Автор: Дон Алькон
Дон Алькон
Идеальный ребёнок
…в одном и том же зародыше находятся и
волосы, и когти, и вены, и артерии, и сухожилия,
и кости, причем они невидимы из-за малости
частей, возрастая же, понемногу разъединяются.
Ведь каким образом, из не-волоса мог возникнуть
волос и мясо из не-мяса?
Анаксагор
Звонок супруги выдернул меня из потока рутины: на работе я закрутился и совсем позабыл, что у нас на сегодня намечен визит в Центр планирования ребёнка.
- Ося, я на подлёте, - прекрасное лицо Евгении, возникшее передо мной, исказилось гримасой отчаяния, - а ты не телишься! Бросай всё и быстро на крышу!
- Сейчас только половина пятого!
- Живо! Нам нельзя опаздывать! У меня пик овуляции, у нас назначено, да и аванс уже уплачен. Как же можно быть таким безответственным, Остап?
Я улыбнулся, отсоединил индивидуальный разъём комма от панели и помахал им в воздухе:
- Уже иду! Не волнуйся, дорогая! Успеем! Времени - море!
Разгневанное лицо Евгении на биостене померкло - жена отключилась.
Вот всегда она так - устраивает суету на пустом месте! Тут не опоздаешь: воздушные трассы свободны - кто из москвичей решил встретить весну на склонах Гималаев, а кому-то интересно послушать, как шелестит опадающая кора австралийских эвкалиптов. Период весенних отпусков: семьи, пары и индивидуалы давно разлетелись кто куда, город пуст! Но женщин не переделаешь: для них дети главное - и тут лучше не спорить.
Вздохнув, я поспешил в кабинет шефа, моего бывшего однокашника. В детстве мы с Борькой впитывали знания в соседних педокамерах, да и на уроках социального общения были не разлей вода. Но теперь он не только мой закадычный друг, но ещё и начальник. По старинному русскому обычаю я зову его по имени-отчеству, Борисом Аркадьевичем - на работе, когда мы не одни. И Борьке, активисту движения традиционалистов, это нравится, я знаю. А ещё Борька богат ну просто неприлично, платит мне хорошие деньги: поэтому, хотя мы и друзья, я стараюсь не забываться.
- Борис Аркадьевич свободен? - спросил я у миниатюрной секретарши, генномодифицированной шимпанзе, сидевшей в приёмной. Вечно я забываю, как секретарей-шимпов зовут, да и когда тут запомнишь, если Борька-подлец меняет сотрудниц чуть ли не каждый месяц?
Модификантка скорчила гримаску и её симпатичное личико на миг напомнило обезьянье. Затем юная шимпа надавила кнопку на древнем коммуникаторе и пропела мелодичным голосом:
- Борис Аркадьевич, к вам Остап Васильевич.
Борька одобрительно хрюкнул в переговорное устройство, я вошёл и оказался в кабинете директора: в центре огромный полированный стол, древний компьютер на нём, раздвижные жалюзи на окнах - всё было выполнено дизайнерами в стиле начала двадцать первого века. Мой шеф утопал в архаичном крутящемся кожаном кресле на колёсиках.
На мой взгляд, Борька очень уж увлёкся имитацией древних обычаев: облачён он был в костюм-тройку, а ботинки носил жутко дорогие и неудобные - из натуральной кожи.
И вообще мой начальник последнее время чудил по полной программе: придумал недавно такую жуткую штуку, как ”дресс-код” - форму одежды для сотрудников компании. Ещё он заставляет служащих собираться на эксцентричные мероприятия - ”совещания”, и обсуждать на них текущие вопросы. И это в середине двадцать второго века, когда при помощи комма любую задачу можно решить в мгновение ока - не выходя из дома! Но Борька упёртый традиционалист, его не переубедишь - долдонит про “живое человеческое общение”, да и с начальником не поспоришь.
А секретарша в приёмной? Борька увидел в старом фильме, что у какого-то начальника была личная секретарша, и тоже захотел завести. Но в двадцать втором веке ни одна девушка не пойдёт в секретари! Пришлось Борьке нанять шимпу-модификантку. Шимпы самые сообразительные среди изменённых приматов, да и выглядят почти как люди: рост метр семьдесят, практически полное отсутствие волосяного покрова на теле, да и лица у них человеческие, только лбы и носы немного отличаются. И теперь он ещё заставляет эту шимпу наносить на лицо косметику - причём такую, что в ней накрашенная модификантка-секретарша скорее напоминает девушку, чем изменённую шимпанзе. Традиционалист, что с него взять? Вечно они помешаны на старине и живут веком давно минувшим.
- Проводи сегодня совещание без меня, - сказал я. - Извини, жена тащит в Центр планирования, - и повернулся, собравшись бежать к Евгении.
Но не тут-то было. Борька сразу же надулся и разразился гневной тирадой: что планирование ребёнка аморально, что дети должны рождаться такими, какими их создаёт природа, а не яйцеголовые врачи-учёные, которые ничего в жизни не понимают, наплевательски относятся к естественному отбору и чихать хотели на великого Дарвина.
Я вежливо пропустил мимо ушей поток излияний традиционалиста и, когда он закончил, заметил:
- Борь! Скинь, пожалуйста, резюме совещания мне на комм. А я побежал! Евгения на крыше - и она рвёт и мечет!
Он недовольно хмыкнул, но я уже выскочил из кабинета и поспешил к лифтам. Надавив на последнюю кнопку, я вознёсся к небесам - к парковке винтокрылов.
Наверху было холодно, ветрено, но по-весеннему солнечно и радостно. На почти пустой парковке нашего бизнес-центра я сразу же увидел малиновый винтокрыл Евгении.
Дёрнув на себя дверцу, я прыгнул в кабину и жарким поцелуем запечатал отповедь жены.
- Ося! Ну хватит! - сказала, она отстраняясь. - Опаздываем!
И вовсе нет - мы успевали. Однако Евгения схватила штурвал и резко взяла на себя: мотор взревел, винтокрыл рванул вверх, крыши зданий стали уменьшаться, на меня навалилась тяжесть перегрузки.
Евгения выбрала свободный воздушный коридор и поставила машину на автопилот - тут я снова набросился на неё: лучшего способа избавить женщину от стресса человечество пока не придумало.
Но объятья наши и поцелуи продолжались недолго - автопилот скоро требовательно пискнул. Жена взяла управление и начала заходить на посадку.
На панели замигала лампочка и мягкий баритон винтокрыла произнёс:
- Примите сообщение автоматической системы контроля. К сожалению, все парковочные места Центра планирования ребёнка заняты. Извините за доставленные неприятности. Вы можете приземлиться на следующих парковках…
На экране вокруг нужной башни замигали зелёные точки.
- Вот! Я же говорила! - Евгения стрельнула в меня обвиняющим взглядом и выбрала ближайшую свободную парковку. - Остап, это ты виноват! Пока сядем на другой крыше, пока спустимся и поднимемся - потеряем время.
- Странно. Москва пуста, сезон отпусков, - сказал я, - и всё занято? Да где такое видано?
Жена приземлилась, заглушила двигатель, и мы тут же бросились к лифтам.
Пока мы падали к поверхности земли, Евгения зудела не переставая. Я пытался её успокоить, одновременно размышляя о причине отсутствия свободных мест - но тут всё прояснилось.
Мы миновали холл, двери автоматически разошлись в стороны, и - конечно же! Всё ясно!
- Ретрограды! - выдохнула Евгения, хватая меня за руку и таща за собой.
- Вот, значит, кто занял все места!
И это и правда были традиционалисты: люди в древних одеждах заполняли всю площадь перед Центром планирования ребёнка. Шум стоял неимоверный. Пикетчики размахивали кулаками, потрясали электронными рупорами и громко скандировали:
- Мутантам - нет! Природе - да! Генному планированию - нет!
Жена тут же врезалась в толпу, пытаясь подобраться ко входу, но бесполезно - люди стояли плотной стеной и, казалось, специально не давали нам приблизиться к Центру.
Мы поменялись местами: схватив жену, я, подобно ледоколу, стал проталкиваться вперёд.
Кто-то в толпе демонстрантов заметил, куда мы пробиваемся, и в лицо нам полетели ругательства:
- Идеалисты! Создатели гомункулов!
Не обращая внимания на гневные выкрики, я потихоньку пробирался вперёд.
- Какая мать из тебя выйдет, дура?! - тётка в шахтёрской каске ухватила жену за локоть. - Уродуешь собственных детей! Мутантов из них делаешь! Идеалистка!
- Что ты понимаешь, ретроградка! Пошла на хрен! - крикнула ей Евгения. - Мои дети - моё дело! У нас свободная страна!
Я не дал разгореться ссоре и тут же увлёк жену дальше.
Нам удалось пробиться к полицейским-гориллоидам, шеренги которых по периметру окружали здание, не позволяя толпе проникнуть в Центр.
- Генное модифицирование - зло! Евгеника - зло! Планирование - зло! - рычала толпа, а огромные полицейские-гориллоиды потрясали парализующими дубинками, исподлобья глядя на демонстрантов.
Я попытался объяснить полицейским, что нам нужно внутрь, но те не понимали - лишь скалили в ответ зубы и сверкали белками глаз.
Да что им объяснишь-то? Гориллоиды - плод ещё одного генетического эксперимента правительства Евразийской конфедерации, которое пятьдесят лет назад решило кардинально реформировать полицейские силы. Оптимизировали же за десять лет до этого медицину, заменив всех медсестёр генномодифицироваными шимпанзе, а санитаров и медбратьев на модификантов-орангутангов?
Были долгие обсуждения, но в конце концов с полицейскими поступили также. Из полиции тогда уволили более двух третей людей, а их место заняли генномодифицированные сотрудники: шимпы, орангутаны и гориллоиды.
Реформа полиции удалась на славу - расход бюджетных средств резко упал: питались модификанты переспелыми фруктами, жили стаями в бараках, отдельных квартир или домов не требовали, да и зарплат или пенсий также. Модификанты - шимпы, орангутаны и гориллоиды, оказались существами храбрыми, выносливыми и бесхитростными. Последняя особенность характера после замены людей привела к полному отсутствию коррупции.
Однако реформа не обошлась и без недочетов: генетические модификанты-полицейские были глупы неимоверно и для розыскной работы совершенно не подходили, но в остальном затея правительства окупилась с лихвой.
Самые тупые из модификантов это гориллоиды - генномодифицированные гориллы, в геном которых были добавлены человеческие гены. Поэтому я уже отчаялся пробраться внутрь здания, но увидев начальника гориллоидов, лейтенанта-человека, стал проталкиваться к нему. Жена показала нашу карту, я крикнул, что у нас назначено - и лейтенант сразу же всё понял и махнул подчинённым рукой. Цепь гориллоидов тотчас разомкнулась.
- Быстрее! - крикнул лейтенант, вталкивая нас внутрь.
На ресепшене Центра планирования было тихо и спокойно - у входа вовсю работали шумоподавители.
- Ой, что творится, что творится! - поцокала язычком миниатюрная девушка-шимп в белом халатике. - Вам назначено?
- Мы к доктору Азейману, - жена поправляла растрепавшуюся причёску. - На семнадцать ноль-ноль.
- Пятый этаж, доктор Азейман вас ждёт.
Доктор Азейман, черноволосый молодой человек с бронзовым от загара лицом, не стал терять время понапрасну.
- Начнём с геннопланирования. Вы уже определились с полом?
- Девочка, - сказала Евгения.
- Хорошо. Рост и вес?
- Метр восемьдесят четыре и шестьдесят пять.
- Неоптимальное соотношение для здоровой женщины, - доктор Азейман улыбнулся. - Давайте семьдесят два, а?
- Доктор, я хочу, чтобы моя дочь была стройной как тростинка! А семьдесят два - это жирная тёлка. Шестьдесят восемь - и ни грамма больше.
- Хорошо, но под вашу ответственность.
Доктор наморщил лоб, и на биостене появилось проектируемое тело нашей будущей дочурки - такой, какой она станет, когда вырастет.
- Можно взять телосложение деда вашего мужа и вот от вашей прабабки кое-что, - обратился к жене доктор Азейман, найдя нужную комбинацию генов наших предков. - Метр восемьдесят три и шестьдесят восемь с погрешностью пять процентов. Волосы?
- Блондинка.
Доктор Азейман покачал головой.
- У нас есть карты генотипов за четыре поколения, но среди ваших предков нет ни блондинок, ни блондинов. Но для женщин цвет волос не проблема. Давайте у неё будут русые?
- Нет, доктор. Я хочу, чтобы моя дочь была натуральной блондинкой.
- Желание клиентов для врачей генной инженерии закон. Мы можем всё, однако в данном случае это не выбор наследственных признаков из существующих вариантов…
- Если вы о стоимости, - сказал я, - то мы не ограничены в средствах, доктор. Жена хочет идеальную дочку, и я её поддерживаю.
Мне было всё равно - будет у меня дочь-блондинка, с русыми волосиками или рыжая. Я знал, что полюблю её, как бы она ни выглядела. Внешняя привлекательность - пунктик всех женщин. Так уж сложилось испокон веков, и бурное развитие науки и цивилизации почти не изменили этого.
- Моя подруга, доктор, - встряла жена, - у них в роду также не было светловолосых, но ей в брюссельском центре вырастили очаровательную крошку-блондинку…
- Хорошо, мы внесём необходимые модификации, - сказал врач, не выдержав напора моей супруги.
Голый череп проектируемой модели сразу же оделся длинными белыми волосами.
Далее они стали обсуждать нос, дизайн скул и прочие особенности проектируемой внешности, и я заскучал.
В этом все женщины! А всё из-за моды. Несколько лет назад в моде были рыжеволосые дети, сейчас блондины. А через пять лет вполне может быть и альбиносы. Но это всё ерунда, я так считаю.
Наконец они завершили обсуждение внешних параметров проектируемого тела.
Я окинул модель критическим взглядом - ну так и есть, внешность моей дочурки походила на популярную звезду Евразийской конфедерации, как там её… Да, вылитая Аннета фон Белофф! Но вслух я этого не сказал. Если жене хочется, чтобы её девочка, когда вырастет, напоминала эту медиадиву - пожалуйста, я не возражаю. Тем более что к тому времени про неё точно все позабудут и такой женский типаж станет оригинальным.
Затем обсуждение перешло к параметрам интеллекта - и я сразу же вмешался:
- Делайте, что хотите, доктор, но айкью у крошки должен быть сто восемьдесят баллов - и не меньше.
- Остап! Ты что? - зафырчала раздражённая Евгения. - Кто её замуж возьмет с таким уровнем интеллекта?
- У меня самого столько и я…
Но супруга уже перешла в наступление. Я выждал, пока она выпустит пар, а потом сказал, как отрезал:
- Извини, но я не уступлю. Дочь моя тоже. В современном мире иметь низкий айкью опасно для жизни!
Мы стали ожесточённо спорить, жена ратовала за сто двадцать айкью - её уровень, я стоял на своём.
- Разрешите вас прервать, - улыбнулся доктор Азейман.
Биостена задрожала и по ней зазмеились цепочки ДНК.
- Вот, - сказал врач с гордостью. - Последняя разработка нашей кафедры - модификация, задерживающая пик интеллектуального развития - я думаю то, что вам нужно.
Мы недоумённо уставились на врача.
- Естественный пик человеческого интеллекта приходится приблизительно на двадцать шесть лет, - пояснил доктор, - а затем начинается медленный спад. А вот наша модификация смещает пик на десять лет позже.
- И что? - спросила жена недовольно, не понимая, куда клонит генетик.
- А то, дорогая, - объяснил я. - Наша девочка будет достаточно глупенькой, чтобы быстро найти себе умного партнёра или мужа, родить детей - и только потом её айкью вырастет до максимального уровня.
- Точно, - кивнул доктор. - Ваша дочь достигнет уровня, на котором настаивает ваш муж в тридцать шесть лет, в двадцать у неё будет около сто двадцати.
Евгения посмотрела на меня. Я кивнул.
- Хорошо, мы согласны. А дорого это?
- Сущие пустяки, - заверил доктор. - Модификация небольшая. Но у неё есть и обратная сторона. Как врач я обязан вас предупредить: усиление интеллекта приводит к трансформации других параметров личности. Характер человека сильно меняется.
- Понимаю, куда вы ведёте - это чревато разводом, - сказал я.
- Да.
- Ерунда, - отмахнулась жена. - По статистике средняя продолжительность современного гражданского брака для двуполых и однополых пар составляет три с половиной года. Так что всё нормально.
Затем мы перешли к обсуждению черт характера нашего ребёнка: эмоционального настроя, чувства юмора, стрессоустойчивости, трудолюбия и прочих параметров.
Тут мы были одного мнения с женой - и попросили доктора запрограммировать всё оптимальным образом.
- Нам нужен позитивный ребёнок, а не депрессивная рохля, - подвела черту прениям супруга.
За характером настал черед показателей здоровья и продолжительности жизни, с этим мы тоже быстро расправились.
Потом врач поздравил нас с успешным завершением планирования ребёнка и пожал нам руки:
- Самое главное сделано, теперь вам нужно сдать генетический материал.
- А когда ждать малыша? - спросила жена.
- Стандартный срок четыре месяца.
- А можно быстрее?
- Можно, но стоимость вырастет в два раза.
Жена посмотрела на меня, и я кивнул:
- Мы можем пойти на это. Если тебе важно увидеть нашу крошку пораньше - я только за. Да и не в деньгах дело.
Она радостно улыбнулась. От кабинета доктора мы пошли по длинному коридору и в его конце расстались: жена свернула налево, в инкубатор, сдавать яйцеклетку; я пошёл направо, в мужскую эротическую комнату, где мне выдали баночку для спермы.
***
Миновало чуть более месяца, когда внезапно раздался звонок из инкубатора: наша девчонка полностью поспела, можно забирать! Ура! Я обрадовал жену и понёсся к Борьке - отпрашиваться.
Секретарши-шимпы на месте не было, я торопился, толкнул дверь кабинета шефа и обомлел: Борька и шимпа целовались взасос!
- Упс, - пискнула девушка-шимп, спрыгнула с борькиных коленей и убежала в приёмную.
- Культурные люди стучат, прежде чем войти, - пробурчал шеф. - Чего врываешься?
”О нет! - подумал я. - Неужто для соответствия духу времени мой начальник спит с геномодифицированной шимпой?! Ну, Борька! А ещё ретроград!”
Но вслух я сказал:
- Извини, Борь, я отпроситься. Сегодня снова в Центр.
- А, забрать идеального ребёнка? - хмыкнул Борька, вытирая следы помады.
Обычно упрёки традиционалистов я пропускаю мимо ушей, но сейчас я почему-то разозлился.
- А что плохого в идеальных детях?
- Люди тем и хороши, что несовершенны, но вы, идеалисты, этого не понимаете - вам подавай идеал. Ладно, спорили уж. Шуруй! А то жена мозг съест.
Я скорчил недовольную гримасу и поспешил на парковку. Пустяк, но от разговора остался неприятный осадок. Вечно с этими традиционалистами так!
Прыгнув в винтокрыл, я поднял машину в воздух. Обычно жена любит летать сама, но сегодня она сказала: ”Поведёшь ты! Я буду держать нашу крошку! И не смей опаздывать!”
Я полетел в пригород, забрал жену и, подгоняемый её понуканиями, понёсся к центру Москвы. Я даже не стал ставить винтокрыл на автопилот и выжимал из него всё - так мы торопились.
- Слушай, а как всё же мы дочурку назовём? Я мозг сломал, а нужно определяться.
- Я посмотрела в сети, есть отличное имя - Сапфо. Греческая поэтесса была, красавица и умница. Как тебе?
- Здорово! И необычно, главное.
Внизу уже вырастало нужное нам здание. Развернув винтокрыл, я в крутом пике уронил его на парковку Центра.
В инкубаторе мы проваландались несколько часов - день выдачи младенцев это ужас, я вам скажу! Толпы радостных мамаш, папаш, бабушек и дедушек, очереди за детским питанием и другим необходимым добром, фырканье модификанток-медсестёр и, конечно же, дикий рёв новорожденных.
Наконец мы оформили бумаги, завершили все бюрократические процедуры и нам выдали нашего младенца. Жена сразу склонилась над свёртком, жадным взором рассматривая ребёнка. Подняв девочку, Евгения прижала её к груди:
- Какая она… - сказала жена восторженно. - Маленькая. Смотри, Ося! А глазки какие!
- Поехали из этого казённого учреждения, - попросил я, мне не понравились хихикающие медсёстры-шимпы. - Дома рассмотрим получше.
Поднимая винтокрыл, я лишь изредка бросал взгляды на жену и дочь - было не до того. Включив автопилот, я попросил:
- Дай подержать.
Жена бережно протянула мне свёрток, и я стал изучать сморщенное личико дочери - до этого мне так и не удалось рассмотреть её как следует.
- О, какие у нашей Сапфо глазки! - сказал я. - У-у, как смотрит, а взгляд умный. Жень, а глаза-то у неё в тебя, точно.
Евгения посмотрела на ребёнка, а потом пожала плечами:
- И вовсе не мои, голубые. И не твои, у тебя чёрные. У неё карие.
- С возрастом цвет меняется. А посмотри, какая у неё голова - ну точно в меня пошла, не голова - башня.
Жена критически оценила форму моего черепа.
- Нет, не такая. У неё какая-то головка… Квадратная что ли.
- Вовсе не квадратная. Башней она. Это лобные дуги выпирают. Наша семейная особенность.
Жена покачала головой, а я снова стал рассматривать дочь, которая уже мирно посапывала.
- Слушай! А мы - молодцы! - в энтузиазме воскликнул я. - Вырастет наша Сапфо - и будет красавицей и умницей.
- Тише, разбудишь!
И правда дочь тут же пробудилась и заорала, как резаная.
- Ой, ну вот, - жена забрала дочку, подала ей бутылочку и девочка впилась неё, жадно заглатывая молоко.
Наевшись, малышка снова заснула, а мы с женой продолжали её рассматривать.
Винтокрыл давно вылетел за город и нёсся над частными домиками, приближаясь к месту назначения. Я снова взял штурвал и припарковался на лужайке перед гаражом.
Скоро мы были в детской. Жена положила ребёнка в кроватку, развернула свёрток - и вдруг выбежала из комнаты. Сначала я подумал, что это она от счастья. Но, бросившись за ней, понял, что это не так - Евгения рыдала в гостиной на диване. И не желала говорить, в чём дело. Удивленный, я стал её успокаивать, но бесполезно - она продолжала плакать.
Окончательно сбитый с толку, я вышел на кухню и связался с Борькой. Выслушав меня, он сказал:
- Похоже, у твоей супруги послеродовая депрессия. У моей бывшей так было после родов: смена настроения, резкий переход от радости к отчаянию, а затем апатия.
- Послеродовая депрессия? Она ведь не рожала.
- Это мрак, дружище. Не завидую тебе. После появления ребёнка на женщин часто нападает депрессия - неважно рожали ли они естественным образом или забрали дитё в инкубаторе.
- И что теперь?
- Помоги ухаживать за дочерью, заставь съездить к врачу. Будь с ней предельно мягок.
- Ладно, понял, - вздохнул я, отключил связь и поспешил к супруге.
Жены в гостиной не оказалось. Я бросился в детскую - Евгения стояла над ребёнком и по её лицу текли слёзы.
- Остап! Это не наша дочь!
- Глупости! - сказал я, обнимая её.
- Нет! Смотри - она совсем на нас не похожа!
- Очень похожа! Вылитая ты и я! Просто маленькая. Она чуть подрастёт и станет по красоте, как ты, а по уму - как я!
- Не ври! - жена забилась в истерике. - Мы сами виноваты! Запланировали и теперь… И что в этом существе от тебя и меня?
- Не называй её так! И перестань кричать - смотри, ты её разбудила! - сказал я и так сильно сжал руки жены, что она охнула. - Она наша дочь! Твоя и моя.
Девочка и правда пробудилась и непонимающе смотрела на нас.
- Мы захотели идеального ребёнка, чтобы не болела, жила долго, - бормотала жена в исступлении, - была самой красивой и умной… Её гены изменили, а теперь… Она ни капельки на нас не похожа! Она нам чужая!
И тогда я всё понял. В другое время мне стало бы смешно, но сейчас я сказал сурово:
- Ерунда! В генах людей триллионы информации. Мы попросили подправить всего лишь пару десятков - но остальное-то всё равно от тебя и меня. Жень, кончай! - я гладил её по голове и плечам, целуя в солёные от слёз губы. - Как ты вообще можешь волноваться из-за таких глупостей?
Но Евгения по-прежнему сотрясалась в рыданиях, так что мне ничего не оставалось, как обнять её покрепче. Я зашептал ей на ухо ласковые слова, постепенно она перестала плакать, вытащила платочек и с шумом высморкалась.
- Ты и правда думаешь, - сказала она, вытирая красные глаза, - что я сумею полюбить её?
- Уверен в этом! И очень скоро.
- Да?
- Конечно, пускай она и идеальный ребёнок, но всё равно она наша дочь - и никакое генетическое планирование не может изменить этого.
Раздался рёв: малышке надоело на нас таращиться, она снова требовала внимания и пищи. Жена бросилась к бутылочке.
Супруга кормила девочку, а я смотрел на них. Евгения чуть успокоилась и уже не выглядела такой несчастной.
- Я полюблю её, - сказала она. - Я всё же мать, а ты отец.
- Точно, - я подошёл к Евгении и обнял.
- Давай заведём второго ребёнка, - сказала жена, осторожно забирая соску изо рта заснувшей Сапфо. - Мальчика.
- Всегда хотел сына, - сказал я и подумал, что Борька всё-таки ошибся и дело тут вовсе не в послеродовой депрессии.
- И на этот раз без генного планирования.
- Совсем? Может, не станем менять характер и внешность, а вот здоровье и срок жизни - улучшим, а?
- Хватит, наменяли! - помотала головой жена. - Пускай братик у Сапфо окажется не идеальным ребёнком, но зато он будет полностью походить на нас.
- Хорошо. Дело ведь не в совершенстве.
- А в чём?
Вместо ответа я поцеловал её.
- Знаешь, - чуть позже сказала Евгения, уткнувшись мне в плечо. - Второго ребёнка я выношу и рожу сама.
Честно признаюсь, я был потрясён: большинство современных женщин не вынашивают детей самостоятельно, а пользуются инкубатором.
Но затем я подумал, что раз мы, мужчины, живём, чтобы дарить счастье женщинам, и если супруга, как самая последняя традиционалистка, хочет родить ребёнка естественным образом, то почему я должен возражать?