лицо Ильи скривилось в разочарованной гримасе. - Никогда не покупаете ничего нормального! У него НЕТ ХВОСТА! Он испорченный! - И коробка, в которой я сидел, полетела на пол.
Я подскочил, ударившись о пол, и вывалился наружу. Рядом с моими лапами лежал мой хвост. Я отдельно, хвост отдельно.
Илья, громко топая и хныча, убежал».
Воришка смяла листок и сбросила вниз. Прочитанное уже не согреет в следующий раз, а за окном все еще было темно, вновь захотелось тепла, и она достала еще одно воспоминание.
« - Тебя будут звать Безэ. Ты бесхвостый недоделыш, и будешь спать только на полу.
Я не слушаю Илью, смотрю по сторонам и удивляюсь, как же здесь страшно. Вместо стен в комнате десятки клеток с животными. Птицы, змеи, хомяки… Их так много, и у всех у них есть хвосты… Змею можно считать за один большой хвост…
- Безэ! Ты меня слышишь?! – кричит Илья. - Глупое животное.
Почему у меня нет хвоста? Теперь он лежит на шкафу, как кусок никому не нужного старого провода…»
Воришка морщится. От этого воспоминания только хуже стало: мурашки и холод. Она засовывает воспоминание в рот и проглатывает. Несварение гарантированно, но остановиться уже невозможно. Она достает следующее.
«Самый забавный из зверей Ильи - это девятихвостый маленький лис. Его клетка стоит у подоконника, и как только солнце всходит, лис начинает бегать за своими хвостами, приговаривая:
- Забудет, забудет, забудет, забудет…
- Постой, - робко прошу я. - Кто забудет? О чем?
Лис продолжает круговую спешку.
- Покормить, приласкать, расчесать, забудет, забудет, забудет…
- Хоррроший хозяин, плохая память, - подхватывает Попугаясвин, сидящий на жердочке в клетке. – Свиииинство.
Какой же глупостью забита голова этих зверей. У лиса девять больших, красивых хвостов, и это не справедливо. У меня ни одного. Лис имеет все в девятикратном размере. Лиса любит Илья… А меня… У меня нет хвоста…
- Глупо бегать за девятью хвостами, - буркаю я, сворачиваясь клубочком на полу.
- Глупо, глупо, глупо гонятся за одним, за девятью - весело, весело, весело!
В чем-то он, наверное, прав…»
Воришке кажется это смешным. В животе бурлит, она сморкается в воспоминание, задумывается на секунду и все равно отправляет его в рот. Ночь уже на середине пути, в квартире темно. Воришка ждет, воришка читает дальше.
«Когда Илья играет со мной, это жестокие игры. Но я терплю. Мне приходится быть солдатом в каске или тараном для кубиков.
- Ровняйся, солдат, ровняйся, - кричит мальчик. Все животные в клетках мечутся из угла в угол. Поднимается гул, а я не понимаю, что делать.
- РОВНЯЙСЯ!
Чпок.
У меня отваливаются уши. Наверное, в тот момент это был единственный выход».
Воришка больше не хочет есть. Горькие воспоминания. Она просто читает и сбрасывает их одно за другим вниз на дорогу. Воспоминания голосами уходят куда-то за угол, где исчезают или попадают в подвал. Там они живут уже своей жизнью, о которой неизвестно никому.
«Мама Ильи любит меня гладить, я шиплю на нее, фыркаю, пытаюсь укусить… если меня гладить слишком сильно, у меня отваливаются уши. Их можно прикрепить куда угодно, но радостнее от этого не становится. Илье нравится прикреплять их мне на щеки. Так здорово, когда он смеется».
«Сегодня у меня отвалился нос. Илья бил мне щелбан… Сказал, что на лбу нос смотрится лучше. Наверное, так и есть, ведь Илья улыбался и пару раз пытался высморкать мой лоб.
Не понимаю, почему Попугаясвин так смеялся».
«По воскресеньям Илья доставал из-под подушки сверток, в свертке был мешочек, в мешочке - фольга, в фольге - маленький бронзовый ключ.
Я просыпаюсь от шуршания фольги. Оно напоминает мне раскрывающийся шоколад и его вкус. Слюна набирается во рту, и живот предательски урчит, требуя лакомства.
Но лишь я открываю глаза, как вижу Илью, в руках у него ключ, в глазах - так любимый мной огонек.
- Лежи, Безэ, и не шевелись, - велит он мне.
Затем открывает клетку девятихвостого сонного лиса и подходит к стене у окна. Прислонив ключ к обоям, начинает старательно выводить круговыми движениями спираль.
Дзинь.
Внезапно ключ проходит в стенку наполовину. Я вижу, как озорной взгляд Ильи вспыхивает, в облике появляется нечто дьявольское.
Щелк.
Ключ повернут. Стена разъезжается почти бесшумно, и за ней дверь с витражным стеклом. Мне так интересно, что внутри!
Но Илья говорит:
- Тебя я никогда туда не возьму. Никогда.
И почему мне кажется, что за дверью стоит огромная горилла со знаком «хвост-контроль!»?
Илье, наверное, стыдно, что у меня нет хвоста».
«В День рождения Ильи я переставил уши на щеки, нос ко лбу и как только солнце заглянуло в окно, задудел в трубку, за что и получил тапком по носу.
- Безэ, угомонись! – Гнев Ильи внезапно сменяется веселым смехом. - Крокозебр.
Он разглядывает меня, притащившего ему тапок обратно, и во взгляде появляется что-то доброе. Может, повзрослев на один год, он полюбит меня и без хвоста?..
- Илюша, - раздается из кухни голос мамы.
- Да, мамуль!
- Скорее беги ко мне, скоро придут друзья. А у меня для тебя подарок.
И тут случилось неожиданное. Илья берет меня под лапы, сует под мышку и несет на кухню… как… как я мечтал…
Мальчик шлепает босыми ногами по линолеуму, спускается по лестнице, и скрипит третья ступенька снизу, а я трясусь и чувствую, как все налаживается. Без хвоста, но налаживается. Просто нужно было переставить уши, нос… И я ему понравился.
Мы оказываемся на кухне, в запахе пирога, маминых духов и свежих кексов.
- Илья, - торжественно начинает мама.
Тут я вырываюсь из грез и из-под мышки Ильи.
Брям-с.
Мама Ильи держит в руках небольшую коробку, обмотанную подарочной бумагой. «Таких вещей надо бояться», - шепчет мне внутренний голос.
- Открывай медленно, на кухне слишком светло, - ласково говорит мама Илье.
И в моих глазах темнеет. Я помню эту фразу. С нее началось мое знакомство с Ильей, а значит, сейчас еще кто-то с ним познакомится… кто-то новый…
И когда оно показывается из коробки, у меня отваливается челюсть. В прямом смысле этого слова».
Воришка смеется. Это воспоминание воришка съест, и живот успокоится.
Солнце уже скоро поднимется, приходится выбирать воспоминания.
« - Она пушистая! – кричит Илья и подкидывает нового зверька воздух.
Зверушка радостно пищит, и ее огромные глаза чуть прикрываются в наслаждении.
- Она белая, - ловит ее Илья и вновь подбрасывает.
Зверушка пищит еще громче. Ее большие уши сами по себе машут, словно она пытается взлететь еще выше.
- Она лучшая, - Илья ловит ее и обнимает, - самая лучшая пушистая зверушка на свете!
А я забрался в угол, наблюдаю, как новый зверек виляет большим хвостом, лижет лицо Ильи и улыбается. Не счастливо, не радостно, а как-то ликующе, с превосходством.
Мне говорили, что любовь правит миром… Это не так, миром правят белые и пушисто-хвостатые зверьки, а любовь - это лишь их белый мех, большие глаза и озорной смех.
Я заплакал».
Сначала воспоминание сластит язык, но потом превращается в солено-горькое. Хочется выплюнуть. Воришка перебивает вкус другим… следующим…
«В гостиной кто-то включил телевизор, я это слышу, так как днем за диваном у меня отвалилось ухо, там я его и оставил. Я бы спал, тихо и мирно, но этот звук переключаемых каналов, шипение тех, что уже закончили вещание, просто не могут не раздражать.
Я осторожно вышел из спальни и стал спускаться по огромной лестнице. Аккуратно миновал скрипучую ступеньку, хотя шум от телевизора был гораздо громче, затем лисицей проник в гостиную и ахнул.
Эта подарочная выскочка, эта белая, как снег, и пушистая, словно одуванчик, лапочка поедала чипсы и, нагло хихикая, переключала каналы. Попутно она мотала моим хвостом, будто веером обмахивалась.
- А ты чувствуешь, когда я им машу? У тебя попа виляет, как у щенка? – спросила она, едва завидев меня.
- Вовсе я не щенок. - Не собираясь вступать в дискуссию, я на секунду заполз под диван, достал ухо и, прикрепляя его к макушке, добавил: - Ты лгунья. Илья думает, что ты добрая, а ты наглая.
- И глаза, как у брошенного щенка, - захохотала она. - Что же ты ухо на голову нацепил? Можно прикрепить его к заду, так там хоть что-то будет.
- Прекрати, - пригрозил я ей, - иначе я все расскажу.
А потом в комнате загорелся свет. Не знаю, как она успела сунуть мне чипсы в лапы и как так быстро испарилась. В любом случае, я остался у дивана один и на меня смотрели мама Ильи, сонный отец и сам мальчик».
Время на исходе, почти утро, выключают фонари, загудели машины, люди не могут заметить Воришку, а если и заметят, то не поверят и тут же забудут. Следующее…
«Я всю ночь провел в библиотеке. В книжках всегда есть ответы, если правильно искать. Листал сборники про тиранов: «Сталин», «Гитлер», «Наполеон». Про чудовищ водяных, бабаек, земляных, но все они были мерзкими, неприятными, отпугивающими, совсем не пушистыми и не белыми… Отчаявшись, я швырнул книгу в шкаф и мне на голову упала книжка сказок. Брякнувшись с головы на пол, она открылась, и я увидел ее… с улыбкой, милым прищуром, белым мехом. Надпись гласила: «Гремлин-воришка»».
Воришка улыбается. Ей нравится, когда о ней пишут, когда о ней помнят. Это самая важная память, сочная, вкусная. Воришка ест, похрустывая, и достает следующий кусок.
« - Ты Гремлин! – закричал я ей в лицо. – Убирайся из нашего дома!
- Умный-умный, - смеется она, - но что ты сделаешь?
- Я все расскажу Илье.
Она смеялась, так ядовито…
- А давай. Давай ему все расскажем, твоему золотому Илье.
Она подошла ко мне и хвостом скользнула по носу. Я немедленно чихнул. Уши разлетелись в разные стороны, лапа отвалилась. Я попытался собраться, но эта белая бестия схватила мою лапу первая и стала бегать вокруг.
- Завтра утром, завтра утром, украду- украду, не помилую, - она запрыгнула на шкаф, куда все время закидывала мой хвост, к моей удаче лапа выпала и я ее подхватил.
- Что ты украдешь завтра утром?
- О! Тебе этого никогда не увидеть. Там в комнате за витражным стеклом, куда тебе никогда не попасть… Он хранит его, свой секрет. И я его завтра украду. А ты, - ее глаза стали красными, на лапах появились когти, - никому этого не расскажешь.
Она сделала всего один бросок!»
Воришке не стыдно, воришке смешно. Последнее воспоминание. Такое большое, такое насыщенное, яркое снаружи и темное внутри. Это самый вкусный в мире десерт, что можно съесть, и она начинает его раскатывать на стекле, лапы трясутся, хочется скорее его съесть, но сначала… сначала она посмотрит на свой триумф.
«Я, связанный, пролежал в шкафу вечность. Слышал, как вечером пришел Илья, как он играл с ней, а затем они спали. Я не мог спать, я слушал, не сделает ли она ему чего плохого. Утром раздался звук шуршания фольги. Илья достал ключ. Сейчас он отведет за дверь с витражами злейшего врага в белом меху…
Все стихло.
Я уже готов был зареветь от бессилия, как вдруг дверь шкафа открылась. На миг надежда вернулась ко мне, но…
Это был не Илья, это была его мама.
Она осторожно подняла меня, развязала резинки, в которые так мило замотала меня Гремлин. Мне захотелось тут же броситься к Илье на помощь, но его мама не выпускала меня из рук.
- Что же он с тобой сделал, Безэ… - она ласково погладила меня по голове.
«Это не он!» - хочется крикнуть мне, но тут я вижу себя в отражении зеркала - непонятного зверька, уже распутанного от резинок, но запутавшегося в своих мыслях. Как такой, как я, может кого-то спасти? Я ведь не пойми что...
Мама Ильи гладит и гладит меня по голове, жалеет, согревает теплом своих рук. Когда я перестаю дергаться, она целует меня в носик.
- Дети бывают жестоки, Безэ, - шепчет она, - они не виноваты, и ты не виноват, что такой. Тебе просто нужно собраться. Мне кажется, Илья не понимает, кто ты и как ты его любишь.
Она знает, что я его люблю?! Но как… Как…
- Будь тем, кто ты есть, и не поддавайся, - мама Ильи подмигивает мне и ставит меня на лапы, а затем уходит из комнаты.
«Это не он…» - снова мелькает у меня в голове.
Я подхожу к зеркалу и смотрю на себя. Какой же я страшный… Там будто отражался кто-то, кого я не знал… Нос на лбу, лапы из спины, голова набекрень.
«Это не он, и даже не Гремлин… я сам это сделал!»
Я лгун и лгу я сам себе. Как же Илья мог меня полюбить, когда я никто? Я как конструктор, который разбирается и собирается по частям, чтобы понравится. Но я не конструктор, я не ЛЕГО! Переставляю лапы на место, усы, уши - все теперь там, где должно быть. Вижу, как лежит брошенный хвост, Гремлин просто оставила его здесь. Я беру его, и он сам прикрепляется.
Она права… все это время я должен был лишь собраться.
- Ма-ма! – раздается из-за секретной двери с витражами.
Илья!
Бросаюсь к двери, прыгаю на ручку. Я иду, Илья! Дверь не поддается. Собраться, собраться. Я сильный, я не конструктор! Ручка сдается, я распахиваю дверь и вижу, как Гремлин уже совсем не милая, не белая, а красная, как кровь. Она засунула Илье лапу в рот, уцепившись за плечо, и тянет.
- Илья!
- Убирайся! - кричит Гремлин. - Или я заберу и твои воспоминания.
- Забери! – я без страха бросаюсь к ним. – Забери их. Они гораздо лучше, чем у Ильи.
- Горькие! – морщится Гремлин, но достает лапу изо рта мальчика.
- Очень-очень сладкие, они честные. Что у него за воспоминания – подарки, школа, завтраки, мороженое… а у меня? Ты же знаешь, какие вкусные воспоминания у меня!
Чувствую холод.
Гремлин сползает, и Илья падает на пол.
- Все зря, все, что ты делал, зря. Илья - он глупый мальчик, а ты дурак. И все будет таким, как есть, даже если ты спасешь его, даже если приделаешь себе облезлый хвост. Ничего не может изменить того что есть. Я могу своровать твои воспоминания и смотреть их, чтобы смеяться или плакать, а затем я сворую воспоминания мальчика, чтобы расти. Я Воришка.
- Попробуй, - мне показалось, что я стал больше, мой хвост распушился, встал трубой в этой комнате, куда я мечтал попасть, перед врагом, которого всегда боялся.
Она засмеялась, вытащила когти, открыла рот, там были клыки, много клыков. А я на каждый из них. Но мне все равно.
Я прыгнул первый, вцепился в ее шерсть, а в бок мне впилась лапа. Я заорал, чувствуя вкус кислой крови, в ушах зашумело, мы покатились по полу и оказались в спальне. Попугаясвин закричал, забил крыльями, змеи зашипели, девятихвостый лис забегал по клетке. Они все что-то вопили, мне в рот залезла лапа Гремлина, она сжала все внутренности, словно выворачивая.
А я думал, зажмурившись: «Дарю их тебе, только уходи, убирайся с моими воспоминаниями!», и в следующий миг все закончилось. Я очнулся на полу, Воришка сидела на подоконнике и держала в лапах что-то светящееся.
- Дурак, Воришки воруют, а ты даришь воспоминания. Кому ты даришь их? КОМУ? – она была злой, всклокоченной, на щеке у нее зияла огромная царапина. - Мне – врагу!!! И ему, - она указала за спину, - ребенку, который никогда не ценит.
Я обернулся. Там стоял Илья. Он аккуратно поднял меня и прижал.
Так тепло, что боль в боку совсем не чувствуется …
- Уходи, - прошу я.
- Ничего не изменится! - кричит Воришка. - Через пятнадцать лет я вернусь и буду смеяться над тобой. - Я вижу, что в ее лапах не только мои воспоминания, в ее лапах еще мой хвост. – Как же он полюбит тебя? За что?»
Кончились.
Больше нет воспоминаний.
Солнце поднялось. Прошло пятнадцать лет, и она не Обманщица, она Воришка, поэтому она здесь, чтобы порадоваться, что была права.
- Безэ, проснись, - царапает стекло Воришка.
Он потягивается. Минуло так много лет, как она его не видела. Так повзрослел, где-то поседел – животные живут меньше, чем люди. Пусть Воришка и не знала, сколько точно проживет Безэ, но она радовалась, что он дожил до ее триумфа над глупыми мечтами.
Безэ подошел к окну. Видимо он узнал ее, но в глазах не было ненависти, скорее небольшое удивление.
- Привет, Враг, - тихо произносит он.
- Царапина, - показывает Воришка на щеку, - я пришла посмеяться.
- Все изменилось, - отвечает Безэ.
- Ложь, - так же тихо говорит Воришка.
Раздается звук подъезжающей машины. Воришка закрывает телом почти все окно, и Безэ не может увидеть, кто подъехал, но он чувствует, по тому, как тонкой ниточкой натянулось в нем волнение.
- Он пришел…
- Я принесла тебе хвост, - признается Воришка, пытаясь отвлечь.
- Он мне не нужен, оставь себе, - уши Безэ странно дернулись, они услышали скрип третьей ступеньки на лестнице. – Прости, мне нужно идти, Илья поднимается.
- Но постой, твой хвост, эй! - Воришка от злости сжимает хвост, она не может войти в дом, откуда сбежала, не может догнать Безэ и поэтому кричит: - Забери свой хвост! Сколько вы не виделись? Как давно он уехал из дома? Он взрослый! Я же говорила, он бросит тебя!
- Хвост мне не нужен, - улыбается Безэ и идет к двери.
Через секунду она откроется и войдет Илья, осталось совсем немного. Безэ слышит, как поднимается по лестнице его Илья, как рядом идет еще кто-то, поменьше.
- Безэ, ответь, где звери? Почему клетки пусты? – не успокаивается Воришка.
- Илья всех отпустил, - отмахивается Безэ. В голове у него путается вопрос, кто же поднимается вместе с Ильей? Неужели он полюбил другого? Неужели пришел посмеяться над ним, показать пальцем и посмеяться, как Воришка?..
- Как же он их отпустил? Ты врешь! - кричит Воришка.
- Ему больше не нужны звери, у него есть я…
«Или был… я… прошло так много лет. Неужели он забыл меня?.. - испуганно думает Безэ. Он не доходит до середины комнаты, останавливается у спинки кровати. – Прошло действительно много лет, я стал старым, большим, Илья взял другого, как раньше».
Ему захотелось, чтобы дверь никогда не открывалась, чтобы все оставалось как есть. Другая его часть потянулась к окну, забрать хвост, быть может, тогда…
- Испугался! - заликовала Воришка.
И вдруг ему стало легко. С его любовью к Илье ничего не случилось, она осталась прежней, и кто бы не поднимался по лестнице вместе с ним, Безэ было уже все равно. Он смело вышел из-за спинки кровати, посмотрел наверх и дверь открылась.
Это был он.
Такой взрослый и высокий в коричневом плаще и начищенных ботинках. Но он по-прежнему пах Ильей, и глаза, и улыбка - все осталось прежним.
А рядом стоял маленький мальчик. Это он поднимался по лестнице, его шаги слышал Безэ.
- Познакомься, Максим, это мой самый верный друг, - Илья сделал шаг и присел.
Безэ аккуратно, словно Илья - это мираж или фигура из хрусталя, дотронулся до него лапкой, ласково потерся головой, затем, осмелев, прыгнул на руки.
Илья подхватил его, подкинул и поймал, а потом еще раз, и еще, пока оба они не захохотали от радости встречи. Как же они оба изменились! Илья свалился боком на кровать, продолжая щекотать Безэ, а затем крепко прижал его.
Воришка поморщилась - слишком сладко для ее желудка, - но все же не смогла не порадоваться за безхвостыша, он получил то, что хотел.
- Пап, - прервал веселый смех Максим, недоуменно скрестив руки, - чего ты возишься с ним? У него даже хвоста нет.
Илья уложил Безэ на колени и, почесывая ему живот, ответил:
- Какая разница, есть хвост, нет хвоста? Ты знаешь, какое у него большое сердце? Самое большое на Земле!
Воришка улыбается. Царапина на ее щеке исчезает. Время все лечит, радость лечит, любовь лечит, это не чуждо даже Гремлинам-воришкам. Она раскрывает крылья и летит на ужин к другим окнам. Эти воспоминания ей подарили, нужно съесть те, что она украла по-настоящему, чтобы кому-то стало легче, чтобы кто-то что-то забыл.