Уважаемые коллеги, форумчане и форумчанки!
Заканчиваю новую повесть - и застрял. По жанру - социально-эротический детектив, в конце обязательно должно быть убийство. Но кого убить - не могу выбрать (всех жалко). Не поможете?
Буду выкладывать повесть по частям, чтобы к финалу вы определились. Благодарен за любую помощь.
(Предупреждение: имеются эротичекие сцены, прятать от детей!)

Игорь ГРАДОВ

ГЕРАСИМ

Глава первая

Если вы спросите обитателей коттеджного поселка Жуковка, что стоит в двадцати километрах от столицы, среди чудесного соснового бора, произрастающего с незапамятных времен, когда… В общем, если вы спросите, кто самый яркий и примечательный персонаж сего благословенного места, то вам, без сомнения, укажут на Веру Александровну Пеншину. Даму во всех отношениях приятную и привлекательную.
Чем же она заслужила столь лестные отзывы? Ведь люди завистливы и мелочны, и скорее смешают тебя с грязью, чем скажут что-то хорошее… Что поделать, такова наша человеческая натура – злословить про других и возвеличивать себя. Се ля ви, как говорят остряки-французы.
Но обратимся к нашей Вере Александровне. В свои сорок семь она сохранила красоту и упругость тела (насколько это возможно в наших непростых экологических условиях). Сохранила, разумеется, не просто так, а с помощью чудес современной пластической хирургии и китайского врачевания, основанного, как известно, на древних традициях и вековой мудрости сего умнейшего народа. Вера Александровна регулярно подвергала себя обертыванию листьями редкого дерева тогу, произрастающего только в одном месте на Земле, а именно - в северной части острова Цинь, что в далекой провинции Сычуань... И еще благодаря частому и обильному употреблению зеленого чая. Но не того, Боже упаси, что продается в наших магазинах, а подлинного, целебного, с превеликим тщанием выращенного в небесном Тибете и привезенного из самых его глубин по специальному заказу, сделанному, через третьи-четвертые руки, и за большие деньги…
Итак, Вера Александровна была хороша собой и обильна телом. Причем последнее являлось особой гордостью сей уважаемой и, бесспорно, замечательной дамы, ибо благодаря ему, телу, она и достигла всего того, что только может пожелать женщина. Но из-за него же, из-за тела, горячего и страстного, Вера Александровна обрекла себя на мучения, которые… Впрочем, об этом чуть позже.
Начнем же скорей наш рассказ. Он будет недолог и печален, ибо нет ничего печальнее на свете, чем повесть о… Нет, не о Ромео и Джульетте, не об этих жалких подростках, непонятно зачем сотворившими с собой полную глупость и нелепость, а о зрелой женщине и ее несбывшемся счастье...
В нем, в этом повествовании, присутствуют три главных героя: уже упомянутая нами Вера Александровна, дама приятная во всех отношениях, ее сердечный друг Герасим, верный телохранитель и по совместительству - страстный любовник, а также некая Анечка, худосочная провинциальная девица юных лет, родственница покойного мужа Веры Александровны, миллионера и мецената Никиты Андреевича Пеншина. Будет и собачка по кличке Кутя, но чуть позже. Вперед, мой читатель, за мной! Приступим!

***

…Вера Александровна в сладостном исступлении сжимала Герасима и страстно повторяла: «Еще, еще, еще!» А через минуту, выгнувшись всем своим пышным, любвеобильным телом и вытолкнув из себя самый последний, радостный крик, с протяжным стоном повалилась на мягкие перины. Боже мой, как хорошо! Как сладостен и приятен этот миг!
Она лежала без сил на взбитой пене бело-розовых кружевных простыней, отдыхая после упоительного акта любви, а рядом был ее обожаемый Герасим, милый друг и сердечный кавалер. Вера Александровна мечтательно смотрела на потолок, где в белых кучерявых облаках плавали кудрявенькие, жопастенькие Купидончики (между прочим, настоящая итальянская роспись – прихоть покойного господина Пеншина) и ни о чем не думала, просто упивалась краткими минутами непрочного женского счастья…
Да, конечно, она уже не так молода, не так привлекательно, все-таки тридцать пять… - да ладно, чего уж! – сорок семь лет уже… Но еще весьма ничего - пышногруда, крутобедра, да и вообще – чертовски привлекательна! Правильно люди говорят: если бабе сорок пять, баба ягодка опять, если баба сорок семь, в самом соке, ясен пень!
Жаль только, соку этому недолго играть осталось – забродит скоро, скиснет и превратится в кислый уксус. Но – это потом, а сейчас нужно ловить момент…
Вера Александровна перевернулась на живот и в сладком изнеможении закрыла глаза. Она была полностью удовлетворена и вполне довольна. Довольна и собой, и верным Герой, да и вообще – жизнью. У нее имелось все (ну, или почти): большой, удобный загородный дом, обставленный итальянской мебелью (особая ее гордость – бескрайняя кровать, именуемая в народе сексодромом), просторный участок с аккуратными песчаными дорожками для променада, ухоженный сад с фруктовыми деревьями и ягодными кустами, а также бассейн (для форса), сауна (для поддержания здоровья и упругости тела) и затейливая деревянная беседка в китайском стиле (просто так, для души).
В этой самой беседке Вера Александровна пила теплыми летними вечерами полезный зеленый чай и предавалась нежным размышлениям. Как правило, связанными с дорогим Герой. Серьезных забот и хлопот у Веры Александровны не имелось: в доме убиралась горничная, обеды готовила кухарка, за садом ухаживал – вы правильно поняли – садовник. Гера же выполнял две важные функции: телохранителя (формально) и телесного ублажителя (фактически). Ну, и шофера - по мере надобности.
Вера Александровна сама водить свой шикарный бентли не любила, хотя и умела: боялась, что врежется в кого-нибудь, однако пользовалась автомобилем постоянно. Особенно ей нравилось подлететь на нем со свистом и визгом к местному спа-салону, к тусовке молодых (или не очень) жен соседей-олигархов, и выставить саму себя напоказ. Чтобы все видели и завидовали!
Сначала она, не торопясь, вынимала из салона одну свою ногу (чтобы подружки-подлюшки успели по достоинству оценить новые миланские туфли), затем - вторую (с теми же целями), и лишь потом выставляла на всеобщее обозрение пушные, крутые бедра, обтянутые дорогущим платьем от самого Кудашкина или от импортного Форетти…
Вера Александровна возникала из автомобиля, как богиня Афродита из пены морской. Не в смысле – голая, а в смысле – готовая к любви. Вот только с любовью этой была у нее пока некоторая непонятка. Нет, конечно, мужиков вокруг крутилось в избытке, только свистни - набегут толпой, даже драку устроят за право приблизиться к столь лакомому кусочку, но…
Во-первых, Вера Александровна была дамой солидной и на всякую шваль не бросалась, ей подавай мужика интересного, импозантного, опытного, давно уже не мальчика – чтобы все знал и мог, а во-вторых, она точно знала свои возможности. Конечно, сорока семи ей никто не давал (кроме, разумеется, подружек-подлюшек, так и норовящих упомянуть этот возраст в разговоре – как бы между собой, невзначай, а на самом деле – с подлым умыслом), но и забывать о нем не следовало… Значит, надо реально рассчитывать свои силы…
Стройных красавцев-Аполлонов возле элитного спа-салона крутилось превеликое множество, но все они были чистейшей воды альфонсами. Проще говоря - жиголо, проститутами. Их молодые, накаченные на тренажерах и хорошо поджаренные в соляриях тела жаждали любви, но еще больше – денег. Мальчики так и рыскали голодными глазами по роскошным авто, в которых подъезжали к салону дамы среднего (и более) женского возраста. Любовно-сексуальные услуги мачо-красавцев, прямо скажем, стоили недешево, и желательно – наличными.
Нет, вы не подумайте, что у Веры Александровны не было денег, Боже упаси! Наоборот - хватало, даже с некоторым избытком, ибо тратить их, в сущности, было не на что, да и не на кого (кроме себя, любимой). Счета в зарубежных банках гарантировали ей безбедное существование при любых финансовых кризисах и экономических катаклизмах, но сама мысль, что мужскую любовь надо покупать, была ей крайне неприятна, даже противна. Вера Александровна, несмотря на, скажем так, большой жизненный опыт, свято верила, что любовь – это нечто такое, что дается свыше и чего нельзя купить ни за какие деньги. И, в сущности, была права: тело – да, легко продается и покупается, но вот душа, чувства, любовь…
Но как же быть с удовлетворением естественных сексуальных надобностей, спросите вы? Чувственной даме «немного за сорок» просто необходимы регулярные и, желательно, разнообразные кувыркания в постели. Хотя бы с чисто медицинской точки зрения – для хорошего самочувствия и общей привлекательности. Вот тут мы и переходим ко второму нашему герою, а именно – Герасиму.

Да кирдыкните всех- чего мелочиться

Ничего так. Но смахивает на фельетон, всё же.

Нельзя. По закону жанра, должен быть один труп и один преступник. У меня на роль трупа - как минимум трое, не считая собачки. Я в затруднении...

***

Гера, как мы сказали, служил у Веры Александровны телохранителем. Начал он работать еще при господине Пеншине (тот, собственно, и нанял его), а затем успешно продолжил и после его кончины. Достался, так сказать, по наследству безутешной вдове…
Герасим был человеком простым, незатейливым, но обладал двумя важнейшими качествами – умением слушать и неутомимостью в постели. А для женщины вроде Веры Александровны и то, и другое - весьма ценно. Даже не скажешь, что больше. Во-первых, приятно, когда мужчина молчит и только тебя слушает, а во-вторых, еще приятнее, когда он полностью тебя удовлетворяет. Идеальный муж, мечта любой дамы. К тому же он был верен (налево не бегал, проверено), умел держать язык за зубами и обладал приятной внешностью – телом был мускулист (от занятия спортом), а лицом - привлекателен.
Гера в юности увлекался классической борьбой и накачал неплохие мускулы. Особых успехов в спорте, правда, он не добился, не хватило упорства и удачи, но зато фигуру приобрел отличную, да физическая выносливость потом ему очень пригодилась. В постели, как мы уже говорили, он был просто неутомим...
Герасим вовремя понял, что в спорте ему ничего не светит, а потому решил найти себе более выгодное и спокойное занятие в жизни. Но, как выяснилось, без престижного диплома (не считать же за таковой «корочку» областного Института физкультуры!) нечего было и думать о хлебном месте. Он потыкался туда-сюда, побегал, но ничего не нашел. И тут один друг очень удачно посоветовал ему наняться в телохранители. Мол, голова не нужна, а вот мускулы очень даже пригодятся.
Гера быстренько закончил соответствующие курсы, получил бумажку и был принят в ряды секьюрити. Сначала служил у одного босса, затем - у другого, пока, наконец, не попал к самому Никите Андреичу.
Тот взял его, собственно, не для себя, а для Веры Александровны - чтобы всегда была под присмотром, то мало ли чего… Еще он хотел, чтобы Гера ему регулярно сообщал, с кем и где она была. Никита Андреич был человеком деловым, крупным бизнесменом, дома часто отсутствовал, ну и, вы сами понимаете…
Господин Пеншин поселил Геру в домике для прислуги, приодел и сказал – бдительно следи за супругой и регулярно мне докладывай. Что тот и делал. Гера старательно исполнял обязанности охранника и отчитывался перед боссом обо всех поездках и встречах Веры Александровны (где, как и с кем). Никита Андреич своим секьюрити был вполне доволен и жалованье ему платил немалое. К хозяйке же Герасим относился с должным уважением и, разумеется, ничего лишнего себе не позволял. Не потому, что не хотелось (хотелось, да еще как!), а потому, что очень боялся потерять выгодное место.
Вера Александровна же, надо признать, его тоже хотела, но тоже терпела, правда, по иной причине. Она ужасно боялась своего мужа. Никита Андреич был, скажем так, человеком непростым, со сложной судьбой и запутанным криминальным прошлым, а потому мог многое. В том числе - и наказать сурово...
И примеры тому были. Вера Александровна о них знала и вела себя в основном подобающим образом. Как и положено честной, преданной супруге столь уважаемого и богатого человека… К счастью, господина Пеншина быстро убрали конкуренты. Случилось это в смутные времена всеобщего передела и перепила, и особого удивления ни у кого не вызвало.
Разумеется, тут же началось следствие, завели уголовное дело, которое шло долго, но ни к чему не привело. Исполнителей и заказчиков, разумеется, не нашли.
Собственно, Вера Александровна на этом не особо и не настаивала, ведь после смерти супруга она обрела свободу. И еще - немалое состояние. А чего еще надо молодой (почти) и сексуально привлекательной (очень) женщине? Безутешная вдова тут же переселила Геру в особняк (поближе к телу) и сделала главным (и единственным) телохранителем. А заодно - любовником. Герасим, разумеется, не возражал.
Вера Александровна была очень довольна своим выбором – Гера был ей верен. А что доносил на нее мужу, так это понятно – работа у него такая. И это хорошо: значит, будет и впредь беспрекословно ее слушаться. Такого мужика ценить надо!
Кстати, обходился он ей относительно недорого – помимо оклада, регулярно давала ему небольшие деньги на, скажем так, понятные мужские слабости. Еда, проживание и одежда были, разумеется, полностью за ее счет. Как и некоторые допустимые излишества – скажем, хорошие сигареты или дорогие одеколоны. Последнее, впрочем, скорее являлось ее личной прихотью – любила, чтобы от мужика хорошо пахло.
Вы, наверное, спросите, почему при столь нежных и тесных отношениях Вера Александровна не возьмет Геру себе в мужья? Так я вам отвечу – неприлично. Не подобает такой богатой, светской даме быть замужем за простым охранником. Пусть даже очень, очень любимом… Одно дело – ночные кувыркания в постели, это дело понятое и полезное, и совсем другое – официальные брачные отношения. Мужу ведь не скажешь – я кончила, пошел вон, отдохнуть хочу! Иные слова и интонации потребуются… Придется как-то сдерживать себя, приспосабливаться, а Вера Александровна сдерживать не хотела, а уж приспосабливаться – тем более. Хватит, наприспосабливалась уже. Столько лет, пока была замужем, терпела старого, вонючего, мерзопакостного, похотливого козла…
Такими нелестными (и даже оскорбительными в определенных кругах) эпитетами Вера Александровна награждала своего бывшего мужа, миллионера и мецената Никиту Андреевича, владельца заводов, газет и пароходов. Впрочем, ради справедливости, надо уточнить, что газет и пароходов у господина Пеншина не имелось, а вот заводик был, да не простой - целый алюминиевый комбинат. Настоящий промышленный гигант, с цехами, печами, конвейерами, станками и Бог еще знает чем. Флагман отечественной алюминиевой отрасли достался господу Пеншину в смутные девяностые годы, и теперь был его почти полной собственностью - владел совместно с парой бывших друзей (ранее – подельниками, а теперь – компаньонами).
Доход же от него был такой, что с избытком хватало и на самого господина Пеншина, и на его любимую, ненаглядную, крутобедрую и пышногрудую Верочке. А уж как он любил ее, как холил и лелеял! А еще - как пользовал! Еженощно, а то еще и ежедневно.
Вера Александровна с ужасом вспоминала об этих соитиях - со слезами на глазах и мелким телесным содроганием. Никита Андреич был собой очень некрасив – телом неказист, головой плешив и ногами крив, в общем, козел колом. Но в постели оказался весьма похотлив. И имел свою любимую Верочку регулярно, получая от этого немыслимое наслаждение. Как же он стонал, как дергался, как рычал! Лев, да и только! Для Верочки же самым приятным моментом в их отношениях был тот момент, когда он, со стоном полного удовлетворения, сползал с нее…
Никита Андреич был мерзок ей не только внешне (это еще ничего – можно притерпеться), но и вообще. Сам его голос, поведение в постели… Вера Александровна ненавидела его старое, волосатое тело, слюнявые губы, масляные глазки, но еще больше - запах. По-настоящему тошнотворный и мерзкий, от которого можно задохнуться - ни один дезодорант не перебивал! Но она терпела. А куда деваться? Ей, простой русской женщине, все достоинства которой заключались в пышных формах и умении любить…
Однако постельные страдания – это, как выяснилось, еще не все. Оказалось, этот облезлый, старый, вонючий козел помимо нее регулярно имел еще кучу молоденьких девиц. Прямо у себя на работе, в офисе, а еще в специальной квартире, купленной для этих целей, а также дорогих отелях на модных курортах, куда он выезжал с завидной регулярностью. Собственно, в этом и заключалось меценатство Никита Андреича: покупал глупых девочек и пользовался ими. А потом одаривал небольшими суммами, кое-какой ювелиркой и отпускал с миром.
Господин Пеншин развлекался таким манером часто и регулярно, тратя на это немало денег... Правде, надо признать, со средствами у него проблем не было – имелись. Никита Андреич был весьма удачлив в бизнесе. Пока не поделил что-то со своими старыми подельниками, и те не пристрелили его…
Вера Александровна наконец получила и свободу, и деньги, ведь почти все состояние господина Пеншина было давно уже переведено на ее имя (так он уходил от налогов).
Вера Александровна быстро продала лишнюю недвижимость (в том числе - ту самую мерзкую квартиру, где Никита Андреич предавался злостному разврату), уступила часть акций бывшим друзьям мужа (чтобы не иметь проблем), положила деньги в зарубежный банк и зажила в свое полное удовольствие…

А как же "Десять негритят" ?

Ну, я же не Агата Кристи. И даже не Дарья Донцова.
Хватит и одного...

Глава вторая

День у Герасима не задался с самого начала. Бывает такое – все идет сикось-накось или, как говорит Вера Александровна, враскоряку. Она, кстати, тоже пребывала очень не в духе - придиралась ко всем и сильно бранилась. Сначала под ее горячую руку попала Татьяна – кухарка и по совместительству подавальщица. Ну, в смысле – не только готовила, но и подавала еду к столу. А потом, естественно, убирала и мыла тарелки. А еще следила, чтобы продукты всегда были в наличии – ходила в магазины и закупала.
Женщина она была уже немолодая и во всех отношениях положительная, да и готовила неплохо. Не сказать, чтобы очень деликатесно (чего нет – того нет), но вкусно, а главное – по-домашнему. Вера Александровна разные ресторанные изыски как раз не любила – предпочитала кушанья простые, но сытные и обильные. Так сказать, чтобы был настоящий праздник живота. При этом она спокойно ела и жирную пищу, и сладкую, и мучную, и нисколько при этом не переживала по поводу своих, скажем так, лишних килограммов (на филейных и прочих мягких частях тела).
Статью Вера Александровна была очень хороша, и некоторая женская полнота ей чрезвычайно шла. Настоящая кустодиевская красавица! За это холил и любил ее покойный Никита Андреич. Он прямо-таки млел, когда обнимал ее белое, гладкое, мягкое тело. «Неужели это все – и мое?» - думал он со сладострастием. Старый сатир (а в просторечии – похотливый козел) знал толк в женщинах. Потому и женился на Вере Александровне, предпочтя ее всяким модным, но худосочным моделькам. Супруга должна быть такой, чтобы гордиться ею, чтобы все соседи-мужики от зависти слюнями подавились…
Так и было – давились, да еще как! Мужик ведь - он не собака, костей не любит. У большинства же из них законные супружницы как раз были тощие и скелетообразные, модные модельки, которые ужасно боялись съесть лишне яблоко – а вдруг поправишься? Они постоянно сидели на диетах, дни и ночи проводили в фитнес-центрах, строго следили за своим весом и совсем забывали о своих мужьях. А те смотрели на обильные размеры Веры Александровны и тайно завидовали господину Пеншину. Вот счастье-то ему привалило! Причем незаслуженно...
Но вернемся к нашему повествованию. Кухарка Татьяна баловала хозяйку вкуснейшими и нежнейшими круассанчиками, которые готовила сама, лично. Она могла сварить, испечь, поджарить, потушить, запарить, разогреть, сварганить практически все, но выпечка получалась у Татьяны особенно пышной и хорошей. За что Вера Александровна ее и ценила – любила свежие булочки и пирожки к утреннему кофею.
Коньком же Татьяны считались именно круссанчики - маленькие, хрустящие, нежнейшие, буквально тающие во рту. Их Вера Александровна употребляла за завтраком не мене пяти-шести штук – разумеется, с теплым, слегка подтаявшим сливочным маслом и полезным для здоровья ягодным вареньем. О, она понимала толк в круассанах и умела их употреблять! А это, согласитесь, целое искусство.
Например, те, кто наносит на них холодное масло, чтобы быстрее проглотить за завтраком с чашкой растворимой бурды, именуемой почему-то кофе, поступает глупо и, прямо скажем, недальновидно, ибо убивает самую прелесть великолепных хлебо-булочных изделий. Намазывать на нежнейшие крауссанчики надо именно подтаявшее, податливое и слегка потекшее масло, ибо только так подчеркивается их незабываемый вкус и аромат. А если сверху еще капнуть чуть-чуть клубничного варенья, просто так, для красоты… Думаю, вы меня понимаете.
Но, к несчастью, этим утром выпечка у Татьяны не получилась. А виной тому была мерзкая соседская кошка Муська, давно повадившаяся лазить по чужим кухням. И не то, чтобы ее дома не кормили, нет, наоборот, пихали, как говорится, и в рот, и в попу, но чужой кусок всегда вкусней кажется... К тому же кулинарные таланты Татьяны намного превосходили способности ее коллег-поварих, вот и повадилась коварная Муська лазить в дом Веры Александровны.
Тем более что сделать это было весьма нетрудно – кухня располагалось на первом этаже, а рядом как раз росла ветвистая липа, с которой было очень удобно перепрыгивать на подоконник, а затем, через, форточку, на кухню. Татьяна наглую Муську регулярно гоняла – не потому, что не любила кошек, наоборот, у нее в квартире жили целых два представителя усатых-полосатых – Маркиз и Цыган (ясное дело, коты), но потому, что ценила в доме прежде всего порядок. А если мурка ворует (причем не от голода – эта версия отпадала сразу, ввиду гладкости и толщины упомянутой разбойницы), а лишь по своей исключительной подлой натуре…
Вот тут Татьяна была беспощадна. Порядок – превыше всего! Хочешь получить вкусненькое – сиди и терпеливо жди, пока добрая кухарка обратит на тебя внимание и благосклонно кинет кусочек. А еще лучше – ласково потрись о ее ногу и заурчи умильно, выражая тем самым свою любовь и преданность.
Так ведь нет! Проклятая Муська ласкаться не умела и не хотела. Она сидела на ветке, выжидая момент, когда Татьяна отвлечется или выйдет из кухни, а потом ловко пробиралась через форточку (и это при ее немалых размерах!) и сжирала все, до чего могла дотянуться. Прежде всего разные вкусности – губа нее, прямо скажем, была не дура. Уминала нагло, жадно, с утробным ворчаньем и довольным мяуканьем...
Как только в коридоре звучали шаги Татьяны, бросала добычу и стрелой вылетала через форточку наружу. И там, на ветке, с безопасного расстояния, с неописуемым торжеством смотрела, как несчастная кухарка ругает ее последними матерными и прочими неприличными словами. Видимо, Муське доставляло особое удовольствие злить ее…
Татьяна, кстати, не раз просила хозяйку поговорить с соседями, чтобы те как-то обуздать свою ненормальную кошку, но Вера Александровна лишь отмахивалась – пустое! Во-первых, ей не хотелось ни с кем ссориться и выяснять отношения, а во-вторых, не раз указывала Татьяне, что та сама виновата – надо закрывать форточку. На кухне имеется мощная вытяжка, и надобности открывать форточку нет, однако Татьяна по своей закоренелой поварской привычке всегда держала ее открытой, чем и пользовалась вредная Муська. Ну, и, помимо всего прочего, это же кошка! Как ее усмирить? На цепь не посадишь – не собака, чай…
Да и вообще – из-за чего бучу поднимать? Ну, подумаешь, сожрала блюдце сметаны или еще что... Что, ее убудет, что ли? Денег у них достаточно, хватит еще на сто таких Мусек. А то и на и тысячу. Так что не приставай…
В итоге все эти разговоры заканчивались ничем – Вера Александровна не хотела принимать серьезных мер против наглой Муськи. А может, ее просто все это веселило. Тоже развлечение, в своем роде…

***

Но данным утром кошка превзошла саму себя. Пока Татьяна наливала жирные, свежие сливки в фарфоровый сливочник, чтобы нести к столу (Вера Александровна очень любила черный кофе со сливками), мерзопакостная Муська таилась за окном. Но, как только она вышла из помещения, воровским образом пробралась внутрь и ловко опрокинула сливочник. И принялась жадно лизать разлившиеся сливки... Давясь от удовольствия и громко урча, как заведенный белорусский трактор. Да так увлеклась, что не заметила, что кухарка вернулась...
Расплата последовала незамедлительно – Татьяна схватила первое попавшееся полотенце и ловко стеганула наглую воровку по голове. С сильнейшей оттяжкой... Та заорала благим матом (кому охота получать мокрой тряпкой по ушам!) и бросилась к спасительному окну. Но кухарка оказалась ловчее - перекрыла путь к отступлению. Еще два удара – и Муська постыдно ретировалась, обратилась в позорное бегство. Выскочила в дверь и с диким мявом понеслась по коридорам особняка. Торжествующая Татьяна со шваброй наперевес (схватила в качестве дополнительного оружия) тут же устремилась следом.
Погоня продолжалась недолго и завершилась полной капитуляцией Муськи – та была загнана под шкаф и забилась в самый угол. А потом жалобно замяукала, прося пардону... Но пощады ей не было – Татьяна вытащила рыжую воровку с помощью швабры и вздернула за шкирку. Глядите, мол, люди добрые, кого поймала! Бедная киска от страха закрыла глаза и прижала уши – должно быть, прощалась уже с жизнью (одной из своих девяти, разумеется). К счастью, все обошлось.
Татьяна ее отшлепала (не слишком сильно, она же не садистка), пару раз обидно ткнула мордой в мокрую тряпку (для назидания) и с видом победительницы выкинула на улицу. Будешь знать, как лазить по чужим кухням! Еле живая и униженная Муська понеслась к дому – зализывать раны и жаловаться на несправедливость жизни.
А Татьяна в великолепном расположении духа вернулась на кухню. Где к неописуемому своему ужасу обнаружила, что, увлекшись погоней, она совершенно забыла про круассаны, которые поставила в духовку. И те благополучно сгорели. Готовить новые времени уже не оставалось – Вера Александровна уже спускалась к завтраку.
Пришлось бедной кухарке падать в ноги хозяйке и виниться во всем. Вера Александровна и так была очень не в духе (неважно спала), а тут еще это… В общем, дала себя волю, наорала на бедную Татьяну. Оттянулась, как говорится, по полной. Кухарка лишь жалобно всхлипывала и виновато мямлила: «Извините, Вера Александровна, больше не повторится».
Вдоволь наоравшись, Вера Александровна несколько успокоилась, но отсутствие любимых круассанчиков не самым лучшим образом сказалось на ее расположении духа. И тут она вспомнила про вчерашнюю телеграмму…

***

Телеграмма была от Анечки Пеншиной, двоюродной племянницы Никиты Андреича. Вера Александровна всего два-три раза в жизни видела девушку. Ничем абсолютно не примечательную. Ну, разве только тем, что была молчалива и послушна – всегда старалась угодить богатому дяде и его величавой жене.
Анечка жила в каком-то Мухосранске, вместе с матерью, двоюродной сестрой господина Пеншина. И, естественно, мечтала вырваться из скучного городка. Но пока не получалось – средств не было. Впрочем, деньги в их семье отродясь не водились, да и откуда было им взяться – при папаше-алкоголике, нынче, слава Богу, покойном, и полунищей мамке? А каких-то пробивных способностей или особых талантов у Анечки, как мы сказали, не имелось. Многие расторопные и более шустрые ее подруги давно уже перебрались в столицу, тем более что Мухосранск был от Москвы относительно недалеко – всего-то триста с чем-то километров, но Анечка застряла.
Она гуляла по улицам и с презрением смотрела на своих сверстниц, которые по глупости рано, почти сразу после школы выскочили замуж, а теперь катали детские коляски и делали вид, что им и тут хорошо – мол, где родился, там и пригодился. Слава Богу, ей хватило ума отразить все домогательства местных донжуанов (как один - уроды и будущие алкаши), закончить библиотечный техникум и пойти работать по специальности. Оклад, правда, был у нее крошечный, но зато она могла теперь причислять себя интеллигенцией (какое-никакое, а образование) и свысока поглядывать на одноклассниц, которые, располнев и окончательно обабившись, тупо готовили мужьям обеды и возились с сопливыми ребятишками.
И одновременно она смертельно завидовала тем, кто не забоялся, рискнул все-таки покинуть отчий дом (да какой там дом – комнату в коммуналке или вообще в бараке), уехать в надменную, чванливую, богатую Москву и пробиться. Да, им сначала им было нелегко, не одну наволочку замочили горькими, солеными слезами, пока привыкали, но теперь все более-менее устроились: нашли хорошую работу, перебрались со съемных углов или общаг в собственные квартиры, купленные по дешевке у горьких пьяниц, а некоторые удачно вышли замуж (представьте себе, вот повезло - за настоящего москвича!).
Анечка же до смерти боялась большого, чужого города, а уж работать на рынке, морозить задницу по двенадцать часов в день, а потом еще ночью ублажать волосатого, чернявого хозяина... Не, это точно не для нее. Более того, скажу по секрету, Анечка, несмотря на свои двадцать пять лет, все еще была девственницей.
Как такое могло случиться, спросите вы, учитывая свободные (если не сказать больше) нравы в провинциальном городке? Тут следует упомянуть о ее матери, Варваре Николаевне, женщине нравов простых, но весьма строгих. Она, промучившись всю жизнь с мужем-алкашом, не захотела, чтобы ее единственная дочь так же испортила свою судьбу – в семнадцать лет принесла в подоле, а потом всю жизнь страдала… Она воспитывала Анечку в послушании и целомудрии – до свадьбы ни-ни, никому! И лучше уж выйти замуж за человека немолодого, но солидного, с должностью и положением, и при этом желательно – богатого…
Только вот со свадьбой пока не получалось… Те парни, что поумней да побойчей, давно перебрались из Мухосранска в Москву, закончили институты и провинциалка Анечка им даром была не нужна (самим бы пробиться). А оставшиеся в городе были такой швалью, что и смотреть не хотелось… Впрочем, мы об этом уже говорили. И куковать бы нашей Анечке одной еще много лет, если бы не письмо Варвары Александровны.
Та, в минуту сентиментальности (накатывало на нее время от времени), вспомнила о бедной родственнице и подумала: «А почему бы не выписать ее из Мухосранска?» Девушка она, кажется, неплохая, тихая и скромная, будет дармовой прислугой, а по совместительству – и компаньонкой. С ней можно появляться в обществе и как бы ненароком объяснять: «А это дальняя родственница покойного Никиты Андреича. Он, козел, ни копейки ей не оставил, а вот я по доброте своей душевной пригрела и приласкала». Благородно, черт побери! Да и в доме будет не так одиноко, а то иногда такая тоска нападает… Любовные утехи с милым Герой приедаются и хочется чего-то такого… Нельзя же трахаться все время, и поговорить с кем-то надо, поделиться своим, наболевшим. Как бы между нами, девушками…
А с Герой какие могут быть разговоры? Не поймет он, мужик он и есть мужик, существо грубое и примитивное. С прислугой же тоже особо не побалакаешь – не положено, со злюшками-подружками – тем более: будут, разумеется, кивать, охать и сочувствовать, а потом, подлые, по всему поселку растрезвонят… Да еще такого присочинят! Нет, с ними нельзя никак, а то и так уже много всяких разговоров ходит...
Вот и написала своей родственнице: почему бы, мол, тебе не пожить в Жуковке? Дом огромный, место найдется. Приодену, приобую, выведу в люди, а там, глядишь, и женишок сыщется. Нечего в Мухосранске киснуть, приезжай. Настоящую жизнь узнаешь...
Потом, по зрелому размышлению, правда, поняла, что совершила большую глупость, но было уже поздно – обещания назад уже не вернешь. Была, правда, еще надежда, что Анечка, как всегда испугается и не приедет, однако нет – на сей раз решила все-таки перебороть себя и прибыть в ужасную столицу, город греха и больших денег. То ли действительно надоело ей киснуть в Мухосранске, то ли очень уж замуж захотелось… Годы-то идут, двадцать пять уже. Короче, Анечка прислал телеграмму: «Встречайте».
И вот пришлось Вере Александровне посылать верного Геру в Москву, а потом отдавать приказ Клавдии Васильевне приготовить для гостьи комнату. Ту, наверху, самую маленькую… Ничего, что неудобно, девка-то молодая, потерпит. Не барыня, пусть привыкает. В этой жизни ничего даром не дается, уж она-то, Вера Александровна, знает об этом точно…
Вот и катил теперь Герасим навстречу своей судьбе…

***

Которая предстала в виде маленького, черного, скулящего комочка. Гера чуть было не раздавил его – чудом свой «мерс» остановил.
Тут надо пояснить: у Веры Александровны имелись две машины. Одна, шикарный «бентли», чисто для понтов, на нем она выезжала на светские мероприятия и в знаковые места типа того же спа-салона - чтобы все видели. А вторая – обычный «мерседес», рабочая лошадка, на которой Гера и разъезжал по всяким хозяйственным делам и надобностям. Вот на нем он и катил в Москву.
И на одном из поворотов Гера заметил впереди что-то живое и копошащееся. Резко дал по тормозам и, к счастью, успел остановиться - буквально в нескольких сантиметрах от кутенка. Выскочил из салона, поднял. При ближайшем осмотре непонятным существом оказался щенок – маленький, жалобно скулящий. Если судить по экстерьеру – метис кого с кем-то. Однако чрезвычайно умильный и симпатичный.
Такое иногда случается: мама – типичная дворняга, папа – не пойми кто, а ребятишки красивые и умненькие. А вот у породистых и знаменитых родителей часто бывает наоборот: хоть с генами все в порядке, а дети – прямо беда. Урод на уроде сидит и уродом погоняет…
Герасим машинально погладил щенка и задумался – что же с ним делать? Оставлять одного нельзя – наверняка попадет под колеса или же бродячие псы задерут. Он же совсем маленький, дурашка, ничего не соображает... Интересно, а как он здесь оказался? Может, выкинул кто, чтобы не возиться с приплодом? Утопить сразу, пока щенок был слепой, духу не хватило, вот и бросили на дороге – умирать медленной, мучительной смертью. Весьма типично для человека. Люди - существа добрые и вместо быстрой смерти любят обрекать беспомощных животных (да и друг друга тоже) на долгие и мучительные страдания...
Щенок почувствовал настроение Геры и, высунув розовый язычок, лизнул его в щеку. Гера удивленно провел пальцами по влажной щеке и вдруг понял, что не может, просто не имеет права бросить его тут. Пусть Вера Александровна говорит что угодно, но он возьмет кутенка к себе. В крайнем случае, пристроит к соседям, но обязательно - в хорошие, проверенные руки. Чтобы был под приглядом и присмотром…
Гера положил щенка под заднее сиденье машины (предварительно постелив большую тряпку, чтобы не испачкал салон), наломал ему печенья (жуй, поправляйся) и вернулся на водительское место. Щенок благодарно захрустел едой. А Гера удовлетворенно кивнул, завел мотор и покатил в Москву.

А это не одно и то же?

Стилистический прием.

Да, мне как и Сергею показалось, что вы немного свысока отнеслись к жанру , а значит - и к читателю

Эээ... Нет такого жанра - социально-эротический детектив, я его придумал. Основоположник, ткскзть.

Ну, нуар - Микии Спилэйн и иже с ними!

Глава третья

Как было сказано, день у Герасима действительно не задался. Сначала проколол шину на самом выезде из поселка - какой-то чудак обронил на асфальт ржавую железяку с острым, режущим краем. А может, специально подложил из мелкой, пакостной зависти к богатеньким обитателям Жуковки (с местных уродов-алкашей станется). Пришлось возвращаться, что, как известно, дурная примета.
Только поменял колесо – какая-то сволочная пролетная ворона капнула на блестящий капот белой, мерзкой жидкостью. Хотя некоторые и считают, что это к удаче, но Герасим был иного мнения – к непорядку, а он непорядок очень не любил.
Наконец все сделал (поменял, протер, почистил) и двинул в Москву. И тут неожиданное происшествие со щенком... Слава богу, что все обошлось, кутенок жив остался. Но настроение было уже окончательно испорчено. Вот ведь невезенье!
Гера почти полчаса простоял в ближайшем примкадье, пытаясь въехать в запруженную машинами столицу, а затем долго и нудно тащился по пробкам, добираясь до площади трех вокзалов. Город плавился от летней жары, как сырок на кухонной батарее, асфальт буквально прилипал к шинам, а над раскаленными от солнца улицами висело какое-то нехорошее марево. «Не к добру, - думал Герасим, - скорее всего, ливень будет». Значит – еще большие пробки и заторы, ведь, как известно, в Москве любой мало-мальски продолжительный дождь оборачивается катастрофическими последствиями – вселенскими потопами и Ноевыми ковчегами в виде автомобилей, плавно плывущих по залитым мутной жижей улицам.
Гера покружил вокруг Комсомольской площади, пытаясь найти стоянку, но не удалось – все места были давно и прочно заняты ушлыми таксистами. Плюнул на это дело и бросил «мерина» в ближайшем переулке – время уже поджимало. Отправился исполнять поручение на своих двоих – так быстрее.
Ярославский вокзал встретил Геру чемоданной суетой и полной неразберихой – понять, что, куда и во сколько прибывает, было совершенно невозможно. В конце концов, удалось узнать, что нужный поезд вот-вот подойдет к платформе три, и нумерация вагонов будет с конца. Интересно, вяло подумал Гера, помогла ли хоть кому-то эта полезная информация? Несмотря на все громко-хриплые объявления по вокзальному радио, встречающие все равно бегали, словно ошпаренные, вдоль поезда, пытаясь найти нужный вагон.
Гера суетиться не стал, справедливо полагая, что провинциалка Анечка побоится сама добираться до метро, будет ждать в купе. Так оно и вышло. Гера вошел в вагон, когда все пассажиры уже покинули его, и не спеша проследовал в четвертое купе. Там его ждало худенькое, белобрысенькое и испуганное существо в больших стрекозиных очках на маленьком, остреньком носике.
При ближайшем рассмотрении существо оказалось почти безгрудым и беспопым – видимо, пошло в двоюродного дядю, Никиту Андреича, который телесным богатством и мускулатурой не отличался.
«Я Аня, - пропищала девушка и ухватилась за чемодан, пытаясь стащить с полки. Гера, как истинный джентльмен, без труда снял не слишком тяжелый баул и, взяв в левую руку, легко понес к выходу. Анечка с двумя сумками наперевес поспешила следом. В них что-то подозрительно звякало и звенело. Герасим покосился на сумки, и Анечка поспешно объяснила: «Компоты и соленья, мама с собой дала. Вам в подарок. Сами все сделали! У вас, небось, таких в Москве нет…»
Гера мысленно пожал плечами – нашла, что тащить в столицу. Были бы деньги, а в Москве найдется все. Хоть свежая клубника в январе, хоть снег жарким летом. Не вопрос. Точнее, вопрос только в сумме, которую вы готовы выложить. А так – любой каприз за ваши деньги.
Гера шел, прокладывая путь, раздвигая людскую суету, как ледокол «Ленин». Худенькая Анечка семенила следом, стараясь держаться в кильватере и не отставать. Но утренние неприятности еще продолжались.
На одном из поворотов на бедную провинциалочку налетела бабища с доверху нагруженной сумкой-тележкой – неожиданно вырулила навстречу. Девушка неловко оказалась у нее на пути и была буквально сметена с дороги. Стопудовая бабища (о таких говорят – поперек себя шире) легко впечатала невесомую девицу в кирпич стены и еще недовольно буркнула: «Глядеть надо, куда прешь, дура очкастая!» Несчастная Анечка больно стукнулась о каменный выступ и стеклянные банки жалобно звякнули. Из торбы потекла пахучая жидкость. Судя по сильному и характерному запаху – огуречный рассол.
Слезы выступили на глазах у бедной девушки – везла-везла, почти до самого места доставила, и на тебе! Разбила. Вот горе-то! Что теперь дарить любимой тетушке и ее чадам-домочадцам? Бабища же, видя растерянность и слезное расстройство провинциалочки, разошлась еще сильнее – уперла руки в боки и стала прилюдно поливать ее всякими гнусными словами, общий смысл которых сводился к двум известным сентенциям: «дура безмозглая» и «понаехали тут».
Анечка уже готова была провалиться сквозь вокзальную землю – только что прибыла в Москву и так обмишурилась! Что о ней подумают приличные люди? Тетушка, например, или симпатичный Герасим? Она была уже почти в полуобморочном состоянии…
Резко запахло скандалом, вокруг стал собираться народ, предчувствуя бесплатное представление. Зеваки с интересом смотрели за тем, как бабища чихвостит несчастную девушку, а некоторые даже подначивали – так ее, телку приезжую!
Гера обернулся, резко затормозил и решил вмешаться. Во-первых, он не любил скандалов и ненужных осложнений, а во-вторых, ему просто стало жаль Анечку. Действительно, чего бабища на нее накинулась? Самой надо было смотреть, куда прешь, тем более с такой сумищей, которую впору назвать амбаром на колесах, а не сумкой-тележкой, призванной облегчить приятную процедуру приобретения товаров в магазине.
Герасим подошел к Анечке, взял из ее рук протекшую сумку и молча впихнул бабище. Та инстинктивно схватила и прижала: сработал вековой рефлекс советского человека: «дают – бери». А Гера, легко ухватив Анечку, быстро потащил ее прочь. Он уже знал, что сейчас будет.
И не ошибся: вдогонку ему понесся истошный вопль, очень похожий на крик подраненного в джунглях дикого африканского слона (скорее даже - целого стада слонов). Мерзкая бабища наконец сообразила, что именно ей досталось. Но было уже поздно – любимое платье оказалось окончательно и бесповоротно испорченно.
И поделом ей, грубой и наглой бабище! Забыла, небось, как почти сорок лет назад сама вот точно так же, ранним летним утром, прибыла в Москву, сжимая в руках фанерный чемоданчик с нехитрым барахлом и сумку с домашней провизией? Как испуганно озиралась вокруг, боясь городской суеты, дрожала вся, словно маленький лесной зверек, оказавшийся внезапно посреди шумной улицы? Ее-то ведь никто не встречал и не привечал – кому она нужна, провинциальная дурища из далекого Зажопинска?
Пришлось самой добираться до окраинного московского общежития, где жили такие же, как она, молодые работницы - малярши, штукатурщицы и плиточницы, выписанные для строительства новых домов для московских очередников. Столица успешно выполняла планы партии и правительства по переселению жителей из бараков и коммуналок в пятиэтажки, метко названные в народе хрущобами, вот и требовалась рабочая сила.
Запамятовали вы, небось, Наталья Павловна, как жили в комнате с пятью другими девицами, завистливыми и жадными, как горбатились с утра до ночи на холодном ветру, под снегом и дождем, стараясь сдать очередную новостройку к ноябрьским или майским праздникам, чтобы получить жалкую премию? Не помните уже, как бегали в единственном приличном платье, купленном на деньги, сэкономленные от завтраков и обедов, в местный клуб на танцы? Хоть до смерти хотелось просто выспаться… Как мечтали словить какого-нибудь, пусть самого пропащего, но московского женишка?
И словили-таки – на свою голову. Точнее, на шею. Прописались к мужу в комнату в коммуналке и стала тащить все его семейство. Долго вы терпели алкаша и неудачника, не умеющего ни работать, ни в постели удовлетворить, пока не помер он от проклятой водки. Пришлось вам одной поднимать двух малышей, Машку и Мишку. От свекрови, вредной и злой Лидии Николаевны, помощи почти не было – только губы презрительно кривила и морду кочевряжила: «Сама крутись, лимита поганая, для того тебя и взяли!» Да еще за сестрой мужниной, Ленкой, инвалидкой убогой, ухаживать пришлось, но та хоть тихою была…
Забыли вы, Наталья Павловна, как горбатились и молчали, пока не дали вам убогую квартирку на самой окраине, у нефтеперерабатывающего завода, от которого круглый год плыла по округе невыносимая вонь? Не вздохнуть, ни охнуть. Какая там, на фиг, экология – тогда и понятия такого не было. Живи и терпи. И говори спасибо, что хоть это дали… Но все равно ведь счастье было, такая радость, что хоть в пляс пускайся! Свободна, свободна!
Вот тогда и смогли вы впервые вздохнуть полегче и почувствовать себя почти человеком. Со временем заработали пенсию, схоронили, как пришло время, злую свекровь и несчастную золовку, пристроили детей в хорошее место и посвятили себя любимому делу – шести загородным соткам, на которых выращивали все, что может расти в суровом нашем климате. А теперь раздобрели, разъелись, стали в себе уверенной и даже наглой, и сами теперь свысока поглядываете на тощих, голоногих провинциалок, которые спешат в столицу за призрачным девичьим счастьем. Вы полагаете себя уже коренной москвичкой, и жизнь, как говорится, удалась.
И вот на тебе – испорчено любимое платье, за которое на рынке плачено, между прочим, очень немало… Гера, благополучно миновав еще пару препятствий, дотащил-таки полуживую Анечку до своего «мерина». И усадил на заднее сиденье – пусть приходит в себя и отдыхает. А сам пока закурил…
«Ой, а кто это тут?» – раздалось сзади. Герасим обернулся: найденыш дружелюбно обнюхивал новую знакомую. Особенно его заинтересовал аромат огуречного рассола, которым прочно пропитались тряпичные туфли Анечки.
- Это Кутя, - церемонно представил его Герасим, - нашел только что. Ну, и подобрал из жалости…
- Ах, какой миленький, какой хорошенький, - запищала Анечка и стала усиленно наглаживать симпатичного Кутю.
Тот не возражал – приятно, когда тебя ласкают. Так они и поехали – Герасим шоферил, а Анечка забавлялась живой игрушкой. И, кажется, уже почти забыла о досадном вокзальном недоразумении. Лишь туфли ее как-то подозрительно и неприлично пахли…

Граф, с удовольствием читала... ровно до того момента, как Герасиму попалась на дороге собачка...
А собачка останется жива? Скажите, а то дальше страшно читать. Я серьезно

Поэтому я и прошу совета - кого убить? Собачку бы тоже хотел оставить в живых...

Я бы мадаму. Собачку оставьте - жалко!

***

Вопреки опасениям Герасима, Вера Александровна к щенку отнеслась благосклонно – пусть живет! Чай, не объест, а всё развлечение. И еще одна живая душа в доме…
Вера Александровна домашних животных не любила, ни мурок, ни собачек, ни даже попугайчиков с рыбками никогда не держала, но тут вдруг проявила милость. То ли настроение у нее к вечеру переменилось, то ли жалостливый вид щенка так подействовал. Спросила лишь:
- А почему ты его Кутей назвал?
- Так маленький совсем, кутенок еще, - пояснил Герасим, - и неизвестно еще, кто это - он или она. А так и туда, и сюда можно.
Половая принадлежность щенка была немедленно исследована, и после небольшого консилиума достоверно установлена. Решили, что это кобелек. Что же, еще лучше, подумал Герасим, не придется следить и, если что, возиться с приплодом. Мужик, как известно, гуляет на стороне и там же свой грех оставляет, а баба все в дом тащит...
Прибывшую родственницу Вера Александровна осмотрела и решила – неловкая, необщительная, да еще не красавица, пристроить замуж будет проблема. С другой стороны, так оно, может, даже лучше – меньше парни вокруг увиваться будут, значит, и отгонять их поганой тряпкой не придется. Тиха, смирна, неказиста – ну, и слава Богу. В общем, она к Анечке отнеслась тоже весьма благосклонно.
Кутю временно поселили на кухне – поближе к еде, а гостье отвели комнату на третьем этаже, под самой крышей. По идее, это была каморка для прислуги, но сейчас временно пустовала.
Вера Александровна не любила, когда в доме живут посторонние (кроме Геры, разумеется), а потому всех работников селила отдельно или вообще нанимала приходящих. Повариха Татьяна и горничная (она же экономка) Клавдия Васильевна жили в собственных квартирах в Жуковке-2, поселке для обслуги, а садовник (по совместительству сторож и на все руки мастер) Степан – в маленьком домике на самом краю участка.
О последнем стоит сказать особо. Был Степан мужиком уже в возрасте, серьезным и работящим, но, как и многие у нас на Руси, сильно пьющим. Достался он Вере Александровне тоже по наследству – долгие годы преданно служил Никите Андреичу, а после смерти перешел к ней, так сказать, вместе с домом. Степан одно время пытался занять место под теплым бочком безутешной вдовицы, но тут же получил в лоб – такие обмылки Вере Александровне, женщине разборчивой и со вкусом, не нужны. Другое дело – видный и мускулистый Гера…
Степан со своей участью вроде бы смирился, но горькую обиду затаил. Он смертельно завидовал Герасиму – и потому, что тот жил с хозяйкой, и потому, что пользовался всеми ее дарами и благами, как телесными, так и материальными. Катался, как говорится, словно сыр в масле. Горе свое Степан регулярно заливал вином и водкой, однако меру свою знал и лишнего себя не позволял. Потому и держался пока на денежном месте…
Пил он в основном вечером, после работы, прямо у себя в каморке. Вера Александровна специально поселила его на самом краю – с одной стороны, глаза не мозолил, а с другой – всегда под рукой, если что понадобится. В особняк его обычно не пускали. Степан был как дворовый пес – жил в конуре, сторожил дом…
У него были простые и понятные обязанности: следить за садом, подметать дорожки, чистить бассейн, ремонтировать иногда сантехнику (если не особо сложная проблема), а еще выполнять функции сторожа - бдить и следить. Что для него было несложно - спал чутко и часто выходил ночью на крыльцо подымить (курильщиком был заядлым).
Степан пытался приучить к своим вечерним попойкам и Герасима, но тот с презрением отверг эти гнусные поползновения. Гера спиртное не любил, если и пил, то только хорошее вино (один-два бокала, не больше) или импортное пиво (только в особо жаркие дни). Вот и квасил Степа в одно свое рыло. Ставил перед собой бутылку водки (реже – вина), нарезал нехитрый закусон, включал телевизор и сидел так до глубокой ночи, бездумно переключая с канала на канал и потягивая пойло. Да еще время от времени выходил на крыльцо – считал, что на свежем воздухе любая сигаретка кажется вкуснее. Тоже был ценитель, в своем роде.
А рано утром хмурый и небритый, Степа принимался за обязанности – мел, убирал, чистил, чинил, копал, сажал, обрезал и так далее. Зато днем он мог позволить себе храпануть пару-тойку часиков - после обеда, когда все обитатели особняка тоже придавались телесной неге и общению с Морфеем. Дневным сном он компенсировал свое ночное бдение.
Другие работницы особняка, Татьяна и Клавдия Васильевна, имели свои квартирки в Жуковке-2. Несколько серых, кирпичных пятиэтажек, построенных в советские годы, предназначались именно для обслуги. Квартиры в них давали людям, трудившимся в закрытом совминовском санатории «Бор». Повара, медики, горничные, техработники и т.д. должны были обслуживать высокопоставленных советских чиновников, отдыхающих в этом славном месте. В бурные девяностые «Бор» вместе с участком быстро продали, и на его месте выросли здоровенные каменные особняки. В которых поселились весьма влиятельные люди...
Теперь весь бывший обслуживающий персонал санатория батрачил на новых хозяев и возносил Богу хвалу за то, что эти леса и поля приглянулись столичным миллионерам. А то остались бы они без работы, сидели бы, как и все, на нищих пенсиях или вообще – на хлебе с водкой. А так – работой обеспечены, платят изрядно. А главное – не надо каждый день мотаться в ненавистную, спесивую Москву. Вставать в пять часов утра, до зари, бежать на станцию, чтобы успеть на первую электричку, сорок пять минут стоять на одной ноге в переполненном вагоне, а потом еще давиться в метро… Вечером – то же самое, но в обратном направлении. И по дороге успеть заскочить в магазин, чтобы купить что-нибудь на ужин. А то в поселке цены такие…
А что вы хотите: Жуковка-2 тоже стала местом престижным, по-своему дорогим – рядом же с поселком настоящих миллионеров! И если тебе жить здесь не по средствам – скатертью дорога. Обитателям уже не раз и два предлагали продать квартиры, участки и перебраться в более дешевые (но и более отдаленные) места. Кто-то соглашался и уступал, позарившись на немалые (по здешним меркам) деньги, кто-то – оставался.
Большинство обитателей Жуковки-2 крепко держались за свои квадратные метры, прекрасно понимая их истинную стоимость. Продашь – и все, другого шанса выбиться в люди (пусть не тебе самому, а твоим детям) уже не будет.
Сдавшимися и уехавшими были в основном местные алконавты, которым все равно, где пить, лишь бы было на что. Остались в основном люди трезвые и работящие, понимающие, что такую хорошую (и близкую к дому) работу им больше негде не найти.
Да, приходилось ломать себя, угождать и кланяться, и еще терпеть презрительное, хамское отношение молоденьких жен миллионеров и их избалованных, наглых деток, а что делать? Тут либо деньги, либо - гордость. Большинство благоразумно выбирало первое – пусть унизительно, зато сытно. А свободная голытьба – вон она, под забором валяется. Пьяная в сиську. Хочешь быть таким? Нет? Тогда молчи и делай, что тебе говорят. А если правильно выбрать время и подкатиться к хозяину… Можно кое-что для себя попросить. Или для своих детей.
Например, устроить сына, дочку в хорошую компанию. На настоящую работу, чистую – в офисе бумажки перебирать. Чтобы и деньги хорошие платили, и чтобы не особо напрягаться. Тогда сынок, глядишь, со временем и сам в люди выбьется, квартиру в Москве купит, а красавица-дочка приличного мужа найдет, а не какую-нибудь местную рвань…
Вот так и жили обитатели двух Жуковок – одни в роскошных особняках, хозяева жизни, другие – в скромных квартирках на самой ее окраине, прислуживая и угождая. Как некогда изрек известный советский политобозреватель, «два мира – два Шапиро». Что-то вроде того.
И ничего было не изменить: жизнь такова, какова она есть, и больше – ни какова. Выбор у обитателей второй Жуковки, в сущности, был простой: либо ты усиленно барахтаешься и плывешь наверх, либо складываешь лапки и постепенно опускаешься на дно. Третьего не дано.

Глава четвертая

Появление Анечки внесло в жизнь Веры Александровны приятное разнообразие. Во-первых, появился повод чаще бывать в свете – чтобы представлять бедную родственницу: «Это наша Анечка, племянница покойного Никиты Андреича. Да-да, из провинции. А что вы хотите? Там тоже люди живут. Ой, и не говорите – ничего не знает, ничего не умеет, всему учить приходится! Но что делать – все-таки близкий человек, хотя и не родная кровь…»
В глазах знакомых Вера Александровна выглядела очень благородно и даже несколько страдательно – пригрела бедную девочку, взвалила на свои плечи (впрочем, отнюдь не хилые) лишнюю обузу… И приодеть, и прибудь надо…А это такие деньги!
Надо скзазть, что в вопросах гардероба Анечка проявила немалый вкус и придирчивость – брала только то, о что было сейчас модно. Самое последнее, самый писк сезона. Никаких старых, прошлогодних вещей, Боже упаси! Так, дорогими и яркими шмотками, она компенсировала свою серость и невзрачность. Впрочем, фигурка у нее оказалась отличной, и большинство вещей смотрелось на ней просто превосходно.
В итоге, после хождения по бутикам и немалых затрат Бедная Анюта стала выглядеть весьма даже стильно. По крайней мере, ее провинциальная лохушность теперь уже не так бросалась в глаза. Правильно говорят – одень пень, березкой покажется.
Во-вторых, Вера Александровна приобрела в лице племянницы задушевную собеседницу, компаньонку. Она могла делиться с ней буквально всем, изливать, так сказать, душу, и при этом не опасаться, что интимная инфа попадет к пронырливым журналистам, которые так и шныряют вокруг Жуковки, надеясь выведать (точнее - вынюхать) что-нибудь скандальное…
Например, подслушать в модном спа, что красавица-дочка известного олигарха – беспробудная пьяница и уже несколько раз лежала в частной клинике, но от пагубного пристрастия так и не вылечилась. Или случайно узнать, что супруга немолодого магната – настоящая нимфоманка, обожает молодых мальчиков, которых снимает в фитнес-клубах. При этом меняет их со скоростью перчаток…
И вся эта гнусность густым потоком лилась со страниц «желтых» изданий, вызывая дикую истерию и нервные припадки у тех, о ком говорилось. Впрочем, справедливости ради стоит сказать, что обитатели Жуковки нередко сами сливали журналистам скандальную информацию - чтобы засветиться. Желательно – на первой полосе, крупным планом, во всю морду лица. Правильно - любой пиар хорош, кроме некролога. Это первый закон светской жизни, который отлично известен всем обитателям Жуковки.
Светские львы и львицы точно знали, что без пиара (даже самого черного и дурно пахнущего) нынче никак - не будет тебе ни славы, ни публикаций. Хочешь, чтобы о тебе писали, давай для этого повод. Или, по крайней мере, сам распускай о себе скандальные слухи. Тогда твоя красиво отфотошопенная мордочка будет мелькать на обложках глянцевых журналов - на зависть сволочным подружкам-подлюшкам.
Вера Александровна данными приемами никогда не пользовалась. О ней и так часто говорили, хватало сплетен и слухов. А лишние скандалы ей были совершенно ни к чему.
Надо сказать, что она не совсем правильно вписывалась в светское общество. Среди обитателей Жуковки Вера Александровна слыла бабой простой и грубой, настоящей хабалкой. Под ее горячую руку старались не попадать. В плохом настроении она могла запросто послать любого высокопоставленного чиновника или даже олигарха далеко и надолго, невзирая на его богатство. А их молодых светских жен – и еще дальше. Отправить, так сказать, в пеший эротический поход…
Связываться с ней никто не хотел. Во-первых, она была весьма остра на язычок и в выражениях не стеснялась (сказывалось дикое дворовое детство), а во-вторых никого не боялась. Ее состояние позволяло свысока (или, по крайней мере, вровень) смотреть на всех и жить так, как хочется, никого не стесняясь. Но все же законы света, гласные и негласные, Вера Александровна в основном соблюдала. Или, по крайней мере, старалась. Как говорится, с волками жить, по-волчьи выть.

Но вернемся к нашей Анечке. Итак, приодетая и приобутая, она приготовилась к следующему шагу – удачному замужеству. Да вот беда: за душой ни гроша. И об этом знали все. А потому упакованные и модные мальчики из хороших семей на бедную Анечку даже не глядели, а уж мускулистые красавчики-альфончики из фитнес-центров – и тем более. Увы, в наше подлое время без денег нет любви…
Анечка весьма переживала из-за этого, но никому об этом не рассказывала. И никогда не жаловалась. И это правильно – надо всегда делать вид, что у тебя все хорошо, люди тебя будут хоть как-то воспринимать. А нытиков и неудачников никто не любит…
Анюта же была девушкой умной и прекрасно понимала, что в ее положении скулить просто глупо. Надо держаться и надеяться. Может, еще улыбнется ей счастье, встретит она своего принца на белом коне… Главное, не зевать при случае – чтобы первой схватить и никому не отдавать. А если принца в ближайшее время не будет, то можно взять и то, что имеется... Тоже вариант. Принцев, вот беда, на всех всегда не хватает...

Вера Александровна таскала племянницу почти каждый день и туда, и сюда, но молодые люди, узнав, что Анюта – лишь приживалка в доме богатой тетушки, кривили рты и отворачивались. Что несколько задевало уже саму Веру Александровну – выходит, она не такая уж и крутая, раз с ней не спешат родниться…
На рауты дам всегда сопровождал Герасим. Он доставлял их к месту, а потом терпеливо ждал в машине, когда навеселятся. Сам он эти мероприятия не ходил. Во-первых, Гера был человеком абсолютно не светским и тусовок не любил, а во-вторых, он не хотел чувствовать себя стесненно. Ведь кто он, если разобраться? Обыкновенный шофер, наемный работник, вот и должен знать свое место.
Во время ожиданий Гера общался в основном с такими же, как он сам, охранниками и водителями. Среди этих ребят он мог быть самим собой - простым, веселым парнем. Гера даже обедал вместе с ними на кухне (если, конечно, кормили), хотя на правах официального любовника Веры Александровны мог бы питаться и в зале. Но не хотел. Уж мы лучше по-простому…
Такая скромность избавляло Геру многих неловкостей, и в частности - от косых взглядов местных альфонсов и двусмысленных ухмылок завсегдатаев салонов – вот герой-любовник Веры Александровны, смотрите каков! Кое-кто из светских львиц, кстати, был не прочь закрутить с ним роман - проверить, так сказать, на вшивость, а заодно позлить госпожу Пеншину. А то строит из себя тут!
Гера понимал, что от него хотят, и проявлял стойкость. Известно ведь - поиграют, позабавляются, а затем будут большие неприятности. Вера Александровна, как и все женщины, была дамой весьма ревнивой и могла устроить такое… За посуду потом не рассчитаешься.
Вот и не стоит давать ей повода для беспокойства. Без приключений – оно как-то лучше. Гера старался вообще среди тусовочных персон не появляться, чтобы не попасть под прицел светских репортеров. А то напишут, насочинят… Оправдывайся потом... Его дело - отвезти изрядно уставшую Веру Александровну домой, дотащить до кровати и бережно уложить. И для него достаточно.

Прочла на первой странице. Показалось, слишком много телесного. Вообще вокруг этой темы все выстроено.
И я всегда думала, что автор убивает кого-то из героев еще до того, как садится писать детектив.

Это только Дарья Донцова. Она женщина кровожадная - в каждом романе куча трупов.
А я писатель мирный, человеколюбивый. Вот и мучаюсь.

Не знаю, как другим, но я восприняла как повторы:


и

Да, может быть.

***

А теперь вернемся к нашему другому персонажу, Куте. За прошедшие месяцы он сильно вырос и превратился из хилого, нескладного заморыша в симпатичного, холеного кобелька, весьма проворного, шустрого и игривого.
Кутя обожал Геру и доброжелательно относился ко всем прочим обитателям особняка. Вот только со Степаном у него отношения как-то не сложились – должно быть, чувствовал, что тот завидует Гере и тайно желает ему неприятностей. Собаки, в отличие от людей, все чувствуют и отношения между людьми понимают правильно…
Герасим держал Кутю в основном в гараже – соорудил для него что-то вроде теплой и удобной конуры. Что было логично: собака шофера должна жить в гараже, то есть охранять и стеречь машины. А то кормить не будут.
В парадные комнаты Гера своего питомца не пускал - боялся, что тот наделает лужу на наборные итальянские паркеты или, не дай Бог, навалит кучу на дорогущие восточные ковры, устилающие спальню и гостиную Веры Александровны. Тогда все – крика и скандала точно не избежать. Кроме того, Вера Александровна нередко бывала по утрам не в духе, и тогда попадаться ей под руку категорически не рекомендовалось.
Все обитатели особняка помнили случай, когда какой-то соседский кот, мучимый половым вопросом, устроил под окнами Веры Александровны ночной концерт, призывая на свидание окрестных мурок. Его нестерпимое, мерзкое мяуканье так разозлил спокойную и добродушную хозяйку, что та устроила на мерзкое животное настоящую охоту.
Она вооружилась метлой и лично организовала наступление на подлого кота, чтобы уничтожить его по всем правилам военного искусства. К операции были привлечены все имеющиеся в наличии силы и средства, а именно: садовник Степан, кухарка Татьяна и, конечно же, верный Герасим.
В результате слаженного и быстрого маневра кот был загнан в угол и примерно наказан – Вера Александровна обрушила на его голову всю тяжесть дворницкой метлы. И не один раз… А затем погнала ошалевшего от ужаса котяру вдоль по улице, пока тот с отчаянным мявом не скрылся в кустах. Причем пару раз Вера Александровна так ловко заехала ему метлой по спине, что, казалось, бедное животное откинет на бегу лапы…
К счастью, у кота оказалось действительно девять жизней, и он уцелел. А вот бедный Кутя от подобного удара скончался бы сразу. Потому Гера, зная вспыльчивый нрав и тяжелую руку своей хозяйки, решил держать его подальше от парадных комнат. Чтобы, так сказать, не искушать судьбу…
Он часто возился со своим любимцем. Как только впадала свободная минута, бежал в гараж и ухаживал за щенком – гладил, расчесывал, кормил и даже лично купал. Гера на свои деньги приобрел для Кути дорогой кожаный ошейник и написал на нем свой телефон. Чтобы позвонили, если, не дай Бог, он потеряется...
Кутю старались за ворота не пускать – вдруг и правда убежит по молодости или попадет под колеса проезжей иномарки? Была еще одна опасность - его могли украсть завистливые обитатели Жуковки-2. Щенок-то вырос очень красивым - черная, гладкая шерстка, карие, чрезвычайно выразительные глаза… Загляденье, а не собачка! Местные бездельники-алкаши вполне могли спереть его и продать в соседнем дачном поселке, где отдыхали приезжие москвичи. Наверняка купили бы для ребенка – очаровательная живая игрушка! И ищи-свищи потом бедного Кутю по всему дачному поселку, доказывай кому-то что-то…
Гера души не чаял в своем питомце, и щенок платил ему самой искренней и преданной любовью. Кухарка Татьяна также считала своим святым долгом позаботиться о несмышленыше, накормить его и напоить. Причем всегда получалось так, что Куте доставались самые лакомые кусочки из хозяйского обеда. Щенок быстро отъелся и покруглел, и это, надо признать, ему очень пошло – он стал еще милее и забавней. Так и хотелось прижать к себе и потискать!
Кутя, кстати, быстро разобрался с воровкой Муськой. Когда мерзкая кошка в очередной раз появилась возле кухни, мечтая самым подлым образом что-нибудь стащить, он вылетел из кустов и решительно пошел в атаку. Муська, не ожидавшая смелого и внезапного нападения, мгновенно взлетела на ближайшее дерево. И ей пришлось долго сидеть на нем, оглашая окрестности жалобным воем...
Она не могла спрыгнуть - Кутя бдительно стерег внизу, а отогнать щенка было некому. Герасим повез Веру Александровну и Анечку на очередной светский раут, а Татьяна, наблюдавшая за происходящим из кухни, принципиально решила не вмешиваться – поделом же наглой воровке, будет знать, как брать чужое! Получай, мерзавка, еще раз, если прошлого урока оказалось мало!
Возбужденный победой Кутя бегал вокруг дерева, не давая Муське слезть, а то страдальчески мяукала на ветке. В конце концов, ее спас Герасим, возвратившийся поздним вечером в особняк. Он оттащил Кутю в гараж, и Муська получила возможность спастись бегством. Что немедленно и сделала. После этого она уже никогда не появлялась возле особняка, справедливо полагая, что даже самая вкусная еда не стоит того, что чтобы рисковать своей шкурой.

И еще одно обстоятельство надо отметить. Садовник Степан при появлении Анечки тоже значительно переменился: стал гораздо меньше пить и принарядился - надел новую рубашку с галстуком. Мол, он тоже мужик, причем вполне серьезный и основательный. И не такой уж старый, если разобраться. А что на вид далеко не Ален Делон – так это жизнь такая. Она, подлая, во всем виновата…
Он старался как можно чаше попадаться на глаза Анечке, благо, сделать это было совсем несложно - девушка любила прогуливаться по саду. При случае Степка заводил с Анютой умные разговоры и делал всяческие намеки. Типа – он человек положительный, работящий, но вот с личной жизнью как-то не сложилось… А так хочется жениться, чтобы была семья и домашний уют! Уж он бы свою супругу любил бы, буквально на руках носил бы, окружил бы, что называется, полной заботой и вниманием...
Расчет его был прост, как три копейки: раз не получилось с Верой Александровной, можно попробовать с племянницей. Пусть Анечка сейчас бедная, но надо же видеть перспективу. Вера Александровна не будет против, если он к ней посватается (все-таки столько лет живем бок о бок), а к свадьбе даст Анютке денег – в качестве приданого. Что, жалко ей, что ли, с ее-то богатством? К тому же - для близкой родственницы, фактически - единственной. Чай, не обеднеет… А потом, после свадьбы, устроит его на хорошее место. Все-таки он будет уже членом семьи, и неприлично держать его в садовниках…
А ему хочется должности посолидней и поденежней! Полтинник, считай, уже давно разменял, а все в садовниках да садовниках. Надоело уже ходить в прислугах, работать на чужих, хочется самому быть хозяином - чтобы имелись и положение в обществе, и деньги, и офис с длинноногой красоткой-секретаршей…
Вера Александровна все это ему устроит – как родному человеку. Надо лишь захомутать эту дуру Анютку и сразу заделать ей ребенка – чтобы больше никуда не рыпнулась. Вот тогда все будет в шоколаде.
Вера Александровна наверняка расчувствуется к бэбику (своих-то детей у нее нет), будет для него второй матерью (или бабкой – как хочется), окружит заботой и вниманием. Стареющие бабы ведь такие сентиментальные! Пусть потешится, поиграется, не проблема. Лишь бы регулярно деньжат подкидывала. А потом, через несколько лет, когда она состарится, наверняка завещает Аньке все свое состояние, а значит – и ему тоже... Надо лишь подождать… Зато после смерти Веры Александровны он будет по-настоящему богатым человеком. Вот тогда он и разгуляется, тогда отыграется за все долгие годы нищеты и унижения. Покажет всем, кто такой – Степан Аркадьевич!

Вот такие планы имелись у нашего садовника. Весьма заманчивые, надо сказать… Но вот беда - с женитьбой у него все никак не получалось. Анечка гулять по саду любила, но разговоров со Степаном не поддерживала, ограничиваясь лишь общими вежливыми фразами. Будучи девушкой умной, она давно поняла, к чему ведет Степан, и становиться ему помощницей в достижении будущего благосостояния не хотела.
Быть женой садовника? Фи! Увольте, не за этим она приехала в надменную Москву. И не за этим она терпела и терпит насмешливые взгляды и колкие замечания светских девиц за спиной. Здесь, в Москве, можно найти женишка и поприличней, особенно с такой-то тетушкой! Вхожей в настоящее светское общество… Ради своего будущего можно пока и потерпеть. И даже прикинуться скромницей и послушницей – до поры до времени... А такого добра, как Степка, везде навалом, хотела бы – давно бы замуж вышла, не выезжая из своего Мухосранска...
Поэтому Анюта все ухаживания Степана в упор не замечала, а прозрачные намеки игнорировала. Чем приводила садовника в злобное настроение. «Ну, погоди, краля, - думал он, - я до тебя доберусь! Дай только женюсь и до денег дорвусь... Отольются тогда кошке мышкины слезки! За всё на тебе отыграюсь – и за нищету беспросветную, и за унижения, и за вынужденное холопство…»
К счастью, Анюта его черных мыслей не читала, да и внимания на него вообще не обращала. Она пребывала в хорошем настроении и наслаждалась, насколько можно, жизнью и обществом. И еще ее сильно занимало одно обстоятельство, которое стало проявляться в последнее время. О нем мы сейчас и поговорим.

На самом интересном!

Глава пятая

Обстоятельство это заключалось в том, что Гера с некоторых пор стал уделять Анюте все больше внимания. Он и сам не понимал, почему его так тянет к бедной девушке. Внешне она, как уже мы говорили, была так себе (даже при наличии хорошей фигуры), никакими талантами не блистала, да к тому же ее провинциальность еще сильно чувствовалась. Но было в Анечке что-то такое… Что-то нежное, беззащитное, доброе.
Герасиму так и хотелось взять ее под крыло, прижать, согреть, приласкать. На худой конец – просто по голове погладить. Сама ее фигурка, худенькая, стройненькая, уже вызывала у него жалость, особенно в сравнении с фундаментальными телесами Веры Александровны. Вот ее-то точно нельзя было просто так приголубить и погладить. Разве что только по собственной просьбе. Да и то – очень осторожно и бережно…
Ухаживания за Анечкой со стороны Герасима сначала были почти незаметны. И неосознанными даже для него самого – то руку подаст, то поможет тяжелые сумки до дома дотащить (обычно Анюта ездила с ним в супермаркет за провизией), то еще что-нибудь приятное сделает. Это всеми воспринималось как его обычные вежливость и услужливость – Гера точно так же заботился и о других обитателях дома. Джентльмен, что ни говори…
Но постепенно все начали замечать (а у женщин, как известно, на это глаз наметанный, да и ушки на правильном месте – на макушке), что Герасим стал проводить с Анечкой все больше и больше времени. Развлекал ее разговорами во время утреннего чая (пока Вера Александровна вставала и приводила себя в порядок), сидел у телевизора, просматривая скучные женские сериалы (что для мужика вообще подвиг), составлял компанию во время прогулок в саду.
Последнее, кстати, просто бесило Степку – он считал сад своей личной вотчиной и полагал себя в нем хозяином (после Веры Александровны, конечно). Следовательно, Анечка, гуляющая по желтым, аккуратным песчаным тропинкам, тоже как бы принадлежала ему. По крайней мере, в его понимании. А тут Герасим!
Мало того, что он мешал правильному окучиванию Анюты, так еще и откровенно насмехался над ним! То замечание обидное сделает – дорожки, мол, плохо подметены, Вера Александровна будет недовольна, то на запах изо рта указывал – несет, мол, как из винной бочки... А какое, спрашивается, его дело? Он что, главный здесь? Обычный шоферюга, хоть и спит вместе с хозяйкой. Не его это дело - замечания делать, ясен пень! Да еще при Анютке!

Кстати, о Вере Александровне и постели. В последнее время госпожа Пеншина чувствовала себя неважно (в основном - по женской части) и не приглашала Геру погреть ночью спинку. Он, правда, особо и не настаивал – ночевал в своей комнате (у него с Верой Александровной были официально раздельные спальни).
Герасима все больше привлекала Анюта. Хоть и не было у нее таких выдающихся (во всех смыслах) прелестей, как у Веры Александровны, но зато имелось другое – манящее, необъяснимое...
Кухарка Татьяна первая заметила повышенное внимание Герасима к Анюте и по доброте душевной предупредила:
- Смотри, парень, не на ту смотришь. Вера Александровна хоть и добрая женщина, отходчивая, но безобразия у себя дома точно не потерпит. Достанется и тебе, и Анютке. Ну, ты – ладно, мужик, не пропадешь, а она? Куда ей деваться-то? Обратно в свой Мухосранск? Возвращаться с позором? Ты, Гера, уж поосторожней как-нибудь. Девку пожалей, да и себя тоже. Тебе такого хорошего места, как здесь, нигде не найти...
- Ты о чем? – удивленно поднял брови Герасим.
- Да все о том же, - ехидно усмехнулась Татьяна, - что ты с Анютки глаз не сводишь. Она, конечно, делает вид, что не замечает, но остальным-то все видно. Не дай Бог, донесет кто Вере Александровне... Да хоть бы Степка – он на тебя давно зуб имеет, и пребольшущий. С тех пор, как ты его обошел, под бочок к хозяйке залез. А теперь еще и Анюту отбиваешь... Он это может, мужик завистливый, гадкий, злопамятный. Ох, опасные игры ты затеял, Гера! Нашепчет Степка на тебя, наговорит всяких гадостей, и что потом? Даст Вера Александровна вам обоим под зад, выгонит вон. Да и нам, бедным, тоже достанется, за компанию, попадем под раздачу.
Герасим небрежно отмахнулся:
- Глупости говоришь, Таня. У меня к Анне одни дружеские чувства...
- Ага, я и вижу, - хмыкнула кухарка, - такие дружеские, что из штанов выпирают, когда ты на нее смотришь. И морда у тебя при этом такая сладкая, будто пряники жуешь. Не к добру это, Гера, поверь. Помяни мое слово!
Герасим как-то отшутился и забыл про этот разговор, но тот имел продолжение. Татьяна позвала на помощь Клавдию Васильевну, экономку и по совместительству горничную, женщину немолодую и серьезную, - чтобы вместе поговорить с Анечкой. Разузнать, аккуратно и ненавязчиво, что та думает по поводу данной ситуации и какие шаги намерена предпринять. Если, конечно, намерена.
Анечка их не разочаровала, проявила свойственные ей ум и сообразительность. Девушка давно уже всё правильно поняла. Она честно призналась, что, конечно, Гера ей нравится (что скрывать-то – мужик он красивый и видный), но при этом прекрасно сознает, то любые телодвижения с ее стороны будут восприняты неправильно. Более того, поставят их обоих в весьма щекотливое положение. И тогда будут печальные последствия…
Да что там – печальные, катастрофические! Узнает тетушка про ухаживания Геры (хотя она сама, видит Бог, никак поводов к этому не давала и не дает), разгневается и выгонит их из особняка. И куда тогда они пойдут?
Ладно, допустим, что они поженятся (а почему бы и нет?), но что дальше? У Геры своей площади не имеется – давно живет в особняке, привык уже, у нее – тем более. Конечно, можно снимать квартиру, благо, сейчас это не проблема, но где деньги? Аренда в Москве стоит дорого, значит, нужна хорошая работа. Но где Гера ее найдет? В Жуковке – точно нет, ссориться с Верой Александровной никто не хочет, придется искать в другом месте. Но нужны отличные рекомендации… А Вера Александровна не даст. Скорее всего, придется пойти простым охранником в магазин или офис, но оклады там очень небольшие, не идут ни в какое сравнение с его сегодняшним заработком. Один он бы мог прожить, но вдвоем, а то и втроем…
На ее же деньги рассчитывать не приходится: библиотекари у нас традиционно получают за работу копейки. Значит, за вычетом аренды и коммуналки, им останется лишь на кашу да хлеб с маргарином. Опять придется влачить жалкое существование, считать копейки, а этого очень не хочется. С милым, конечно, рай и в шалаше, но… После тех благ, что она видела у Веры Александровны, возвращаться снова в нищету? Нет, категорически нет! Не за этим она ехала сюда, в Москву.
Короче говоря, Анечка несколько успокоила Татьяну и Клавдию Васильевну, но до конца их тревог не рассеяла. Оставался еще фактор самого Герасима. Он, как всякий влюбленный мужик, был крайне неосторожным и мог легко выдать себя и тем самым навлечь немалую беду. На свою голову и голову Анечки.
Да и Степку не надо сбрасывать со счетов, он в любой момент может донести – из зависти или мести. Выберет, подлец, момент, когда Вера Александровна будет находиться в особенно поганом настроении, и выложит все. Вот тогда точно жди грозы! С громом и молниями. Хорошо, если отделаешься ушибами и легкими телесным повреждениями, а не тяжелыми травмами…
В общем, ситуация все еще оставалась очень сложной и запутанной.

***

В это же время в особняке появилась еще одна фигура – мастер-электрик Гриша. Дело в том, что в доме имелась финская сауна, где Вера Александровна очень любила париться и отдыхать. Она считала (и не без основания), что сухой пар очень полезен для тела и общего здоровья.
Возле дома, конечно, имелась и традиционная русская баня, но Вера Александровна пользовалась ею редко – почему-то не любила она эту национальную забаву с вениками...
А вот финскую сауну просто обожала. Особенно зимой, когда можно выскочить из обжигающей парной (благо, расположена на первом этаже) прямо в холодный, обжигающий снег... Плюхнуться с разбега горячим телом в сугроб, ощутить острое, приятное покалывание по всей коже, как будто тысячи иголочек одновременно впились в тебя... А потом - снова в парную, к раскаленному, пышущему красным жаром камину.
И хорошо еще плеснуть еще на черные, тяжелые камни немного водички (совсем чуть-чуть, для пара), а потом долго сидеть, молчать, млеть, истекать приятным, горячим потом. И снова в снег! С визгом, криками и блаженными, оргазмическими стонами…
Парилась Вера Александровна обычно вечерами, когда было уже довольно темно, а то весь поселок сбежался бы посмотреть на это чудо чудное, на это дармовое представление. После которого любой заморский (да и наш тоже) стриптиз покажется бледной халтурой и детским лепетом на лужайке. Ибо Вера Александровна, как положено, сидела в сауне нагишом и наружу выскакивала, естественно, в костюме Евы.
Ей компанию обычно составляла Татьяна – тоже очень любила сухой, горячий пар и резкий холод снега, правда, выскакивать на улицу голой стеснялась - застенчиво прикрывала разные интересные места простынкой. Над чем Вера Александровна неизменно подшучивала:
- Чего прячешь-то, Танька? Думаешь, мужики голую бабу никогда не видели? А ежели не видели, то пусть посмотрят. Жалко, что ли? Слава Богу, нам есть что показать.
- Да неприлично, Вера Александровна, - смущенно лепетала Татьяна, - вот будут они, кобелюги, стоять, пялиться. И пальцем в нас тыкать – смотрите, мол, кино бесплатное!
- Ну и пусть, - пожимала плечами Вера Александровна, - а нам что? Небось, не убудет. Не стесняйся, Танька, раздевайся. Что там у тебя, не как у всех? Не вдоль, а поперек, а?
И заливалась своим громким, веселым смехом. Татьяна подхихикивала, но по-прежнему прикрывалась простыней. А потом, после парной, они вдвоем сидели на кухне, пили горячий чай с малиновым вареньем и вкуснейшими булочками, приготовленными кухаркой, и долго-долго разговаривали. Точнее, сплетничали, перемывали всем косточки. Эх, не жизнь, а сказка!
Герасим к этим банным процедурам допущен не был – это, мол, наша, бабская забава, а ты, милый, если хочешь, то отдельно парься, чуть позже. Чтобы нас не смущать и беседам нашим задушевным не мешать. Должны же быть у девушек свои секреты! Зато потом, в постели, распаренная, разгоряченная Вера Александровна устраивала для Геры настоящую ночь любви – с секс-марафоном и громкими криками на весь дом. Она была в эти мгновенья просто ненасытна…
Так вот, вернемся к сауне. Дело в том, что камин, который, собственно, и создавал весь этот комфорт, неожиданно сгорел. Точнее, что-то там внутри него коротнуло, и он перестал работать… Срочно вызвали электрика, прислали Григория – молодого, но толкового работника. Тот не только устранил неисправность, но и сумел понравиться обитателям особняка. А также немедленно начал ухаживания за Анечкой. Причем делал это открыто и напористо.
А что? Имеет полное право. Парень он холостой, неженатый, но вполне самостоятельный, с хорошей профессией и деньгами. Руки у него, слава Богу, не из заднего места растут, дело свое знает. Уже имеет свою жилплощадь – небольшую квартирку в Жуковке-2. Пьет весьма умеренно, курит мало, за девками не бегает. Так что со всех сторон – человек положительный. Да еще бережливый и хозяйственный – все домой, в норку. Мечта, а не мужик. И давно не мальчик - двадцать восемь лет стукнуло. Пора бы иметь свою семью.
Если разобраться, то он Анечке - самая пара: тоже из провинции, из простых, из работяг. Всего три года назад перебрался из Урюпинска в Московскую область. По знакомству (спасибо армейскому другу) устроился электриком в Жуковку, освоился, стал получать хорошую работу. Друг, кстати, трудился в поселке охранником, именно он и подсказал идею обратить внимание на Анечку, племянницу Веры Александровны. Может получиться выгодная партия... А тут и случай познакомиться подвернулся!
Гриша быстро починил камин, а потом с удовольствием принял предложение Татьяны попить чаю на кухне. К ним присоединилась и Клавдия Васильевна – тоже любила посудачить в свободную минуту. Гриша прихлебывал из чашки ароматный черный чай, ел вкусные булочки и наматывал информацию на ус.
Он быстро разузнал, что Гера и Степан ему не конкуренты. Первый - любовник Веры Александровны, значит, претендовать на Анечку не может, а второй - жалкий обмылок, на которого ни одна приличная девица даже не взглянет. Значит, тоже вне игры. Грища поболтал за чаем с Татьяной и Клавдией Васильевной и понял, что можно смело идти в атаку, формальных препятствий нет. Вот и ринулся на покорение Анечки - успел немного поговорить с ней и даже слегка обаять. Язык у него подвешен очень хорошо, да и внешне - довольно привлекательный парень. Улыбчивый, веселый, остроумный – чем не жених?
Анечка ему, в принципе, понравилась: не противная, не кривит капризно губки, не требует того или сего. Наша девица, простая и понятная. Конечно, не красавица, прямо скажем, но зато рассудительная. Знает, чего можно, а чего – нельзя. И уже в возрасте – двадцать пять лет стукнуло. Значит, особо выкаблучиваться не станет, замуж сама побежит. Даже с радостью! В общем, подходит. Можно брать в оборот и делать предложение, а потом - ЗАГС, белое платье, парадные лимузины, пупсы на капоте… Вряд ли тетка будет против – Анечка, наверное, для нее обуза, рада сбыть с рук…
А у него свой расчет: Вера Александровна - дама богатая, глядишь, и не оставит новую ячейку общества без помощи, даст денег. И в особняк поселит. Дом-то большой, чего ей одной куковать?
Есть, правда, одна загвоздка – Герасим... Он постоянно крутится возле Анюты, мешает охмурить ее. Но его пока придется потерпеть, хотя хорошо бы откровенно отодвинуть в сторону. Возникать не станет – побоится, что узнает Вера Александровна и возьмет за одно место...
А после свадьбы Герасима можно вообще послать куда подальше. Мы, мол, здесь свои, одна семья, а он чужой, к тому же обслуга. Пусть живет, как и все, в Жуковке-2, а сюда приезжает на службу. Для него есть даже квартира в поселке – его, Григория, собственная. Так и быть, продаст за хорошую цену… А на вырученные деньги откроет свое дело – автомастерскую, давно мечтал об этом. Будет чинить тачки местных богатеев, связи-то появятся. И станет он тогда настоящим бизнесменом…

Вот такая была мечта у Гриши, вот такие он строил планы. Не наполеоновские, прямо скажем, но вполне реальные. И то правда – лучше уж синица в руках, чем журавль в небе. А учитывая, что эта синица эта со временем могла превратиться в синюю птицу удачи… В общем, имелись богатые перспективы. Надо было только охмурить Анюту и затащить ее под венец.
Гриша начал часто бывать в доме Веры Александровны, якобы работу камина. Или под каким-нибудь другим благовидным предлогом. А сам тем временем плотно обхаживал Анечку, старался завлечь ее в свои любовные сети. Подходил то с одного бока, то с другого, соблазнял и так, и сяк, но она стойко держалась.
Несмотря на весь Гришин напор (штурм и натиск), Анюта не спешила принимать выгодное предложение. Нет, конечно, в принципе, он ей нравился, симпатичный… Но все равно ни в какое сравнение с Герой не шел. А она, надо сказать, запала на Герасима сразу, с первой же минуты их знакомства. Буквально с первого взгляда. Прямо там, в потертом купе провинциального пассажирского поезда... Увидела и обмерла – вот он, принц! Пусть и не на белом коне, но черный «мерс» тоже смотрится неплохо. Затрепетало девичье сердечко, забилось сладко, зачастило легкое дыхание…
Но она, будучи девушкой умной, вида не подала. И правильно сделала – иначе бы ее Вера Александровна сразу бы, в первый же день обратно отправила. А так во всем разобралась, все поняла. Гера, к сожалению, занят и, судя по всему, освободится не скоро.
Анечка подумала и решила: надо действовать хитрее. И стала притворяться, будто Гера для нее - только друг и интереса как мужчина совершенно не представляет. Мол, я даже на него не смотрю…
Она плотно занялась собой и светом, сделала вид, что ищет богатого жениха (что почти правда). А сама тем временем терпеливо ждала. По ночам часто не спала, ворочалась в постели – все думала. И еще задумчиво бродила по саду, прикидывая те или иные варианты. Но ничего пока дельного (а главное – легко выполнимого) не придумывалось, все получались какие-то откровенно криминальные варианты. Связываться же с уголовным правом Анечка не хотела – не приведи Господь! Еще в тюрьму попадешь, тогда все, конец всему…
И тут на ее горизонте появился Гриша. Молодой, нетерпеливый и очень, по-видимому, глупый. В общем, то, что надо. Тот вариант, который она так долго ждала. Вот только как его правильно использовать? Чтобы ей, Анюте, досталось все (и капитал, и любимый Герасим), а другим – ничего. И главное - чтобы на нее никто не подумал. Надо все очень хорошо обмозговать… Чтобы получилось без проколов.

Что-то мне Анечка перестала нравиться


Проверять?

Казалось бы, зачем убийце убивать убийцу убийцы, но Донцову уже было не остановить...

Глава шестая

Вера Александровна плохо спала ночью, а потому с утра была всем недовольна – и свежайшей, вкуснейшей выпечкой (хотя, видит Бог, Татьяна постаралась на славу), и погодой (за окном сеял мелкий, противный дождик) и главное – своим внешним видом. Лицо опухшее, мятое, серое, под глазами – фиолетовые, тяжелые мешки…
Срочно вызвали личного врача - Михаила Соломоновича Берштейна. Тот провел обследование и определил, что у пациентки проблемы с сердцем - нехорошие шумы и аритмия.
И то правда – сердечко у нашей героини и в самом деле побаливало, причем еще со вчерашнего вечера, когда она вернулась с очередного светского раута. Устала, да еще, как всегда, перебрала маленько… Вот с сегодняшнего утра и ощущалось неприятное покалывание с левой стороны. Прибавьте к этому телесную слабость и какой-то общий упадок сил, и вы поймете, почему Вера Александровна чувствовала себя нехорошо…
Михаил Соломонович (для родных и близких – просто Моня) сделал кардиограмму и недовольно покачал головой.
- Вера Александровна, - проникновенно произнес он, - вам нужно срочно пройти обследование в кардиологическом центре. Направление я вам выпишу... И не медлите! Лекарства, конечно, купируют ваш приступ, снимут приступ, но это лишь временные средства, а вам требуется тщательное и, самое главное, длительное лечение в клинике. И конечно же – строгий постельный режим, недельки две, а то и больше, для стабилизации состояния. А пока что следует очень беречь себя. Возраст, знаете ли, у вас не тот, не юный, прямо скажем, да ваша телесная тучность... Избыточный вес, уж извините вы меня... Надо бы срочно сесть на диету, перестать употреблять все жирное, сладкое и мучное. Про острое и соленое я уж и не говорю – категорически нет! Вы много пьете, а лишняя жидкость для вас опасна, может привести не только к отекам, но и к более тяжелым последствиям. Уж поверьте мне, как врачу!
Веру Александровну очень огорчили слова доктора. Она недовольно посмотрела на Михаила Соломоновича. Много ты понимаешь, касторка пилюльная! Диета, да еще строгая, вот ведь выдумал! Ничего соленого, сладкого и мучного… Да разве можно отказаться от любимой семги? Прозрачной, нежно-розовой, с тонкими, бледными прожилками, буквально тающей во рту? Или от обожаемых соленых грибочков с молодой картошечкой? Тамбовской, крепенькой, нарезанной ровными кружочками и великолепно обжаренной на медленном огне с крупными дольками лука и чеснока… И политой сверху великолепным желтым, словно солнце, подсолнечным маслом?
Разумеется, после всего этого роскошества очень хочется пить. И она садится с Татьяной к самовару, долго и со вкусом наслаждается отличным байховым чаем, попутно балуя себя разнообразными сдобами и пышками, умело приготовленными заботливой кухаркой. Да разве можно жить без всего этого, без маленьких, но приятных радостей для желудка?
А как понимать ваши слова, Михаил Соломонович, о постельном режиме? Это что, вообще не вставать и никуда не ездить? Лежать, подобно бревну, целый день и скучать? Конечно, в спальне у нее есть телевизор и разные журналы, но все это быстро надоедает… И разве можно так жить? Это никчемное стариковское существование! А как же с сексом, позвольте спросить? Его тоже категорически нельзя? Но она еще женщина вполне молодая, очень сексуальная и чувственная…
И, не дай Бог, узнают об этом отказе подружки-подлюшки! Сразу ехидно скривят мордочки: все, мол, отлюбила свое госпожа Пеншина, алес капут. Придется ей смириться со своей печальной судьбой и тихо, одиноко угасать в шикарном особняке… Фиг вам, гадины! Она, Вера Александровна, еще покажет вам, еще задаст жару, спляшет еще джигу-дрыгу на ваших могилках!
Хотя, конечно, к словам Михаила Соломоновича стоит прислушаться – он человек знающий, как-никак университетский профессор. И деньги свои (весьма немалые, кстати) получает за дело. Придет, послушает, поговорит, лекарства выпишет – и вроде как легче делается.
Умный он мужик, но одного, клизма старая, не понимает – вся прелесть Веры Александровны как раз и заключается в телесах. А он, докторишка, уничижительно назвал ее красоту «избыточным весом». Вот дурак-то! Да еще посмел намекнуть на ее возраст! Конечно, она уже не девочка, чего там, но дама весьма любвеобильная, в самом расцвете сил. Бальзаковского, так сказать, возраста... Многое чего хочет и умеет. А тут на тебе – постельный режим и строгая диета! И никакого секса! Кошмар!

Однако Вера Александровна прислушалась к словам доктора и медицинское обследование прошла – дело, что ни говори, нужное. Заботиться о собственном здоровье – правильно и разумно, это понятно. Целую неделю ездила в одну из лучших столичных клиник, потратила на это целое состояние. Но на своем здоровье, как известно, не экономят.
Выводы врачей оказались неутешительными и в основном совпадали с диагнозом мудрого Михаила Соломоновича – сердечко пошаливает, надо бы поберечься. Во избежание, так сказать… Желательно не передать, не перепивать, больше бывать на свежем воздухе и не столь активно заниматься сексом. Особенно после обильного ужина. Сами ведь понимаете…
Вера Александровна снова расстроилась – перспектива вести жизнь списанной пенсионерки ее никак не устраивала. Да что там! Проста ужасала. Сидеть на лавочке и точить лясы с такими же, как она. старперками… Нет уж, увольте, ни за какие коврижки!
Можно бы, конечно, проводить больше времени в саду, прогуливаясь в сопровождении Анюты или, на худой конец, Кути… Тоже ведь променад и физическая нагрузка. И для здоровья полезно, и просто приятно.
Но с Анютой гулять скучно, не умеет она поддерживать разговор, да и говорить, собственно, с ней не о чем – в мужиках на разбиралась, светских сплетен не знает… А гулять с Кутей – ей как-то несолидно. Тоже мне, дама с собакой! Кроме того, Кутя, при всей своей симпатичности, был псом беспородным, что, разумеется, сразу же бросалось в глаза. Для дома он был хорош, но для светских выходов и прогулок…
А ведь за ней всегда наблюдают, особенно когда она выходит из дома. Или хотя бы прогуливается в саду… Смотрят, оценивают - как она там, не сдалась ли еще, не сдулась, не откинула ли копыта? А то слухи ходят… Не дождетесь, сволочи!
Конечно, для солидных прогулок ей больше подошла бы серьезная, породистая псина, а не милый щеночек. Но с большими собаками и забот больше, а ей этого не надо. И так хватает… Да и вообще - не любила она домашних животных, не питала к ним слабости. Ни к кошечкам, ни к собачкам, ни даже к птичкам.

***

Значит, вариант с прогулками отпадал. Придется, видимо, действительно прибегнуть к диете. Не хочется, конечно, муторно, противно, но что делать. Надо!
Вера Александровна тяжело переносила любые ограничения в еде. Она принадлежала к тому типу людей, чей внешний вид и внутреннее состояние целиком и полностью зависели от наполненности желудка. Есть много, хорошо и вкусно для нее было крайне важно и даже жизненно необходимо.
Правда, пару раз в жизни Вере Александровне приходилось сидеть строгой на диете. Первый – перед самой свадьбой, чтобы втиснуться в узкое, модное платье, заказанное Никитой Андреичем у супермодного тогда и сверхдорогого итальянского кутюрье. Мода была такая – талья рюмочкой, вот ей и нужно было влезть...
Да, пришлось пострадать и помучиться... Господину Пеншину непременно хотелось, чтобы его невеста появилась перед гостями в эксклюзивном наряде «от самого» – пустить пыль в глаза. И Верочка целых три месяца сидела на яблоках, зеленых салатиках и бессолевых кашках. Бр-р, мерзость какая, вспоминать страшно... Но – вынесла все и влезла-таки в это модное узкое безобразие, поразила гостей своим шикарным видом: при тонкой талии ее пышные бедра и вываливающаяся из декольте грудь выглядели просто потрясающе.
Коллеги по бизнесу и важные люди, приглашенные на свадьбу, завистливо глотали слюнки и поздравляли господина Пеншина с чрезвычайно удачным приобретением – такой соблазнительной, сексуально привлекательной, просто потрясающей супругой. Тот довольно улыбался и маслянисто поглядывал на Верочку – вот она какая, моя крошка! И вся моя, от завитых светлых кудряшек до розовых пальчиков ножек! Со всеми своими килограммами живого женского тела…
Второй раз сидеть на диете пришлось Вере Александровне пару лет назад, когда так же прихватило сердце. И опять начались несносные ограничения, дававшиеся уже с большим трудом. Через месяц ее коже посерела, утратив мягкость и упругость, глаза потухли, груди предательски повисли… О моральном состоянии и говорить не приходилось – Вера Александровна практически целый день пребывала в препаршивейшем настроении и на всех злилась. Даже на любимого Геру…
Но чего не сделаешь ради собственного здоровья! И снова все стоически вытерпела – характер у нашей героини, как мы говорили, был железным, даже стальным. Когда надо, Вера Александровна могла собрать волю в кулак… Целый месяц она жестко ограничивала себя, питалась лишь исключительно здоровой, но страшно невкусной и противной пищей: зелеными салатиками, пресными кашками, приготовленной на пару рыбой… Но потом, когда врачи сняли ограничения, быстро наверстала упущенное – вернула свой прежний вес и вновь приобрела статность и телесную красоту. Глаза заблестели, груди поднялись, кожа залоснилась, словно у породистой кобылки после влажного обтирания…
И вот на тебе – опять сиди и жуй траву, как корова. Но раз надо... Вера Александровна тяжело вздохнула и в третий раз в жизни села на диету. Салатики, кашки, рыбка, безвкусное мясо… Жизнь превратилась в сплошную борьбу – с самой собой и аппетитом, который, как назло, не желал понимать, что организм болен.
Наоборот – кажется, никогда прежде Вера Александровна не хотела так есть, как сейчас. Днем она старалась больше лежать, чтобы не нагуливать аппетита, а ночью ее мучили кошмары, снились все любимые блюда: наваристые щи со сметаной, шипящие, с поджаристой корочкой отбивные, нежнейшие французские паштеты с пикантным сыром, свежайшие сдобные булочки с изюмом... И круассанчики, круассанчики! Боже мой, как она их хотела, как мечтала о них!
В общем, промучилась Вера Александровна пару недель, а потом плюнула на все это и решила вернуться к прежнему образу жизни. Есть, что хочется, и ни в чем себя не ограничивать. Сколько ей отпущено, столько она и проживет, но пусть – в полное свое удовольствие! Не для того она столько страдала и мучилась, столько всего вынесла, чтобы теперь, в самом зените лет, отказывать себе в чем-то.
Как сказал один наш классик, «жить надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы». Проще говоря – на всю катушку, в полную силу. Чтобы на небесах усмехнулись и сказали: «Ну, ты, брат, зажег!» И отправили обратно – чтоб продолжить.

Однако, как женщина умная и предусмотрительная (действительно - мало ли чего), Вера Александровна решила заранее подумать об одном важном деле. А именно – о наследстве. Кому его оставить?
Конечно, жить она еще собиралась долго и по преимуществу счастливо, но… Все мы, как говорится, под Богом ходим. Если вдруг внезапно скончается, кому отойдет все ее немалое состояние? А помимо шикарного особняка с большим участком и кучей построек, автомашин, картин, дорогой мебели и прочего движимого имущества, она имела еще и крупный валютный счет в одном из надежных иностранных банков... И кому это все? Детей у нее нет (и вряд ли уже появятся), близких людей, считай, тоже. Кроме Анютки и ее матери.
Но им оставлять богатство Вера Александровна не хотела. Обойдутся, голодранки мухосранские, слишком жирно будет! Не заслужили они этого, прямо-таки скажем.
Гораздо важнее и правильнее было бы позаботиться о любимом Гере. Конечно, он мужик рукастый и головастый, в случае чего - не пропадет, но… Его многолетняя верность и постельная старательность требовали соответствующего материального вознаграждения. Чтобы душа Веры Александровны на том свете была бы совершенно спокойна…
Вот и решила госпожа Пеншина все свое состояние завещать Герасиму. Аньке она отпишет немного денег – на свадьбу и как приданое, хватит, даже с избытком, немного даст Татьяне и Клавдии Васильевне - как благодарность за преданный труд, а основной капитал, недвижимость и банковский счет, оставит любимому Гере. Чтобы помнил ее и до конца жизни благодарил.
Но тут Веру Александровну смутила одна мысль: бумагу, даже правильно оформленную, можно оспорить. Наш суд, как известно, самый гуманный в мире, и разбирательства длятся долго, очень долго. Годами, если не больше. И неизвестно еще, чем закончатся. А вдруг эти жадные, наглые наследнички (да та же Анютка с матерью), наймут ушлых адвокатов и попытаются задвинут Геру? И все себе захапают? Драться-то им будет за что… Если разобраться, Гера ей формально никто, наемный работник, шофер, в то время как Анька с матерью – близкие родственницы, пусть даже по покойному мужу. А ну как замутят долгое сутяжное дело? Провинциальные бабы – они хитрые, проныры известные, своего никогда не упустят. Если надо - без мыла в одно известное место влезут.
Нет, надо придумать более надежный и верный способ, чтобы передать все Гере. И чтобы никто, ни при каких обстоятельствах потом не оспорил ее волю и не смог бы ни к чему придраться…

Прочитала. Жду продолжения

***

Думала Вера Александровна, думала и, наконец, придумала. Решение пришло неожиданное, но сразу же показалось правильным и единственно верным. И как только раньше она до него не додумалась?
Во время очередного обеда Вера Александровна объявила всем, что выходит замуж. Естественно, за Герасима (за кого же еще?). Так сказать, берет его в мужья. Анечка от удивления чуть не поперхнулась куриным бульоном, Татьяна, несшая с кухни жаркое, едва не уронила его на пол, а Клавдия Васильевна, незаметно стоявшая в сторонке и ожидавшая распоряжений, громко охнула и всплеснула руками. Ну надо же! Жизнь-то с каждым днем делается все ярче, все веселей!
Конечно, идти под венец Вере Александровне не очень-то и хотелось – хоть формальный, но все же хомут, но другого выхода не было. Брак - самый надежный и верный способ оставить все состояние Гере. Если, не дай Бог, с ней что-то случится, все наследство по закону отойдет мужу. И никто не сможет этого оспорить! Он супруг – и формальный, и фактический, все знают, что они давно уже живут вместе. Значит, дело решенное, надо собираться под венец…
Гера к сообщению о собственной женитьбе отнесся с легким удивлением, но в целом покорно – понимал, что за отказ будет немедленно наказан. Всякое недовольство или, тем паче, сопротивление с его стороны автоматически повлечет изгнание из рая. И тогда он лишится всего того, к чему давно привык и что полюбил: теплое место, хорошая работа, налаженная, сытая жизнь и приятное (что ни говори) женское тело. И он тогда окажется на улице - в качестве бездомного и безработного.
Но главное - после разрыва с Верой Александровной не сможет больше видеться с Анечкой, к которой в последнее время испытывал все более и более нежные чувства. А это самое тяжелое…
Все это мгновенно пронеслось в голове Герасима, и он, кивнув, с библейским смирением принял волю хозяйки. А после обеда, спокойно подумав, пришел к выводу, что так даже лучше – появятся некоторые новые возможности…
Короче говоря, все домочадцы приняли известие о свадьбе спокойно и даже с радостью.

А вот реакция садовника Степана, как и ожидалось, была прямо противоположной. Он и раньше остро завидовал Гере, а после перехода того в статус официального жениха так и вовсе возненавидел его. Степка прекрасно понимал, что после свадьбы у него исчезнет последний шанс (пусть самый призрачный) когда-нибудь оказаться в особняке.
Герасим и сейчас его с трудом выносит, а после регистрации брака на правах законного супруга наверняка попросит Веру Александровну прогнать пьющего садовника прочь. И она вряд ли ему откажет… Тем более что сама уже не раз (и не два!) выражала недовольство тем, что Степка в последнее время все хуже выполнял свои обязанности и, наоборот, все чаще напивался и валялся без дела в домике. Да и Анечка как-то пожаловалась на него – не гнусные намеки и глупые приставания...
Вера Александровна сильно тогда разгневалась – не такого жениха ищет она для своей племянницы! Она немедленно вызвала Степана к себе и прилюдно отчитала. А потом строго-настрого запретила приближаться к Анюте и разговаривать с ней. Разве что сама его не попросит – например, о какой-нибудь услуге.
Степан обидную выволочку проглотил, но зло затаил. И понял, что дни его в особняке точно сочтены…

***

Анечка, конечно, тоже весьма огорчилась, но о своих чувствах, разумеется, никому ничего не сказала. Она, будучи девушкой разумной, прекрасно понимала, что повлиять на события никак не может, значит, не следует и пытаться что-либо сделать. Пусть все идет так, как идет. А ей нужно спрятать свою печаль поглубже и ждать… И еще надеяться.
Ночью же она горько плакала и проклинала злодейку-судьбу, но тихо, в подушку. Вот ведь какая подлость получается: только, казалось, нашла свое счастье, а тут на тебе - свадьба!
Но на следующий день, немного успокоившись, Аня решила, что не так все и плохо. Может быть, судьба подарит ей еще шанс? И не в таком уж отдаленном будущем…
Допустим, Гера станет мужем Веры Александровны, а затем с той что-либо случится - скажем, сердечный приступ, но более серьезный, чем недавно. Тогда он окажется богатым вдовцом... Учитывая же его все возрастающее внимание к ней (а Анечка, как и всякая женщина, прекрасно это чувствовала), то утешить Геру труда не составит. И тогда, через определенное время (приличное, конечно) она превратится из бедной приживалки в законную супругу и новую владелицу престижного особняка…
Только был один вопрос - сколько этого ждать? Вера Александровна, несмотря на все свои проблемы с сердцем, дама еще достаточно молодая и крепкая, значит, может протянуть и двадцать, и тридцать лет. Она же, Анечка, столько времени ждать не хочет. И не может – молодость-то быстро проходит, ей уже двадцать пять… Пора замуж! Особенно если очень уж невтерпеж.
Значит, надо как-то ускорить желанное события. Но очень ловко и осторожно, чтобы никто ничего не подумал. И уж тем более не заподозрил ее, Анечку… Результат же должен оказаться таким: Вера Александровна - в могиле, а Гера – ее любимый супруг...
Кстати, садовника Степана она после замужества уволит в первую очередь – достал уже своими дебильными разговорами и тупыми намеками. И прочую прислугу тоже – и Татьяну, и Клавдию Васильевну. Они, конечно, тетки хорошие, ничего, кроме добра и заботы, она от них не видела, но… Нельзя, чтобы в доме оставался хоть кто-то, кто помнил ее нищей, провинциальной приживалкой.
Конечно, она щедро отблагодарит их, даст денег, но уволит – обязательно, без всякого сожаления и соплей. А потом наймет новую прислугу, для которой будет строгой и властной хозяйкой. И никто больше никогда ей не крикнет: «Эй, Анютка, пойди-ка сюда!». Наоборот, все будут обращаться к ней очень вежливо и почтительно. И только по имени-отчеству: «Чего изволите, Анна Николаевна? Не подать ли вам чаю? Может, хотите свежих булочек?» Вот это будет жизнь, да!

***

Анечка окончательно упокоилась, и вскоре к ней вернулось прежнее хорошее настроение. Она горячо поздравила тетушку с важным событием в жизни и вызвалась во всем помогать и способствовать. Вера Александровна назначила племянницу свидетельницей на свадьбе – в знак особого расположения и близости.
Забот и хлопот в связи с радостным мероприятием предстояло немеряно – событие-то намечалось суперважное, светское, знаковое. Нужно было все хорошо продумать и рассчитать. И все спланировать - до самых последних мелочей. Во-первых, во что самой невесте одеться и во что одеть свидетельницу, во-вторых, где и как отмечать, какую еду заказывать и какое вино подавать на стол, а в третьих, кого приглашать...
По поводу свадебного платья Вера Александровна решила особо не заморачиваться – приехала к любимому кутюрье и сделала заказ. Ты, мол, Сереженька, и так меня хорошо знаешь, все мои объемы и размеры, так что давай, милый, старайся. Придумай что-нибудь такое, чтобы все ахнули и упали. А я уж тебя отблагодарю, будь спокоен, заплачу так, что останешься доволен…
Сереженька радостно кивнул густо накрашенным личиком и пообещал соорудить нечто совершенно обалденное и потрясное, чего никогда ни у кого не было. Суперэксклюзив! Причем всего за две недели – сроки-то поджимали, Вера Александровна решила со свадьбой не тянуть – как говорится, раньше начнешь, раньше кончишь. И в постели, и во всех остальных смыслах…
Сереженька немедленно приступил к работе - он прекрасно понимал, что Вера Александровна, помимо щедрой оплаты, обеспечит ему великолепный пиар, поскольку на мероприятие припрутся все. Буквально весь бомонд. Как же, такое событие! Богатая, стареющая вдова выходит замуж за своего шофера! Будет о чем посудачить и посплетничать...
Гости, особенно женского пола, разумеется, обратят самое пристальное внимание на платье невесты, значит, и на него тоже. И посыплются ему выгодные заказы... Надо только постараться, придумать что-нибудь такое-этакое, от чего весь народ лишится дара речи. Или забьется в экстазе...

С местом проведения мероприятия Вера Александровна определилась тоже достаточно быстро – сняла самый большой ресторан в Жуковке. Великолепный банкетный зал, богато украшенный и хорошо оборудованный, как нельзя лучше подходил для сего случая – шикарный, помпезный, вычурный. К тому же вмещал более пятисот человек – как раз хватит. Ведь гостей будет немало - никто не откажется принять приглашение самой Веры Александровны...
Поэтому возникла еще одна проблема – кого именно приглашать? Как из сотен знакомых отобрать наиболее достойных? Нужны люди не просто богатые (что само собой), но и широко известные, легко узнаваемые. Чтобы светским журналистам было о чем писать, а телевизионщикам – кого снимать.
Прессу, кстати, следует приглашать с большим разбором. Никаких, разумеется, скандальных борзописцев и бумагомарателей, ни в коем разе! Только самые проверенные, респектабельные издания. Конечно, в первую очередь следует позвать телевизионщиков, а то как же! И хорошо им заплатить, чтобы снимали правильно. Это понятно: свадьба не простая, светская, значит, и освещаться должна соответствующим образом. И тут жаться и мелочиться нечего, для себя же все делает! Надо, чтобы сняли красиво и ярко, себе, любимой, на радость, а остальным - на удивление и желчную зависть. И в память на долгие годы…

Граф, выбрали уже жертву?

Нет, жду вашего решения. Еще две главы, и надо будет выбирать.

Глава седьмая

Вот какие мысли были в голове у Веры Александровны, когда она в очередной раз собралась в модный салон – за всякими нужными для свадьбы мелочами. Ее, как всегда, сопровождал Гера, сидевший за рулем парадного «бентли, а рядом, на заднем сиденье, пристроилась Анечка.
Вкус у племянницы оказался отличный, в модных вещах она разбиралась великолепно, а потому к ее мнение Вера Александровна прислушивалась. И брала ее с собой – чтобы посмотрела и посоветовала. Зря, что ли, она ее кормит и поит? Да и одевает, кстати, тоже.
Для Анечки заказали шикарное платье светло-синего цвета, очень ей шедшее. Не такое богатое, конечно, как у самой Веры Александровны, но тоже ничего. Кутюрье Сереженька по достоинству оценил стройность Анечкиной фигурки и смастерил весьма приличное изделие. Красиво и со вкусом.
С костюмом для жениха проблем вообще не было – подобрали в одном из свадебных салонов. Благо, размеры у Геры оказались стандартные, классические, почти ничего ушивать или подшивать не пришлось. Там же приобрели для него и все остальное: белоснежную сорочку, модный галстук и отличные ботинки. Разумеется, за счет Веры Александровны. И еще купили золотые запонки, галстучную заколку с небольшим камушком и дорогущие швейцарские часы – как подарок от невесты.
Себе Вера Александровна присмотрела эксклюзивное обручальное кольцо с редкими бриллиантами и славный рубиновый набор – изящные сережки и крупный кулон. Она очень любила яркие камни цвета крови, особенно индийские, считала их своим талисманом. Красный цвет, кстати, символизировал для нее любовную страсть... Все эти дорогие вещи по возвращению в особняк были благоразумно спрятаны в сейф.

О сейфе следует сказать особо. Он располагался очень необычно – не в стене, как у всех, а в полу, под гардеробом. Эту маленькую хитрость придумал сам Никита Андреич - всю жизнь боялся, что к нему придут бандиты, дружки из прошлой, криминальной жизни, вот и держал свои сбережения в особом месте.
Сейф сделали так, что найти его, не зная, было совершенно невозможно. Ну, кто догадается, что ящик находится внизу, под обувью? Чтобы отыскать, требовалось сначала нажать на хитрый рычажок справа от гардероба, тогда полки с обувью отъезжали в сторону и освобождали проход, а потом приподнять кусок паркета, под которым и располагался стальной ящик. И лишь потом набрать сложный шифр.
Все это было очень неудобно, долго, но зато надежно. Как любил говорить покойный Никита Андреич, дальше положишь, ближе возьмешь. Вдобавок ко всему сейф был намертво вделан в бетонный пол – не выломаешь и с собой не утащишь. Можно спать спокойно – богатство под надежным замком…
О тайном сейфе знали лишь два человека в доме – естественно, сама Вера Александровна и, конечно же, Герасим, как самый близкий и доверенный человек. В ящике хранились самые дорогие ювелирные украшения и изрядная сумма денег в валюте - на всяких пожарный случай. Еще там лежал заряженный пистолет - личное оружие Никиты Андреича. Само собой, нигде не зарегистрированное – память о лихих годах. Кроме тайного сейфа, в доме имелся, так сказать, официальный – в гостиной, за портретом Никиты Андреиича.
Господина Пеншина в полный рост написал известный и модный художник, очень талантливый и дорогой. Он был весьма разборчив в персонах, брал за работу бешеные деньги, и заказать у него собственное изображение считалось чрезвычайно престижным – как общественное признание собственной значимости.
Мастер рисовал очень известных людей – видных политиков (включая самого президента), высших церковных иерархов, прославленных деятелей культуры и, естественно, богатейших людей страны. Как удалось Никите Андреичу уговорить привередливого художника взяться за дело (учитывая криминальное прошлое г-на Пеншина) и сколько за это отвалил – неизвестно, но факт остается фактом: вот он, портрет, висит на стене. Никита Андреич получился на нем, как живой, – с хитрым прищуром черных, маслянистых глаз, сухими, жесткими складками возле рта и энергичным поворотом головы. Но при этом как-то сладострастно улыбался, будто думал о своих любимых модельках…
Вера Александровна после смерти супруга хотела портрет продать или даже выкинуть, чтобы не напоминал о грустных годах, проведенных в супружеском рабстве, но потом передумала: произведение искусства, как-никак. К тому же написанное известнейшим мастером, почти гением. И еще было одно соображение: портрет являлся предметом жуткой зависти всех ее светских подруг, чьи мужья, несмотря на свое богатство и высокое чиновничье положение, так и не удостоились чести быть запечатленными великим художником. А ведь известно: настоящую славу за «зелень» не купишь…
Хорошенько подумав, Вера Александровна решила портрет оставить, но сделать за ним сейф – чтобы покойный Никита Андреич его как бы охранял, стерег. Пусть поработает сторожем – все польза.
В этом «официальном» сейфе хранились ежедневные украшения госпожи Пеншиной и небольшая сумма денег на хозяйственные расходы. Вера Александровна обычно по утрам его открывала и доставала ту или иную бирюльку, а также рубли на текущие нужды.
Надо сказать, что при всем своем богатстве она была женщиной разумной и вела хозяйство экономно, не допуская лишних трат. Она считала – копейка рубль бережет, и была, в принципе, права: рубль сэкономленный есть рубль заработанный. Кроме того, Вера Александровна хорошо помнила свое полуголодное детство и нищую молодость. И повторения этого не хотела. Привычка же беречь деньги впечаталась в ее характер навечно…
Госпожа Пеншина платила Татьяне и Клавдии Васильевне оговоренные оклады, а на продукты и хозяйственные мелочи давала рубли строго под отчет. У Герасима было свое, отдельное содержание – зарплата плюс деньги на бензин и ремонт автомобилей. Анечка находилась на полном тетушкином обеспечении – и еще небольшая сумма на понятные девичьи надобности. Вроде дорогой импортной косметики и дамских романов, до которых она оказалась большая охотница.
Степана к деньгам вообще не допускали – Вера Александровна ему не доверяла. При необходимости он должен был делать заказ (скажем, на новый инвентарь или саженцы) через Клавдию Васильевну. Что ужасно его злило и раздражало – приходилось каждый раз доказывать глупой бабе, что это необходимо. Объяснять, клянчить, просить… Зарплату же садовник получал на карточку – чтобы сразу не пропил.
Степан считал такое отношение к себе весьма оскорбительным, однако терпел – а куда деваться-то? Но страстно мечтал, что и на его улице будет когда-нибудь праздник. И что жизнь резко изменится - разумеется, в лучшую сторону. Но пока все получалось ровно наоборот – Вера Александровна к нему больше не благоволила, общаться с Анютой строго запретила, к тому же не раз уже делала ему замечания за пьянство. Эх, не жизнь, а мука.
А тут еще новый соперник появился – наглый электрик Гришка. Так и вьется, гад, возле Анечки, так и норовил, сволочь, охмурить. Сразу видно – подлый человек. Задумал, небось, на ней жениться и в дом влезть. Ну, ничего, погоди…
Мысли о расправе над Гришкой не раз посещали Степана. И была тому серьезная причина: электрика, в отличие от него, в особняке охотно принимали. Привечала, конечно, в основном Татьяна (она симпатизировала молодому, веселому парню), но все-таки... Пользуясь ее покровительством, Гришка мог вести атаку на Анечку, подбивать под нее клинья. А вот у него самого отношения с племянницей совсем испортились. Анютка в его сторону даже не глядела, только недовольно мордочку воротила…
И в этом Степан тоже винил Григория – он, сволочь, девку отбивает! А потому задумал хитрый план – подставить электрика. Да так, чтобы навсегда исчез с Анечкиного горизонта… А заодно, если получится, очернить и Геру. Чтобы тот тоже попал под горячую руку Веры Александровны и был изгнан. Убить, так сказать, одним выстрелом двух зайцев. Точнее – двух соперников.

Ждёмс )