Автор: FamilyGhost
Свидание с Сикораксой
Да свершится всевышняя воля - но все же
хотелось бы помереть сухою смертью.
У. Шекспир «Буря»
Мальчик лизал сахарную палочку и смотрел прямо на меня. На самом деле, он пялился на щель, из которой ему должно было вот-вот скользнуть предсказание, – но именно за этой щелью я и сидел.
Давно нужно было поставить новую куклу, да. От этой несло гнилыми тряпками и тухлыми водорослями. Кроме того, металлические детали пьедестала проржавели, деревянные части набухли от воды – и я боялся, что случайно оцарапавшись в этом тесном ящике, запросто схлопочу заражение крови.
Мальчик нетерпеливо протянул руку. Я тихонько вздохнул и стал копаться в ящике с досье. Ну да, Мэтью Батт, восемь лет. Класс мадам Уолш. Завтра среда, по средам у них математика, мадам Уолш придирчива к домашнему заданию, а вот Мэтью все время про него забывает.
Ну что ж, не будем мудрствовать.
Я подкрутил листок в печатной машинке и стал громко – пытаясь выдержать ритм известной песенки – печатать: «Будь внимателен к домашнему заданию по математике, завтра это будет нелишним». Нелишним или не лишним? Да, какая разница, собственно. Мэтью сам, небось, понятия не имеет, как это писать – а попадись предсказание в руки взрослым, какой спрос с безмозглого автомата?
Бумажка выскользнула из щели прямо в липкую от сахара руку мальчика. Тот, наморщив лоб, прочитал – кажется, даже по слогам – предсказание, с подозрением взглянул на куклу и тяжело вздохнул. Эх, кажется, я испортил ему вечер. Надо исправляться.
Я просунул руку в полость локтевого сгиба автомата – бррр, как там было сыро и склизко – и потянул на себя.
Там, с той стороны, огромная облупившаяся кукла цыганки подняла руку и помахала мальчику. Мэтью ухмыльнулся, с громким хрустом откусил кончик палочки и вприпрыжку побежал прочь.
Я взглянул на часы. Еще пятнадцать минут до закрытия парка – то есть минут десять до того, как Джок вытащит меня отсюда и запрёт балаганчик. Собственно, я и сам мог неплохо залезать в куклу и выбираться из нее – но Джок обеспечивал то, что никто не увидит этот процесс. Городок был маленьким, многие знали меня в лицо – и раскройся то, что я вот уже три года дурил всех, выдавая себя за куклу-прорицателя, это могло бы мне стоить целости этого самого лица.
Я поежился.
Где же там Джок? Сидит, небось, в тепле – и самое, главное, сухости.
Сезон тумана начался позавчера – и первые клочья белой массы вползли на окраины города. Жители ближайших к городской границе домов уже переселились в центр – Чак Ландо, владелец гостиницы, привычно задрал цены, и многие беженцы брали двухместный номер на пятерых-семерых. Чак пару лет назад было сопротивлялся, требовал, чтобы все проживали в соответствии с маркировкой комнат – но ему быстро разъяснили, что поджог гостиницы гораздо хуже отразится на ее прибыльности, нежели перенаселение номеров.
Туман приходил через каждые пятьдесят дней и хозяйничал в городе месяц – оставляя нетронутым лишь центр. Потом он уходил – из города, только из города, облюбовывая на этот раз поля, пролески, овраги. А мы возвращались обратно к привычной жизни.
То, что жило в тумане, никогда не нападало на город – точнее, на свободную от тумана часть. Это был наш мир, наш город – и наша жизнь. А на скрытых мутной пеленой улицах уже хозяйничали они.
Те, кто возвращался потом в свои жилища, обнаруживали слизь, обрывки водорослей, какую-то чешую, передвинутую мебель – если не сообразили или не успели ее спрятать – лужи на полу, пятна на потолке – все то, что давало понять: этот дом и этот мир они делят еще с кем-то.
Как-то раз моему приятелю и сменщику Тилли пришла в голову, как ему казалось, прекрасная мысль – оставить записку тем, кто живет в тумане. Я сам помогал печатать ее на машинке. Помню как сейчас: «Хей, хей, кто-кто тут живет? Я Тилли из города. Как у вас дела?».
Тилли оставил записку в заброшенном доме на окраине – там, где до нее точно бы не добрались местные шутники.
А через месяц прибежал ко мне, взъерошенный, возбужденный и размахивающий куском пергамента. На том каллиграфическими буквами было выведено: «И тебе, Тилли, хей-хей. У нас все хорошо. А как у тебя?».
Так Тилли и стал переписываться с Тем, Кто Живет в Тумане. Во всяком случае, я так называл это существо. Тилли же почему-то вбил себе в голову, что это девушка – причем, непременно прекрасная девушка. Записок от Того он мне больше не показывал, да и свои послания карябал сам – хотя почерк у него оставлял желать лучшего.
А потом Тилли исчез. За пару дней до этого он обмолвился, что хотел бы встретиться со своей таинственной незнакомкой, и поэтому спрячется в том доме, когда придет туман. Туман пришел, а Тилли не вышел на работу. Больше мы его и не видели.
С тех пор я работал тут без сменщика. Черт, ну где же этот гребаный Джок!
Дверь балаганчика скрипнула, и я поднял голову, собираясь громко отчитать Джока за опоздание. Но возглас замер на моих губах – это был еще один клиент. Точнее, была.
Не помню, чтобы я встречал ее раньше в городе. Не местная, да. Но обычно перед сезоном туманов никто по соседним городам не шляется, всем бы до своего дома добраться, вряд ли заезжая гостья…
Ах да, точно – я едва удержался, чтобы не хлопнуть себя по лбу. Театр! Вчера вечером приехал театр. Раскинул свой шатер на пустыре под парком. Джок обмолвился об этом, а я, злой от того, что он в очередной раз опоздал, как-то пропустил это мимо ушей. Черт, это плохо. Сложно предсказывать чужакам.
Девушка внимательно окинула взглядом куклу, затем порылась в складках плаща, вытащила что-то – и бросила в монетоприемник. Я подставил ладонь и поймал, не веря своим глазам.
Мальчишки нередко, балуясь, кидали туда всякий хлам, в надежде, что тот сойдет за монету. Я же либо игнорировал его – либо мстительно писал в ответ какие-нибудь гадости.
Но девушка скинула мне туда жемчужину. Настоящую жемчужину.
Жемчуг был дорог. Его добывали из глазниц мертвецов, что покоились на дне океана. Местные несколько раз попытались получить его самостоятельно – и даже привязали пару трупов к пирсу. Но день за днем трупы качались на волнах, потом, когда к ним прицепили камни, ушли на дно – а жемчуг так и не вырос. То ли глазницы были не те, то ли жемчуг слишком стеснительный.
Аппарат сдачи не дает, надеюсь, она это понимает?
Я тихонько вздохнул, размял пальцы и задумался над машинкой. Итак, что бы написать? Ох, как я не любил вот таких внезапных клиентов. Одно дело, когда у тебя есть картотека, досье на каждого завсегдатая, когда ты знаешь, что у него в жизни происходит, что его заботит – а на это, скажу я вам, мы с Джоком потратили не один месяц.
И совсем другое – когда приходит вот так, неизвестно кто, неизвестно откуда и хочет получить предсказание. Откуда мне знать, что у тебя в жизни будет, если я даже не в курсе, что там происходит?
Ну да, конечно, случайные гости города – не те люди, которые могут подорвать репутацию нашего заведения, но все равно, профессиональная гордость не позволяла халтурить.
Я снова вздохнул и осторожно выглянул в щель. Девушка поправляла прядь волос и, кажется, не выражала никакого недовольства тем, что кукла затягивает с выдачей предсказания.
Ну ладно, тогда будем действовать старым проверенным способом. Если не знаешь, что предсказать на будущее – сам создай это будущее.
«Вас сегодня ждет удивительная встреча с прекрасным человеком. Не упустите ее».
Не слишком ли перехвалил себя? А ладно, сойдет!
Листок высунулся из щели.
Девушка осторожно, двумя пальцами, взяла его – и я увидел, как изогнулись ее губы в легкой улыбке.
Ну что ж, будем создавать будущее.
********
Строго говоря, я отправился в театр не только ради девушки. Мне нужно было появляться там, где собирались люди – а как иначе я составлял свое досье?
Город был небольшим, новости сюда приходили поздно, развлечений особых не водилось – а в сезон туманов и подавно жизнь замирала. Поэтому то, что у нас на ближайший месяц появился свой театр – они же не такие глупцы, чтобы сняться с места и отправиться в туман? – было огромным событием. Конечно, многие побывали здесь уже вчера – чертов Джок, почему ты никогда ничего не говоришь вовремя? – но, может быть, хоть что-то для досье да накопаю. Ну и да… девушка тоже была симпатична. Может быть, у нее действительно будет удивительная встреча с прекрасным человеком?
Я ухмыльнулся в воротник и, поежившись, поднял его повыше. Ох, далеко не та погода, чтобы бродить по улицам. Да прямо скажем – и не тот сезон.
Туман шел не равномерно. Кое-где он был только на подступах, а кое-где уже протянул свои мутные пальцы глубоко в город. Вот и сейчас я обошел один из таких его клоков, брезгливо поморщившись.
Мальчишки шумной ватагой топтались вокруг приятеля, сидящего на корточках у самой границы с белесой пеленой.
Я подошел поближе.
Сидящий – э, да это давешний Мэтью – осторожно тыкал палочкой в туман.
И я в ужасе готов был поклясться, что с той стороны в Мэтью тоже тыкалась палочка! Что-то ворочалось там, в мутной пелене – и играло с мальчишками. Играло ли?
– Эй! – рявкнул я им, стараясь, чтобы мой голос не дрожал. – А ну брысь отсюда!
Мальчишки прыснули во все стороны.
Я повернулся к туману. Из него высунулось щупальце с крепко зажатой в нем палочкой, ощупало асфальт, а потом нырнуло обратно. Что-то зачвякало, в пелене мелькнула тень.
Меня передернуло.
Где-то наверху раздался мерный гул. Под ногами завибрировало. Потом еще. И еще. Я поднял голову. Сквозь туман была отчетливо видна огромная – футов в двадцать – тень, которая куда-то направлялась, размахивая кучей щупалец.
Я сплюнул через плечо. Новомодное суеверие. Увидел тень в тумане – не к добру. Тени заменяли черных кошек – которые вместе с товарками других мастей исчезли из города лет тридцать как. Одни говорили, что кошек сожрали существа из тумана, другие – что кошки ушли в туман и сами стали такими же существами, а третьи мрачно цедили, что кормить надо лучше, тогда никто и не уйдет никуда.
Театр вольготно раскинулся по всему пустырю – грязно-белый, цвета тумана, шатер, несколько вагончиков да куча мусора. Измельчали нонче храмы Мельпомены, мать ее.
– Один билет, – сунулся я в окошко, пытаясь рассмотреть в полутьме билетера.
Откуда-то из глубины кассы невнятно проскрипели.
– Один билет, – отчетливее повторил я. – На сегодняшний спектакль.
– Дзть! – скрипнули громче. – Дзить!
– Что? – я повернулся ухом. – Я не понимаю.
– Ды-зы-ть!
– Да десять! – похлопали меня по плечу. – Что пристал к иностранцу, вон же написано.
Я поднял взгляд. Да, точно, для таких идиотов как я – бумажка «1 билет – 10 монет». Я скосил глаза на стоящего рядом мужчину. «Мистер Хардвик, 45 лет, вдовец, владелец скобяной лавки» – привычно защелкало в голове. – «Надо добавить – был 21 апреля в приезжем театре».
********
В зале было сыро, не менее затхло, чем у меня в кукле, да вдобавок тканевая крыша текла.
Я поежился, чихнул, отодвинулся подальше от лужи, которая скопилась рядом со мной – и стал изучать зал. Через пятнадцать минут у меня уже было готова весомая прибавка к досье, и я мог обратить внимание на сцену.
Давали «Бурю» Шекспира. Просперо потрясал дурно приклеенной бородой. Калибан был органично уродлив и омерзителен. Ариэль почему-то то и дело щупал свое лицо. Миранда оказалась моей давешней клиенткой.
А вот Фердинанд мне кого-то смутно напоминал. Э, да это же Тилли! Хох, прохиндей, вот ты где! Сбежал из города, примкнул к странствующему театру? Ну да, конечно, это всяко интересней, чем тухнуть в деревянной кукле. Ну вот только закончится представление, я тебя найду!
Я не стал ждать, когда Просперо дочитает свой финальный монолог, и выскочил из театра. Обежал вокруг – и успел перехватить товарища, когда тот направлялся к вагончику.
– Тилли! – окликнул я. – Тилли, чертяка! Куда пропал?
Он даже не оглянулся.
– Тилли! – я подскочил к нему и схватил за рукав. – Привет!
Он медленно повернулся – и слова застряли у меня в горле.
Нет, конечно, это был Тилли – и никто иной. Его нос, подбородок, скулы, волосы… Но нос набух, словно от удара, подбородок безвольно обмяк, скулы смазались, как сырая глина, а волосы висели мокрой паклей.
– Тилли… – прошептал я. – Что с тобой стало…
Кто-то быстро и крепко схватил мою руку, отцепил ее от рукава Тилли и резко отшвырнул – так, что у меня заныло плечо. Я поскользнулся на грязи и чуть не упал.
За моим плечом стоял давешний «Просперо». Вблизи борода его казалась еще более дурно приклеенной, она топорщилась во все стороны, на коже из-под грима выступили красные пятна, а белесые старческие глаза обильно слезились. Для такой развалины подобная сила была неожиданной.
– Ухдииии, – процедил старик. – Ухдии!
– Но Тилли… – опешив, я повернулся к другу, но того рядом не оказалось. Он, неуклюже ковыляя – странно Тилли всегда славился ловкостью и гибкостью – был уже в паре десятков шагов от меня.
– Извините, – пожал плечами я. – Видимо, обознался. Спутал с другом. Извините.
Старик взглянул на меня – из-за слезящихся глаз и спутанной бороды я не мог увидеть его эмоций – что-то пробормотал, и ковыляя точь-в-точь как «Тилли», побрел прочь.
Я застыл в растерянности. Неужели обознался?
– Вы что-то забыли? – раздался за спиной мягкий голос. Я усмехнулся – на ловца и зверь того.
– Добрый вечер, мисс, – галантно поклонился я, повернувшись. – А он добрый, не правда ли?
Девушка слегка растерянно улыбнулась.
– Вы не поверите, – продолжал удерживать инициативу я. – Сегодня у меня были дела, но я вдруг решил пойти в ваш театр. Представляете? И увидел вас! Это рука судьбы, не иначе.
Тут я сделал паузу, давая девушке шанс вспомнить о сегодняшнем предсказании.
Она рассеянно кивнула.
Ну что ж, продолжим.
– А вы верите в судьбу? – вкрадчиво спросил я.
– Мне кажется, судьбе наплевать на то, верим мы в нее или нет, – рассмеялась девушка.
Вот так, лед и треснул.
– Как вы отнесетесь к тому, чтобы прогуляться? – спросил я. – Я покажу вам город.
********
Да, наверное, предложение выпить кофе слегка неуместно для позднего вечера – но я не мог придумать ничего другого в сезон тумана. Город и так практически впал в оцепенение, закрылись многие лавки, и мне стоило большого труда уговорить хозяина кафе выставить столик на улицу.
Туман добрался уже на эту улицу и тихонько колыхался на невидимом мне ветру.
– К завтрашнему обеду тут уже никого не будет, – сказал я девушке.
– Почему? – мелодичным голосом, рассматривая пенку на кофе, спросила она.
– Туман совсем близко, – ответил я. – Он движется медленно – так что только к обеду перекроет площадь. Поэтому хозяин и не хотел, чтобы мы сидели тут – не за нас боится, нет, просто ему не хотелось заново убирать столик в подсобку.
– Но почему вы говорите, что тут никого не будет?
– Но люди же не останутся, когда здесь туман, – я не мог понять, она дразнила меня, задавая такой дурацкий вопрос?
– Да, но разве речь идет только о людях?
– А, вы про этих… – я махнул рукой в сторону тумана. – Но это же… это же… они.
– А, ну да, ну да… – она кивнула и покрутила в руках чашку. – Верно, я и забыла.
– Они вообще тут не должны быть, – мрачно ответил я. – Ученые до сих пор не колются, что это такое тогда было. Эксперимент, небось. Раскрыли какую-то дыру – из нее и полезла всякая шваль. А мы теперь живи с этим. Точнее, этими.
– Угу, – вяло кивнула девушка.
Я взглянул на ее гримасу скуки и спохватился:
– О, простите меня, я увлекся. Ради Бога, простите…
– Все в порядке, – улыбнулась она. – Мне, наоборот, интересно.
– Да?
– Да, – кивнула она. – Мне интересно, как здесь относятся к тем, кто живет в тумане.
– Ну а что в других городах?
– Да так же, – она пожала плечами. – Нелюбовь, иногда ненависть. Отвращение. Страх.
– Ну это неудивительно, – кивнул я. – Люди боятся неизвестного.
– Страх — самое древнее и сильное из человеческих чувств, а самый древний и самый сильный страх — страх неведомого… – отчего-то мечтательно произнесла она.
– Что? – переспросил я.
– Ах нет, не обращайте внимания, – махнула она рукой. – Старый знакомый.
Я вежливо улыбнулся.
– А как ваше имя? – спросил я.
– Зовите меня Миранда, – ответила она.
– Но это не настоящее имя, да?
– Имя ничего не значит, – пожала плечами она.
Я задумался, не зная, что ответить.
– Скажите… – сказала она, водя пальцем по ободку чашки. Кофе она так и не отпила. – Скажите, а вы не думали, что те, кто живет в тумане, тоже как-то относятся к вам?
– Эмн…
– И их может интересовать, что вы думаете о них?
– И им может не нравиться… – я посмотрел за ее спину и замер с открытым ртом.
Туман надвигался. Медленно, вкрадчиво – но, черт возьми, как быстро! Он подползал к нам, словно собираясь взять в кольцо.
– Что «и»? – спросила она.
– Бежим, – отрывисто бросил я, вскакивая.
– Что?
– Бежим! – я схватил ее за руку, рывком сдернул со стула и практически потащил прочь.
– Эй, – крикнул я в открытую дверь кафе. – Туман! Выметайтесь!
Хозяин выскочил мгновенно, словно стоял рядом – и так же, как за пару минут до этого я, замер с открытым ртом. Вряд ли он успеет – только если бросит кафе открытым и побежит вслед за нами.
У меня мелькнула мысль бросить Миранду, спасаться самому – но какой-то всплеск то ли благородства, то ли трусости помешал это сделать. Да, скорее всего именно трусости – вдруг кто узнает об этом малодушном поступке?
Наконец, мы вывернули в проулок и остановились.
Я тяжело дышал, глотая вязкую слюну. Ноги у меня дрожали, и пришлось опереться о стену, чтобы не упасть. Миранда была совершенно спокойна и, казалось, даже не запыхалась.
– Вы… это… – пробормотал я. – Хорошо бе… бегаете.
– Спасибо, – улыбнулась она. – Как я понимаю, на этом наш вечер окончен?
Я смог лишь выдавить из себя улыбку да слабо махнуть рукой.
********
Ночью мне не спалось. Я то забывался тревожным, тяжелым, липким сном – то вскакивал, разбуженный очередным кошмаром. Мне снился туман – и те, кто жил в нем. Кто мог жить в нем. Вряд ли природа была в состоянии додуматься до таких искореженных, извращенных, страшных созданий, какие в ту ночь рождал мой измученный мозг.
Я подошел к окну и распахнул его, в надежде глотнуть свежего воздуха. Тщетно. Туман принес в город сырость, тлен и духоту. Что-то свистело в районе пристани – высоко-высоко, на грани тончайшего писка. Меня передернуло, и я захлопнул окно. Потом забрался в кровать, завернулся в одеяло и так, прижавшись спиной к стене, намеревался провести остаток ночи.
Что-то произошло, я отчетливо понимал, что что-то произошло. Сегодня. Но что я сделал не так? Я обидел туман? Фу, какие глупости. Я обидел тех, кто живет в тумане? Но о них и не так отзывались, например тот же Тилли. А Тилли жив-здоров, я же его вот видел. Ну, может быть, не совсем и здоров, но ведь жив… А Джок? Такого ненавистника тумана еще поискать надо – бывший моряк, он лишился средств к существованию и теперь был вынужден охранять липового предсказателя. Но вот, Джок не то что жив, а еще и здоров как бык.
– Твою мать! – процедил сквозь зубы я.
– Ою ать! – тоненьким дребезжащим голоском донеслось с потолка.
Я истошно заорал, скатился с кровати, нащупал на тумбочке будильник и что есть силы запустил его в сторону, откуда был слышен голос. Раздался хруст и звук осыпающихся на пол деталей.
– Аааааа! – в тон моему ору ответил голос.
Я нашарил рукой выключатель – и щелкнул его, будучи готовым в любой момент выскочить из комнаты.
На потолке сидела огромная – с локоть – мокрица. Да, огромная, да, с локоть – но мокрица.
– Уф, сука, – выдохнул я.
– У! Ука! – сообщила мокрица все тем же дребезжащим голоском.
Остаток ночи я провел на кухне, придавив дверь комнаты одним из кухонных шкафов.
********
Наутро я сказался Джоку больным и отказался работать. С меня хватило и давешних приключений – а ожидать новых, будучи запертым в тесный ящик, я не собирался.
Джок долго матерился, размахивал руками, но ничего поделать не мог.
Девушку я нашел сразу, она сидела на пороге одного из вагончиков и разговаривала с парнем, которого я принял за Тилли. Увидев, что я приближаюсь, «Тилли» развернулся и поковылял прочь.
– Доброе утро, – сказал я, глядя ему в спину и подходя к девушке.
– Доброе, – ответила она. – Вы интересуетесь нашими актерами?
– О нет, только одним, – я указал рукой. – Мне просто показалось, что это мой старый приятель. Обознался, бывает.
– Обознался, бывает, – эхом отозвалась она.
– Вы ночью ничего… ммм… не замечали? – осторожно спросил я.
– Смотря, что вы понимаете под необычным, – лукаво прищурилась она.
Я ухмыльнулся и развел руками.
– Замечательно, – вдруг сказала она. – Просто замечательно. Я и не ожидала, что мне так повезет.
– М? – спросил я.
– Предсказание, – пояснила она. – Кукла-предсказатель в балаганчике в парке.
– А, – кивнул я.
– Мне нагадали удивительную встречу.
– А, – снова кивнул я, не понимая, к чему она клонит.
– Я сначала думала, что у вас неплохое лицо…
– Спасибо, – усмехнулся я.
– Но вы быстро бегаете. Значит, и с телом все в порядке.
Я хотел спошлить, но она продолжила:
– У нас нехватка новых кадров. В предыдущих городах неудачно было. Только Калибану сейчас хорошо. Я бы с удовольствием поболтала бы с вами – но это мы можем сделать и потом. А Ариэлю так нужно новое лицо!
А потом она протянула руку, и на ее ладонь лег туман.
********
Я могу представить, как теперь выгляжу. Не увидеть, нет – здесь нет зеркал, а стенки банок ничего не отражают. Я могу только смотреть на других – и в них видеть себя. Голова. Череп без волос, ушей, век, губ – без кожи. Мясо – под воздействием вещества, в которое мы погружены, оно стало иссиня-фиолетовым – и мышцы. Больше ничего. Головы. Фиолетовые шары с неморгающими глазами, немым ртом и сознанием, бьющимся в черепе как птица в клетке.
Тилли плавает в самой крайней банке. Надо сказать, что узнать его крайне сложно – все свои характерные черты он оставил в лице, которое носит каракатицеподобное существо.
Я как-то видел, как актеры переодевались. Если бы я мог, то, наверное, упал бы в обморок – но у меня нет тела, чтобы падать, нет глаз, чтобы их закрыть, нет шеи, чтобы отвернуться, да и с сознанием что-то не то, так как никак не удается его потерять. Там, под человеческой кожей, которую они натягивают на себя, как девушки натягивают чулки, пульсируют комки плоти с щупальцами, присосками, псевдоподиями – я не знаю, как назвать все те отростки, которыми пестрят их тела. После спектаклей кожа сушится в гардеробной – я буду называть ее так – на крючьях, словно сдутые резиновые куклы в ожидании праздника.
Мое лицо неплохо сидит на Ариэле. Надо же, я никогда не думал, что мои черты могут стать такими… девичьими. Думаю, если бы мне это сказали когда-то тогда, я бы обозлился, может быть, полез в драку. Сейчас же я смотрю на Ариэля, и думаю, что это – не самая плохая роль для моего лица. Хотя всех нас рано или поздно ждет Калибан.
Именно ему достаются все лица, вся кожа, пришедшая в негодность. Костюм, сшитый из них, висит на нем мешком, из прорех то и дело проглядывают щупальца – но кто это заметит? Несколько раз куски кожи отвалились с него прямо во время представления – но даже на это зрители не обращали внимания. Тупые, слепые зрители, неужели вы ничего-ничего не видите?
Нас не так много. Девушка – я так и не могу выучить ее настоящее имя, а называть Мирандой не поворачивается язык – да, да, язык у меня тоже остался – говорит, что мы лучшие, что нам повезло. Мне сложно быть согласным с ней. Наверное, везение было бы в том, чтобы умереть.
Но театру надоело ставить «Бурю». Вот уже десять лет в нем идет только «Буря» – единственная книжка, которую они много лет назад обнаружили в одном из городов. Теперь книги редкость, бумага быстро сыреет в новом климате, страницы рассыпаются, плесень сжирает буквы. Они так больше и не нашли ни одной. И живут в вечной «Буре».
Они хотят, чтобы мы придумали новые истории. Странные истории, красивые истории, великие истории – чтобы зрители рыдали и смеялись, кричали и аплодировали.
Мы плаваем в мутном, вязком растворе, не моргая, не дыша, дрожа кончиками языка – и пытаемся придумать истории. А потом приходит девушка, чье имя я не могу запомнить, засовывает в банки какой-то механизм – и дрожание языка превращается в слова. И мы рассказываем.
А потом снова погружаемся в немоту.
И одна мысль, одна мысль почему-то преследует меня теперь, бьется в висках, пульсирует на языке.
Почему я, раздавая людям будущее, – так и не придумал его для себя?