Повесть студёных лет
…Как тяжело дышит Вук! Каждый вздох со всхлипом, клокотанием в горле. Кровавые пузыри лопаются на губах. То, что осталось от лица после удара тяжёлой лапы Плоскостопого, залито кровью. Волосы превратились в кровавые сосульки. На груди страшная рана, не понять, где располосованный когтями мех одежды, где человеческая плоть. Блеснуло обнажённое ребро – Ланка отвела взгляд от лежащего юноши и крепче обхватила малышку.
Дрогнувшие ветки ольхи сронили утренний снег, а вчерашний уже пристыл, заледенел. Женщины стояли молча. О чём говорить? Каждой их четверых ясно: путь на юг стал ещё труднее. Держащая двухлетнего ребёнка на руках девочка-подросток посмотрела на Ороса – он последний охотник рода Красной Глины, самый старый, самый опытный. Что решит дед?
Крепкий старик мотнул косматой головой. Прохрипел ожидаемое:
– Шкура! Мясо! Работа…
Ткнул узловатым пальцем в тушу Плоскостопого – заструженные палочки уже торчали возле морды, успокаивая звериного Духа. Первой, на ходу извлекая нож, к добыче повернулась Сайга. Коренастая Мечка потащила жердь из кучи валежника – ворочать грузного зверя. Рыжая Лосиха пошла следом, натаптывая удобную площадку. Только Важенка на мгновение задержалась, лаская ребёнка, но и она не оглянулась на раненного.
Орос подошёл к юноше, опустился на колени. Слегка коснулся раны, и Ланка страдальчески сморщилась, услышав болезненный стон Вука. Старик что-то пробормотал сквозь зубы, снял с нагрудного ремешка кинжал из бивня мамонта. Поднял лицо к небу, раскинув руки. Девочка проследила взгляд, но ничего не смогла рассмотреть в серой сырой мгле. Вправо, влево – она покрутила головой, спрашивая себя: на что так сурово уставился дед?.. А когда услышала полувздох-полустон, всё было кончено. Орос поднялся с колен с окровавленным оружием и прошёл мимо Ланки, ладонью размазывая грязь и кровь по заросшему лицу. Она не могла понять, откуда взялись светлые дорожки, пересекающие страшную маску – это слёзы? Или влага оседающего тумана? – и заплакала. Малышка у неё на руках вскрикнула раненым зайцем.
Успокаивая ребёнка, Ланка смотрела, как женщины сноровисто сняли шкуру и начали отрезать окорока. Завернув мёртвого парня в ещё сырую «одежду» его противника, Орос перехватил страшный свёрток ремнями и взвалил на плечи. Каркнул Мечке: – Огонь! Ночёвка, – и грузно пошёл напролом сквозь ольшанник, туда, где виднелись высокие деревья. Вернулся он затемно, по собственным следам, ясно отпечатавшимся в неглубоком слоёном снегу.
К этому времени в сотне шагов от места схватки горел костёр, окружённый плетнями с накинутыми шкурами. За одним из щитов Важенка кормила дочь. Хотя малышка уже начала ходить, её всё ещё кормили грудью, как всех безымянных детей племени. Мясо Плоскостопого запекалось на камнях – это постаралась Лосиха. Старик, не обращая внимания на жарево, отхватил ножом кусок сырого сердца: его удар решил схватку!.. Откусил, проглотил, оглянулся. Нарушая обычай охотников племени Белых Гор, отрезал ещё и сам вложил в рты спутниц по кровавому куску. Махнул рукой, сел, закрыл глаза. Ланка тоже зажмурилась, припоминая происшедшее за день. Но видения росли, становясь глубже и шире: как забыть всё, что началось в дни, когда не стало лета?
*******
Весна была обычной. Солнце играло в яркой синеве, снег отступал, обнажая склоны оврагов. С оглушительным шумом вскрылась Большая река, и льдины бороздили уступы Белых Гор. Перезимовавшие в меловых пещерах роды, выждав время, один за другим откочёвывали к границе вечных льдов, отклоняясь кто к закату, кто к восходу от главного пути. Там, в северной тундро-степи бродили мохнатые длинноносые великаны – мамонты, подгоняемые тучами теплолюбивого гнуса к полям вечного льда.
Каждое лето охотники с женщинами разбивали стоянки недалеко от мест, где можно настичь отставшего от стада мамонта-старика, найти провалившегося в трещину на ледяной переправе детёныша, а то и добить застрявшего в болотистой почве матёрого самца. Мясо коптили, вялили, закапывали в промёрзлые ямы – заготавливали на зиму, ведь по снегу почти невозможно добывать достаточно пищи.
Но на этот раз лето не пришло. Однажды ночью небо стало белым, а потом по утрам и вечерам в нём разливалась кровь. Старики говорили, что это кровь Солнца, израненного Луной во время схватки, словно они олени, бившиеся за самку по весне. Потом опустился туман. Не привычный, утренний либо вечерний: туман стал заменой ясному дню. Похолодало. Исчезли мошки, вслед за ними мелкие птицы. Цветы завяли, не успев дать завязь. Чадили от сырости очаги в жилище из мамонтовых костей, накрытых шкурами толстокожих. Мяса было вдоволь – животные вязли в глинистых трясинах, во мгле срывались с речных косогоров. Но сохранить пищу стало сложнее, она загнивала. Люди начали болеть. Сначала малые и старые, потом и все остальные.
Неожиданно в самый долгий день лета пошёл снег. Он растаял к вечеру, но через два дня выпал вновь. Ещё раз растаял, теперь медленнее. Ещё раз выпал. Ещё… Так началась зима.
Возвратиться к Белым Горам уже невозможно. Люди выходили из жилища только к «мясным ямам» и за топливом для очагов. В духоте, без движения, от плохой пищи Духи Болезни брали своё. К весне многие умерли. Из стариков выжил один Орос, целыми днями мастеривший оружие из камня и кости на свежем воздухе. Из детей осталась одна Ланка – она любила шнырять по тундре, отыскивая норки запасливых пеструшек, а ещё больше любила выкапывать из-под снега ягоды и щавель, с которыми мёрзлое мясо казалось вкуснее. Безымянная дочка Важенки тоже не заболела, почему – никто не знал.
Стало совсем плохо. Снег намело очень высоко, а когда он, наконец, прекратился – оказалось, что мамонты ушли. Пища в ямах пока была, но на следующую зиму её уже не хватит. Охотники рыскали повсюду, безуспешно разыскивая следы большой добычи. На ещё не согревшуюся землю опять стал срываться снег. Отряды уходили всё дальше и дальше, задерживаясь в пути по три дня. Потом пять… Ещё дольше…
Наконец, в становище, падая от изнеможения, вернулся юный Вук. Он рассказал о схватке с чужими мужчинами из-за туши мамонта. Двое охотников Красной Глины погибли. Отступившие рассеялись в разные стороны, стремясь отвлечь пришельцев от жилища родичей. Четверо, среди них Вук, бежали вдоль ледникового языка. Их уже настигли, когда огромный обломок откололся от мёрзлого обрыва, накрыв беглецов вместе с преследователями. Уцелел самый быстроногий.
… А теперь он закутан в мех своего убийцы и привязан высоко над землёй где-то там, в ельнике! Вздохнув, Ланка открыла глаза, словно впервые разглядывая оставшихся от рода Красной Глины.
Вот их единственный мужчина. Опытный охотник, искусный оружейник, старый Орос и сейчас гладит, лощит желтоватое древко копья из выпрямленного бивня. Когда женщины заголосили, услышав рассказ Вука, он смог их успокоить. Решение идти к Белым Горам – его дело. Да и не дойти без него тем, кто умеет переносить тяжесть пути, но не охотится сам!.. Хотя бы Мечка – она очень сильная, не зря носит имя самки Плоскостопого. Легко поднимет согжоя-оленя, а вот попасть в него копьём или стрелой не сумеет. Или Лосиха, та ловко ищет съедобную зелень, коренья… Где они после Года-без-лета?! Сайга очень умелая, покрышку для жилья, обувь и любую одежду она шьёт лучше всех в роду. Только кто ей принесёт новые шкуры и кожи? А у Важенки малышка! Им охотник – муж и отец – нужен больше всех. Вот и все люди, а было много… Неужели все умерли? И те, что остались в жилье, не в силах идти, и те, кого отнесла льдина, оторвавшаяся на переправе?
Пронёсся порыв ветра. Завеса тумана разорвалась, и в черноте неба проглянули искры звёзд. Какие они холодные! Светят, как угли костра – но непохожи… Если долго смотреть вверх, можно заметить, что небесные светлячки кружатся вокруг одного. Почему? А вот та звезда пересекает путь остальных, словно светляк карабкается по закопчённой покрышке жилья…
Ланка повернулась к деду, спросить о ползучей звезде, и удивилась его ожесточённому взгляду. Старый охотник смотрел вверх так же, как тогда на Плоскостопого, выскочившего из тумана прямо на Вука. Вопрос застрял в горле: совсем близко один за другим завели охотничью песню Зовущие Ночь. Девочка сообразила – зверей привлёк запах смерти.
Орос успокаивающе рыкнул на вскочивших было женщин. Поднялся, вышел из круга света. Обошёл кругом загородку от ветра, хрустя настом. Приблизился к остаткам туши Плоскостопого и завыл, подзывая хищников. Отбросил несколько костей туда, где заблестели глаза. Вернулся, поправил дрова:
– Пищи много! Зовущие Ночь не пойдут к огню, пока сыты. Спите все. Я смотрю за костром.
********
Утром Ланка ходила на место гибели Вука. Красные пятна на истоптанном снегу – вот и всё, что осталось от крупного, хоть и отощавшего за длинную спячку, зверя. За кустами мелькнула тень, послышалось сдержанное рычание. Не близко, но в плотном сыром воздухе слышно хорошо… Девочка поспешила вернуться.
Женщины сложили пожитки, вооружились копьями. Две волокуши из пар соединённых вершинами стволиков берёзы они должны тащить поочерёдно. Только Ланка, помогающая нести малышку, да Орос, прокладывающий путь, пойдут почти налегке. Перед выходом старик вновь пристально рассматривал небо. Взгляд на парящую в небе почти неразличимую птицу не был добрым.
Ветер давил в спину. Это хорошо потому, что облегчало ходьбу и не давало сбиться с пути. Это плохо, ведь звери услышат и увидят людей раньше, чем те их. Но ветер спас Ороса, сбив в сторону стрелу, выпущенную из-за прошлогоднего сугроба в устье оврага. Слегка оцарапанный, охотник упал и быстро откатился за ствол выброшенного рекой дерева, выставив копьё в сторону неведомого врага.
Женщины припали к снегу, побросав поклажу. Только Ланка осталась стоять, непонимающе уставившись на взрослых. Шедшая сзади Сайга зашипела на девочку, но та совсем растерялась и вжалась спиной в обрыв, обеими руками поддерживая малышку, угревшуюся на её животе под одеждой.
Раздался гортанный крик, из оврага вышли двое. Ещё один показался и вновь укрылся за сугробом величиной с родовое жилище. Чужаки казались сильными. Хорошо вооружённые, они не выглядели измождёнными голодом. Орос досадливо крякнул и отполз к своим. Поравнявшись с женщинами, он медленно встал на колени, потом выпрямился, не отрывая взгляда от противников. Тот, что выглядел старшим, жестами приказал ему уйти. Старик угрюмо постоял возле лежащих женщин, тяжело вздохнул. Повернулся, волоча копьё за острие. Проходя мимо Ланки, ещё сильнее насупился и пошёл быстрее. Отойдя шагов за сорок, он остановился, наблюдая за пришельцами.
Чужаки настороженно приблизились. Вышел третий, с готовым к выстрелу луком, остался в отдалении. Двое собрали копья и ножи, пинками одну за другой подняли пленниц. Обмениваясь радостными возгласами, они рассматривали добычу – все женщины были молодыми, статными. Младший чужак углядел в стороне Ланку. Подошёл, схватил за волосы, повернув к себе лицом. Удивлённо хмыкнул, глядя на выпяченный живот, и сунул руку ей за пазуху. Девочка вскрикнула: холодные грубые ногти больно царапнули грудь. Захватчик расхохотался и запустил руку глубже. Заверещала проснувшаяся малышка. Чужак от неожиданности неловко дёрнулся, оступился и упал, раздирая горловину одежды по шву. Ланка едва успела подхватить ребёнка.
Пронзительно завопив, Важенка бросилась к дочери… и упала, проткнутая копьём испуганного чужака. Женщины завизжали, но окрик Ороса их остановил: захватчики были готовы убивать. Несколько мгновений тишина прерывалась только плачем малышки и предсмертным хрипением её матери. Потом, покрикивая, чужаки принялись бить женщин – не сильно, только чтобы подчинить. Скоро те подхватили волокуши и, не оглядываясь, ушли за лучником и младшим пришельцем.
Старший оценивающе осмотрел оборванную девочку. Взглянул на заходящуюся криком малышку, на убитую мать. Призывно махнул рукой старому охотнику и ушёл вслед за похищенными женщинами. Ланку не держали ноги. Она опустилась на снег, не чувствуя холода. Подошёл Орос, потрепал по волосам. Постоял рядом с мёртвой Важенкой, снял с неё обувь и плащ из шкур Зовущих Ночь. Прошёлся туда-сюда, разыскивая в натоптанном снегу всё, что могло пригодиться последним из рода Красной Глины.
********
Ребёнок захлёбывался плачем. Понятно, что от голода, а не тоскуя по матери. Ланка обернулась – невысокий белый холмик, скрывший обсыпанное охрой тело Важенки уже не различить среди похожих застругов. Опять сыпет колючий мелкий снег. Когда же придёт тепло?!
Девочка вскрикнула от боли: малышка укусила за сосок… Старик оглянулся, прищурился, поманил Ланку к себе. Погладил по щеке, сплюнул на ладонь разжёванный кусок мяса, причмокнул губами. Схватив жовку, Ланка поскорее сунула её за пазуху, ближе к острым зубкам, впервые пробудившим в ней Дух Женщины. Мясной сок пришёлся по вкусу – малышка успокоилась. Орос удовлетворённо крякнул, прибавил шагу. Впереди, за пеленой снегопада, виднелся берёзовый колок. Там можно переждать непогоду.
Сухостойные стволики берёз – отличная пища огню, вот только устроить из них убежище без покрышки из добротных шкур не получится. Им повезло: старик нашёл выворотень высокой сосны, перекрытый парой упавших берёзок и насыпавшимся поверх них хворостом. Готовое логово! Звери его не заняли, разве что мышиное семейство прыснуло из-под ног, когда Орос застилал землю плащом Важенки. Подтолкнул Ланку внутрь, завесил лаз своей накидкой из серой шкуры Плоскостопого, у которого отобрал имя много лет назад…
Пока девочка устраивалась внутри, охотник наломал веток, запалил огонь. Позже выдолбил тупым концом копья небольшую ямку в отогретой земле. Опустил туда бурдючок из-под охры, разрезав горловину пошире, закрепил края. Набил ёмкость чистым снегом и передвинул поближе вновь занявшийся костёр. Похлопал озябшие плечи и бёдра, подкинул сучьев и осторожно опустил в пламя ненужные скребки и камень-отбойник... Добавил снега к натаявшему в ямке, пошевелил камни среди углей.
Девочка выглянула из убежища. Орос цыкнул на неё, сунул нож и кусок мяса, жестом показав, как мелко нарезать. Пока подбирал удобные палки, Ланка управилась с ломтиками. Один за другим старик опускал раскалённые камни вслед пище, возвращал остывшие в костёр. Между делом слегка хлопнул девочку по лбу и дёрнул за разорванный ворот одежды. Она кивнула, сбросила рубаху, завернулась в плащ и принялась за починку. К тому времени, как проснулся ребёнок, Ланка зашила разошедшийся шов, а в ямке сварилось мясо. И только метель, теснота логова и отсутствие людей мешали старику с девочкой чувствовать себя не хуже, чем в родовом жилище.
*******
Утром Орос еле отрыл засыпанный вход. Нет, лето не придёт и в этот раз! Серое небо придавило снег к земле – так удачливые охотники уплотняют мясо в ледяной яме. Холодно… И высоко, едва видно дальнозорким глазам старого охотника, всё кружит бессонная птица.
Он разбудил детей, накормил разваренным мясом, сам перекусил кусочком вяленого. Задумался: снега слишком много, дорога к Белым Горам теперь ещё тяжелее. Однако стужу можно вытерпеть на ходу, а топливо для костра проще набрать вдоль рек. Пожалуй, на гладком льду снега будет меньше! Да и Большая Река почти не отклоняется от направления короткой тени, на юг… Выбрав путь, Орос приободрился.
Заставил Ланку натянуть обувь Важенки поверх собственной. Сам подпоясал девочку поплотнее, натолкал сухого мха к спине, туда, где будет сидеть малышка – руки Ланки на скользкой твёрдой воде должны быть свободны. Два плаща, мешочек костяных игл, сухожильных ниток и кремневых лезвий, последний кусок мяса… Старик посопел, отобрал один из плащей и пищу – слишком тяжело! – и подал ей дротик вместо посоха. Завернул мясо в шкуру, подвесил себе за спину. Копьё в руках, кинжал на груди, маленький топорик за поясом, мешочек с огненным камнем… Вот и всё. Пора выступать!
С трудом пробились через прибрежные камыши – засыпанные снегом заросли превратились в почти непреодолимое препятствие. Чутьё помогло охотнику найти след кабаньего семейства, проходившего накануне, но и по нему путники только к полудню вышли на лёд – северный ветер согнал почти весь рыхлый снег к берегам. На излучинах он ещё оставался, но так уплотнился, что легко выдержал бы вес лося.
Следующие дни шли пока позволяли силы. Спали в кучах плавника или полёгших камышах, прокапывая в них подобия берлог Плоскостопых. Ночи коротки, не по-зимнему. Малышку пришлось нести Оросу, Ланка скоро изнемогла. Поморозила щёки, сбила ноги. Очень хотелось лечь и заснуть, только сначала поесть вволю. Еда закончилась, когда до Белых Гор оставалось ещё дней пять. А что ждало в пещерах племени – те же холод и голод? Но там были люди! Там была надежда…
Очередную ночёвку устроили на опушке леса, под лапами высокой ели. Огруженные снегом, её ветви сомкнулись с землёй настоящим шатром. Старик срубил несколько отмерших сучков, выволок их наружу, пропуская девочку с ребёнком. Передал ей шкуры и занялся костром, как вдруг насторожился и потянул к себе копьё… Не успел!
Большая кошка обрушилась ему на спину, сбивая с ног. Орос перекатился на бок, сбрасывая с себя рысь и силясь ухватить кинжал. Хищница вцепилась зубами в его левую руку, царапая когтями плечи и бёдра. Вдавливая локоть в глотку зверя, старик навалился на него всем телом. Улучив момент, он всадил острие под челюсть и два раза сильно дёрнул, разрывая горло и жилы острейшими вкладышами лезвия. Отбросил издыхающее животное, подхватил копьё и коротким ударом пробил спину. Подержал древко, пока не убедился в смерти рыси. Бегло осмотрел себя – задубевшая на морозе одежда спасла от серьёзных ран, но превратилась в клочья.
Шумно выдохнув, он заглянул в логовище под елью и едва не напоролся на дротик: испуганная Ланка наугад ткнула оружием. Успокоив девочку, Орос, наконец, развёл огонь и рассмотрел добычу. Тощая самка, видимо, кормила одного или двоих рысят, потому и напала на человека так яростно. Теперь детёныши погибнут, а люди спасутся. Мясо рыси поможет дотянуть до пещер Белых Гор. Старик опалил зверю усы, отпугивая Духа, и начал свежевать тушу.
*******
Им оставалось заночевать в пути только один раз, когда охотник почувствовал опасность: их окружала стая Зовущих Ночь. Они перекликались в подступающей тьме, голоса звучали всё ближе и ближе. Важно понять, одна это семья, либо сбившиеся вместе оголодавшие одиночки, вроде самого Ороса и девочек. Отойдя на десяток шагов от костра он прислушался, ловя звуки грызни – по ним можно догадаться, один ли вожак у стаи, насколько он справляется с остальными. Слушая, старик поискал Ползучую Звезду, но всё застила надоевшая белёсая мгла. Не от неё ли все беды? Исчезло тепло, погибли растения, ушли мамонты. Сгинул род Красной Глины, а теперь вот это…
Подхватил сломленный ветром ствол сосны, потащил к стоянке. Сходил ещё раз, освещая путь горящей берестой, зажатой в расщепе толстого сука, принёс сухую ель. Пошёл и в третий раз, но вернулся – заметил сверкающие глаза слишком близко. Вернулся к костру, подбирая хворост и обламывая ветви, до каких смог дотянуться. До самого утра просидел то задрёмывая, то просыпаясь, понемногу подкармливая пламя. На рассвете Орос принял решение.
Разбудил и накормил Ланку, помог сменить мох в мешке из рысьей шкуры, сам усадил в него малышку. Перебрал пожитки, оставил девочке плащ и дротик, сам затянул ремни её обуви и пристроил дитя за спину. Нарезанными полосами изодранной шкуры обмотал себе руки до локтей. Подвязал волосы, проверил кинжал. Присел на корточки перед девочкой, взял за плечи:
– Стая обложила нас. Я их уведу. Иди по склону, зверям труднее напасть. После полудня увидишь пещеры, – нахмурился, увидев слёзы в глазах Ланки.– Будет тепло! Через три лета станешь матерью, – взъерошил ей волосы, прикоснулся к живому свёртку. – Уже стала. Иди! Скажешь людям Белых Гор её имя.
Он поднялся, подхватил оружие – высокий, широкоплечий – и легко, как в молодости, заскользил по толстому насту обратно, на север.
Вой-перекличка Зовущих Ночь стала удаляться. Костёр медленно догорел, и девочка решилась покинуть последнюю стоянку. Она добралась до речного косогора и пошла на юг, к пещерам. Только однажды остановилась, опираясь на дротик: далеко-далеко в стылой тишине разнёсся визг раненного зверя, а потом охотничий кличь рода Красной Глины… И разноголосый вой стаи, настигшей добычу. Потом пошёл снег.
Ланка стиснула зубы, совсем как дед вытерла лицо пятернёй и спустилась со склона на речной лёд – следы на обрыве замело на глазах, да и звери пока сыты, а идти по твёрдой воде быстрее, чем по сугробам.
Снегопад усилился, и она не видела «птицу», продолжавшую кружить в вышине.
*******
– Мы не можем так просто дать погибнуть этой культуре! – Эва почти кричала на собеседника. – Как хотите, командир, но после всего, что мы наблюдали, невмешательство нужно назвать по совести… Убийством!
Глан пожал плечами:
– Ты предлагаешь спасти именно этих людей? Как я понимаю, только потому, что мониторила их группу… Осознаёшь субъективность своих доводов?
– Да! Да, да, да! – нервно переключая кадры с эпизодами наблюдений, Эва не сдерживалась. – Они люди! Чувствуют так же, как мы. Смотри, смотри! Вот, охотник облегчает страдания смертельно раненого – я же не просила вылечить того юношу, верно? И он же идёт на смерть, отвлекая хищников… А ребёнок? Его мать погибла, он мешает им идти, но его не бросают, несут, заботятся! – понемногу она успокоилась и понизила тон. Командир снисходительно улыбнулся:
– Поможем этим – погибнут другие. К примеру, те, что увели женщин. Кстати, как ты объяснишь, почему проводник не пытался сопротивляться? Сил и отваги ему было не занимать, так что я не вполне понимаю…
– Очень просто, Глан. Женщины выжили, вот и всё. В схватке с тремя мужчинами проводник наверняка бы погиб. А убив при этом одного или ранив двоих захватчиков, он уменьшал женщинам шансы на жизнь. И чужаки не позаботились бы о детях!
Командир звездолёта задумался. Поиграл на анализаторе, перебирая варианты развития событий, признал:
– Похоже, Эва, ты права. И тот абориген тоже был прав. Ну, хорошо! Потенциально это действительно довольно любопытная культура. Кто бы мог подумать! На окраине Галактики… Ну, и что ты предлагаешь сделать для этих несчастных?
– Без шуток?
– Совершенно серьёзно. Гипотетически у них большое будущее.
У Эвы заблестели глаза:
– Это же несправедливо! Я про случайно-катастрофическое наступление холодов. Посмотрите на график, командир! Сейчас на планете эпоха межледниковья. Периодические колебания температур продолжаются в течение тысяч планетарных циклов, жизнь хорошо к этому приспособилась… И культура! Всё было естественно, пока их орбиту не пересекло облако аномальной пыли. Уже второй цикл её слой над атмосферой отражает лучи звезды, а поверхность планеты и так оставалась холодной после минувшей зимы. Это внеочередной, аномальный климатический минимум! Мы должны…
– А! Я понял. Ты не собираешься помогать конкретному подростку, тем более, что девочка встретила соплеменников. Ты собираешься дать шанс каждому жителю планеты, поскольку тебя тронула эта история? Очень по-женски!.. Ладно, я шучу. Согласен, и даже подобрал несколько концепций. Полюбуйся!
По монитору побежали визуализированные варианты решения. Графики изменения климата накладывались на хронологические выкладки культурологов, модели планетарных архитекторов разбивались прогнозами планетологов. Быстро сменялись картины возможного будущего третьей планеты...
– Вот этот, пожалуй, оптимален. Ого! Экспедиции придётся застрять здесь на сотни циклов. Ну, и как тебе такой выход?
– «Пылесос» из внешнего магнитного поля, запущенного на естественном спутнике? А планетарные полюса синхронно ему инверсировать… Запускайте, командир! В крио-камерах время пролетит незаметно. К тому же, чистая совесть подарит хорошие сны, вот увидите!
*******
Ланка с малышкой на руках смотрела в ночное небо. Позади, в глубине пещеры, горел костёр, перекликались женщины. О чём-то заспорили дети. А там, в высоте творилось Волшебство: переливались разноцветные огни, яркостью затмевающие звёзды; полосы света опускались и поднимались под напором невидимого ветра, словно языки пламени. Словно водоросли в Большой Реке или ковыль в степи по весне! Огни потрескивали, пели, как угли костра, но несравненно громче…
Перехватив ребёнка поудобнее, Ланка показала на огни:
– Это говорят души людей нашего Рода. Скоро будет тепло – так они обещали. Мы подождём, Вера?
Но, если вспомнить, что "имена" хищников во многих охотничьих культурах нельзя называть, то объяснение приходит само...
И ваша концовка логична, замешана на твердой НФ. Но разве читатель не имеет право мечтать о чем-то э-э-э... менее традиционном? 
