Цитата(Циник @ 30.4.2014, 5:37)

Почему-то многие забывают, что цель - напугать. А всегда страшно - неизвестное, непонятное, необъяснимое.
Специально погуглила фразу:
Цитата(Каркун @ 25.4.2014, 9:22)

– Страх — самое древнее и сильное из человеческих чувств, а самый древний и самый сильный страх — страх неведомого… – отчего-то мечтательно произнесла она.
– Что? – переспросил я.
– Ах нет, не обращайте внимания, – махнула она рукой. – Старый знакомый.
оказалась цитата из классика:
Цитата
Страх -- самое древнее и сильное из человеческих чувств, а самый
древний и самый сильный страх -- страх неведомого. Вряд ли кто-нибудь из
психологов будет это оспаривать, и в качестве общепризнанного факта сие
должно на все времена утвердить подлинность и достоинство таинственного,
ужасного повествования как литературной формы. Против него направлены все
стрелы материалистической софистики, которая цепляется за обычные чувства и
внешние явления, и, так сказать, пресного идеализма, который протестует
против эстетического мотива и призывает к созданию дидактической литературы,
чтобы "поднять" читателя до требуемого уровня самодовольного оптимизма.
Однако, несмотря ни на что, таинственное повествование выживало, развивалось
и добивалось замечательных результатов; основанное на мудром и простом
принципе, может быть и не универсальном, но живом и вечном для всех, кто
обладает достаточной чувствительностью.
У призрачного ужаса, как правило, небольшая аудитория, поскольку он
требует от читателя вполне определенной способности к фантазиям и
отстранению от обычной жизни. Сравнительно немногие в достаточной степени
свободны от власти повседневности и способны отвечать на стук извне, поэтому
вкус большинства в первую очередь удовлетворяют рассказы о банальных
чувствах и событиях или о незамысловатых отклонениях в этих чувствах и
событиях; и это правильно, наверное, поскольку банальности составляют
большую часть человеческого опыта. Чувствительные люди всегда были и будут с
нами, но иногда случается и так, что неожиданный приступ любопытства смущает
и самую недоверчивую голову; поэтому никакая рационализация, никакая
реформа, никакой фрейдистский анализ не в состоянии полностью уничтожить
трепет, возникающий во время бесед у камина или в лесной чаще. Ведь речь
идет о психологии или традиции, так же реально и глубоко укоренившейся в
человеческом сознании, как любая другая традиция; о сверстнице религиозного
чувства, тесно связанной со многими его аспектами и занимающей слишком много
места в нашем внутреннем биологическом наследии, чтобы потерять всемогущую
власть над очень важным, хотя и численно невеликим меньшинством нам
подобных.
Главные инстинкты и чувства человека сформированы его ответом на
окружающую обстановку. Вполне определенные чувства, основанные на
удовольствии и боли, растут вокруг феноменов, причины и следствия которых он
понимает, тогда как вокруг тех, которые он не понимает -- в ранние времена
вселенная кишела ими, -- появлялись, естественно, всякие персонификации,
чудесные интерпретации, ощущения ужаса и страха, которые только и могло
придумать человеческое сообщество с немногими и простыми идеями и
ограниченным опытом. Будучи непредсказуемым, неведомое стало для наших
примитивных предков ужасным и всемогущим источником радостей и бедствий,
насылаемых на человечество тайными и внеземными силами, очевидно,
принадлежащими к сферам существования, о которых нам ничего неизвестно и к
которым мы не принадлежим. Феномен грез (сна) тоже способствовал
формированию представления о нереальном или призрачном мире; в целом все
условия дикой низшей жизни пробуждали в человеке ощущение
сверхъестественного, и не следует удивляться тому, как основательно
наследственная память пропитана религией и суевериями. Это явление -- как
самый обыкновенный научный факт -- должно, в сущности, рассматриваться в
качестве постоянного, ибо тут задействованы и подсознание, и инстинкты; и,
хотя беспрерывное противостояние ареалу неведомого насчитывает уже тысячи
лет, большая часть внешнего космоса все еще является неиссякаемым источником
таинственного, да и перешедшие к нам властные наследственные ассоциации не
оставляют без внимания объекты и явления, которые когда-то были сочтены
таинственными, пусть даже теперь мы можем многое объяснить. Более того,
существует объективная физиологическая фиксация давних инстинктов в нервной
природе человека, которая придает им поразительную подвижность, пусть даже
сознание полностью отрицает чудеса.
Так как мы помним боль и угрозу смерти лучше, нежели удовольствия, и
так как наши чувства в отношении благоприятных аспектов неведомого с самого
начала были взяты в плен и соответствующим образом воспитаны религиозными
ритуалами, то темной и злой части космической тайны выпало на долю
фигурировать в нашем фольклоре о сверхъестественном. Эта тенденция
естественным образом была поддержана и тем, что нерешительность и опасность
всегда тесно связаны между собой; из-за чего неведомый мир неизбежно
предстает как мир, грозящий человеку злом. Когда же к страху прибавилось
неизбежное очарование удивления и любопытства, появилось нечто, сложенное из
обостренного чувства и возбужденной фантазии, чья жизнеспособность равна
жизнеспособности человечества. Дети всегда будут бояться темноты, а
взрослые, чувствительные к унаследованному опыту, будут трепетать при мысли
о неведомых и безмерных пространствах где-то далеко за звездами с, возможно,
пульсирующей жизнью, не похожей на земную, или ужасаться при мысли о жутких
мирах на нашей собственной планете, которые известны только мертвым и
сумасшедшим.
Поняв это, не стоит удивляться существованию литературы, насыщенной
космическим страхом. Она всегда была и всегда будет; и нет лучшего
свидетельства ее жизнестойкости, чем импульс время от времени толкающий
писателей совершенно другого направления попытать в ней свои силы, словно им
необходимо выкинуть из головы некие фантомы, которые их преследуют.
ну и так далее.
http://www.lib.ru/INOFANT/LAWKRAFT/sverhes..._literature.txt