*** А Вы во время разговора всегда стоите по стойке смирно и смотрите в одну точку?

Я понимаю, атрибутику, когда она передает экстремальные чувства героя - ужас, радость, страх, ненависть и пр.

Но я например когда я просто разговариваю, не заламываю руки, не хмурюсь, не чешусь, не постираю лоб и даже не хмурюсь.

А у начписов этого навалом. Потому что они не могут передать чувства в диалоге персонажа. Вот у них герои ежесекундно бледнеют, краснеют, хмурятся и несут бессвязный бред.

А что, если Вы ПРОСТО разговариваете, то Вы во время этого ничего не чувствуете?

Для меня очень важна речь человека, интонации и выражение его лица. На руки, ноги и другие места я никогда не смотрю.

Вот вы снимите себя на камеру со стороны во время разговора и посчитайте, сколько раз нахмурились, побледнели. покраснели, и потерли и почесали разные места.

Один покачивает ногой во время беседы, другой ноги скрещивает, третий нервно теребит мочку уха...

Почти всегда. Как и все нормальные люди. Не хмурюсь, не бледнею и не краснею. Просто разговариваю.

Вот вы снимите себя на камеру со стороны во время разговора и посчитайте, сколько раз нахмурились, побледнели. покраснели, и потерли и почесали разные места.

Спрашиваю его: крещеный он или нет?
-- Нет, -- отвечает, -- бачка, моя некрещена, моя счастливая.
-- Чем же ты так счастлив?
-- Счастливая, бачка; меня, бачка, Дзол-Дзаягачи дала, бачка. Она меня, бачка, бережет.
Дзол-Дзаягачи у шаманистов такая богиня, дарующая детей и пекущаяся будто бы о счастии и здоровье тех, которые у нее вымолены.
-- Так что же, -- говорю, -- а почему же не креститься-то?
-- А она, бачка, меня не дает крестить.
-- Кто это? Дзол-Дзаягачи?
-- Да, бачка, не дает.
-- Ага, ну, хорошо, что ты мне это сказал.
-- Как же, бачка, хорошо?
-- Да вот я тебя за это, назло твоей Дзол-Дзаягачи, и велю окрестить.
-- Что ты, бачка? зачем Дзол-Дзаягачи сердить? -- она рассердится -- дуть станет.
-- Очень она мне нужна, твоя Дзол-Дзаягачи: окрещу, да и баста.
-- Нет, бачка, она не даст обижать.
-- Да какая тебе, глупому, в этом обида?
-- Как же, бачка, меня крестить? -- мне много обида, бачка: зайсан придет -- меня крещеного бить будет, шаман придет -- опять бить будет, лама придет -- тоже бить будет и олешков сгонит. Большая, бачка, обида будет.
-- Не смеют они этого делать.
-- Как, бачка, не смеют? смеют, бачка, все возьмут; у меня дядю, бачка, уже разорили... Как же, бачка, разорили, и брата, бачка, разорили.
-- Разве у тебя есть брат крещеный?
-- Как же, бачка, есть брат, бачка, есть.
-- И он крещеный?
-- Как же, бачка, крещеный, два раза крещеный.
-- Что такое? два раза крещеный? Разве по два раза крестят?
-- Как же, бачка, крестят.
-- Врешь!
-- Нет, бачка, верно: он один раз за себя крестился, а один раз, бачка, за меня.
-- Как за тебя? Что ты это за вздор мне рассказываешь?
-- Какой, бачка, вздор! -- не вздор: я, бачка, от попа спрятался, а брат за меня крестился.
-- Для чего же вы так смошенничали?
-- Потому, бачка, что он добрый.
-- Кто это: брат-то твой, что ли?
-- Да, бачка, брат. Он сказал: "Я все равно уже пропал -- окрещен, а ты спрячься, -- я еще окрещусь"; я и спрятался.
-- И где же он теперь, твой брат?
-- Опять, бачка, креститься побежал.
-- Куда же это его, бездельника, понесло?
-- А туда, бачка, где ныне, слыхать, твердый поп ездит.
-- Ишь ты! Что же ему до этого попа за дело?
-- А свои у нас там, бачка, свои люди живут, хорошие, бачка, люди; как же? ему, бачка, жаль... он их жалеет, бачка, -- за них креститься побежал.
-- Да что же это за шайтан, этот твой брат? Как он это смеет делать?
-- А что, бачка? ничего: ему, бачка, уж все равно, а тех, бачка, зайсан бить не будет, и лама олешков не сгонит.
-- Гм! надо, однако, твоего досужего брата на примету взять. Скажи-ка мне, как его зовут?
-- Куська-Демяк, бачка.
-- Кузьма или Демьян?
-- Нет, бачка, -- Куська-Демяк.
-- Да; по-твоему чище, -- Куська-Демяк или меди пятак, -- только это два имени.
-- Нет, бачка, одно.
-- Я тебе говорю -- два!
-- Нет, бачка, одно.
-- Ну, тебе, видно, и это лучше знать.
-- Как же, бачка, мне лучше.
-- Но это его Кузьмой и Демьяном при первом или при втором крещении назвали?
Вылупился и не понимает; но, когда я ему повторил, он подумал и ответил:
-- Так, бачка: это как он за меня крестился, тогда его стали Куська-Демяк дразнить,
-- Ну, а после первого-то крещения вы как его дразнили?
-- Не знаю, бачка, -- забыл.
-- Но он-то, чай, это знает?
-- Нет, бачка, и он позабыл.
-- Быть, -- говорю, -- этого не может!
-- Нет, бачка, -- верно, позабыл.
-- А вот я его велю разыскать и расспрошу.
-- Разыщи, бачка, разыщи; и он скажет, что позабыл.
-- Да только уже я его, брат, как разыщу, так сам зайсану отдам.
-- Ничего, бачка; ему теперь, бачка, никто ничего, -- он пропащий.
-- Через что же это он пропащий-то? Через то, что окрестился, что ли?
-- Да, бачка; его шаман гонит, у него лама олешки забрал, ему свой никто не верит.
-- Отчего не верит?
-- Нельзя, бачка, крещеному верить, -- никто не верит.
-- Что ты, дикий глупец, врешь! Отчего нельзя крещеному верить? Разве крещеный вас, идолопоклонников, хуже?
-- Отчего, бачка, хуже? -- один человек.
-- Вот видишь, и сам согласен, что не хуже?
-- Не знаю, бачка, -- ты говоришь, что не хуже, и я говорю; а верить нельзя.
-- Почему же ему нельзя верить?
-- Потому, бачка, что ему поп грех прощает.
-- Ну так что же тут худого? неужто же лучше без прощения оставаться?
-- Как можно, бачка, без прощения оставаться! Это нельзя, бачка. Надо прощенье просить.
-- Ну так я же тебя не понимаю; о чем ты толкуешь?
-- Так, бачка, говорю: крещеный сворует, попу скажет, а поп его, бачка, простит; он и неверный, бачка, через это у людей станет.
-- Ишь ты какой вздор несешь! А по-твоему это небось не годится?
-- Этак, бачка, не годится у нас, не годится.
-- А по-вашему как бы надо?
-- Так, бачка: у кого украл, тому назад принеси и простить проси; человек простит, и бог простит.
-- Да ведь и поп человек: отчего же он не может простить?
-- Отчего же, бачка, не может простить? -- и поп может. Кто у попа украл, того, бачка, и поп может простить.
-- А если у другого украл, так он не может простить?
-- Как же, бачка? -- нельзя, бачка: неправда, бачка, будет; неверный человек, бачка, везде пойдет.
"Ах ты, -- думаю, -- чучело этакое неумытое, какие себе построения настроил!" -- и спрашиваю далее:
-- А ты про господа Иисуса Христа-то что-нибудь слыхал?
-- Как же, бачка, -- слыхал.
-- Что же ты про него слыхал?
-- По воде, бачка, ходил.
-- Гм! ну, хорошо -- ходил; а еще что?
-- Свинью, бачка, в море топил.
-- А более сего?
-- Ничего, бачка, -- хорош, жалостлив, бачка, был.
-- Ну, как же жалостлив? Что он делал?
-- Слепому на глаза, бачка, плевал, -- слепой видел; хлебца и рыбка народца кормил.
-- Однако ты, брат, много знаешь.
-- Как же, бачка, -- много знаю.
-- Кто же тебе все это рассказал?
-- А люди, бачка, говорят.
-- Ваши люди?
-- Люди-то? Как же, бачка, -- наши, наши.
-- А они от кого слышали?
-- Не знаю, бачка.
-- Ну, а не знаешь ли ты, зачем Христос сюда на землю приходил?
Думал он, думал, -- и ничего не ответил.
-- Не знаешь? -- говорю.
-- Не знаю.
Я ему все православие и объяснил, а он не то слушает, не то нет, а сам все на собак погикивает да орстелем машет.
-- Ну, понял ли, -- спрашиваю, -- что я тебе говорил?
-- Как же, бачка, понял: свинью в море топил, слепому на глаза плевал, -- слепой видел, хлебца-рыбка народца дал.

Н.Лесков опровергает заповеди графоманов. Одна речь и никто во время разговора не хмурится и не чешет разные места.

Времена притч и проповедей прошли.

Писал так Лескрв потому что умел передавать живую человеческую речь. Читаешь и прердставлешь говоривших, хотя они нигде не чешут.

Н.Лесков опровергает заповеди графоманов.

Для него это будет серый диалог из коротких бессмысленных реплик.

Знаете что мне больше всего не нравится в российских фильмах? Ужасающего убожества диалоги. В любых.
Если быть точнее диалогов вообще нет -одни монологи двух существ не слышащих друг-друга.

На западе даже во второразрядных фильмах с этим дела очень прилично.

Не говоря уж о классиках вроде Хичкока.

Есть компьютерная игра Dragon Age. Там спутники ГГ во время игры треплются и подкалывают друг-друга очень остроумно.

В вашем собственном тексте герои то и дело краснеют, бледнеют, пожимают плечами, вздыхают, потупляют взор и даже от волнения хватаются за столешницу.

Я потерял дар речи, кровь прилила к голове сердце застучало сильно-сильно. Я даже схватился за столешницу, чтобы сохранить равновесие.

Я почувствовал, что покраснел — мне стало стыдно. Месяц назад я обещал ей, что больше подобное не повторится.

- Да ничего особенного. Он как раз в лес шел, с ночевкой собирался. С похмелья был. Я ему налил, но немного. Ни о чем особенно не говорили, он недолго был.
- Можешь припомнить разговор?
- О музыке говорили. У него в городе много знакомых было. Я попросил его достать у них какой-нибудь альбом Боба Марли, - начал врать я. - Он мне обещал.
- Это кто-такой? - поднял взгляд от своей писанины Андрей.
- Певец такой из Ямайки.
- Понятно, - кивнул Андрей.
Вообще-то я действительно собирался поговорить на эту тему с Маратом, но не стал, видя что он был в плохом состоянии.
Участковый писал а я продолжал, но уже почти правду:
- Марат собирался ко мне зайти на обратном пути, но так и не появился.
- У Марата были враги? - продолжил допрос Андрей.
- Конечно не было. Он был безобидный и мирный. Его мамаша в ежовых рукавицах держала. Она знает?
- Ей уже сообщили.
- У него девушка была? - поинтересовался Андрей.
- Не знаю, - я же с ним не так часто общался. Предпоследний раз целый месяц назад его видел.
- Жена твоя с ним вчера разговаривала?
- Нет, она уходила когда он пришел. Только поздоровалась.
На этом допрос, как ни странно, кончился.

- Ну Вы и мерзавец! - сказала она, весело смеясь и обмахиваясь веером.
- Ну Вы и мерзавец! - сказала она, упёршись руками в стол и глядя на него исподлобья.
- Ну Вы и мерзавец! - сказала она, и выстрелила в него из пистолета.

Покраснение один раз. Причина более чем уважительная.

Увидев что я это заметил он покраснел, словно я поймал его на чем-то неприличном.

Я вспомнил, что прошлый раз вел с ней себя очень некрасиво и покраснел.

А зачем вы оправдываетесь? Я вовсе не говорю, что это плохо!

Ана то нападала, то отступала, играя с противником, пока, наконец не выбила у него оружие, ударом ноги в грудь опрокинула его на спину, запрыгнула ему на грудь и вонзила кинжал точно в сердце.
Затем она поднялась на ноги и торжествующе помахала рукой в сторону Орина.
Он сбежал с пригорка и вышел на свет к костру.
— Видел, как мы их? Здорово получилось! — радостно воскликнула она, подойдя к нему.
— Нет, — хмуро ответил Орин, — плохо.
Ана изменилась в лице и спросила с обиженным видом:
— Почему? Мы же их победили!
— Это правда? — глядя на нее в упор задал вопрос Орин.
— Что?
— Что ты пытала человека, а потом убила его.
— Нет, — ответила Ана, краснея и Орин сразу понял, что она бессовестно лжет, — он испугался и сразу все рассказал. Я так сказала, чтобы посмеяться над твоими врагами.
— Это не смешно, - возразил он.
Ана закричала в гневе:
— Ты ничего не понимаешь! По всей степи бродят шайки наемников и все они ищут тебя! Я не знаю что им от тебя нужно, но я тебя им не отдам, пусть даже мне придется убить их всех!
— Зачем ты убила пленного? - не отставал Орин.
— Потому что он знал что ты со мной. Что я, по твоему, должна была сделать? Отпустить его, чтобы он привел еще больше своих людей, которых бы мне тоже пришлось убить? - разозлилась она и Орин увидел как в ее голубых глазах заплясали опасные огоньки.
Орин не знал, что ответить.
— На рассвете мы отправляемся в путь, — сказала Ана, немного успокоившись. — А если ты не захочешь ехать, мы с Гиндхуком свяжем тебя и повезем против твоей воли. Я тебя не никуда отпущу. Я все сказала. А теперь пора спать, нам завтра рано в дорогу.

Но у начписов, начитавшихся книжек о написании шедевров много лишних движений, которые вообще не несут смысловой нагрузки и притом почти после каждой реплики.

Важное уточнение.
Согласен, все телодвижения и прочие ужимки во время разговора должны работать на образ и передавать то, о чём персонаж не говорит.

Ну а теперь представте разговор двух человек, чья речь практически не отличается. Предположим, они спорят и, как это часто бывает, используют одни и те же доводы в свою пользу. Если вы не сопроводите диалог спорщиков маркерами, определяющими кому принадлежит та или иная фраза, то даже вы сами скоро перестанете понимать кто о чём бедит.

- А, будь оно все проклято! - заорал Кличбор с такой безудержной силой, что даже Смерзевот улыбнулся. То была, возможно, бледнейшая, легчайшая из улыбок, когда-либо оживлявшая на миг нижнюю половину человеческого лица. Глаза в ней участия не принимали. Глаза остались холодными, как блюдечки с молоком; лишь один из краешков рта приподнялся, как могла бы приподняться ледяная губа Форели.
- Господин Мух. - произнес Школоначальник голосом, отсутствующим, как бы призраком уже угасшей улыбки. - Господин Мух, вирус вы этакий, где вы?
- Сударь? - отозвался Мух.
- Это был Кличбор?
- Он самый, сударь, - ответил Мух
- И как он в последнее время?
- Боли мучают, - сказал Мух.
- Сильные боли?
- Желаете, чтобы я выяснил, сударь?
- Почему бы и нет?
- Кличбор! - крикнул Мух
- Что, черт бы вас взял? - откликнулся Кличбор.
- Начальник интересуется вашим здоровьем.
- Моим? - удивился Кличбор.
- Вашим-вашим, - подтвердил Мух.
- Сударь? переспросил Кличбор, вглядываясь туда, откуда доносился голос.
- Подойдите поближе... - сказал Смерзевот. - Я не вижу вас бедный мой друг.
- Я вас тоже, сударь.
- Протяните руку Кличбор. Нащупали что-нибудь?
- Это ваша нога, сударь?
- Это она, мой бедный друг.
- Да, это она сударь, - сказал Кличбор.
- Вам не здоровится, мой бедный друг?
- Локализованные боли, сударь.
- Совсем как в прежние времена, когда вы еще были честолюбивы. Когда у вас имелись идеалы, Кличбор. Мы тогда все, помнится, возлагали на вас большие надежды. - Послышался жутковатый смешок, такой могла бы издать овсяная каша.
- Точно так, сударь.
- Кто-нибудь еще верит в вас, мой бедный друг?
Ответа не последовало.
- Ну же, ну... Не вам обижаться на судьбу. Выискивать недостатки в сухом, увядшем листе. О нет, мой бедный Кличбор, вы стали зрелым человеком. Быть может, перезрелым... Как знать? Мы все становимся со временем только хуже. А выглядите вы все так же, друг мой?
- Не знаю, - сказал Кличбор.
- Я устал... - сказал Смерзевот. - Что я здесь делаю? Где этот вирус, господин Мух?
- Сударь? - мгновенно откликнулся карлик.
Увези меня отсюда. Выкати в какое-нибудь тихое место, господин Мух. В мягкую тьму.- Голос его, по-прежнему пустой и невыразительный, но обнаруживший вдруг начатки жизни, возвысился до призрачной трели. - Выкати меня...- Смерзевот уже кричал. - В золотистую пустоту.
- Сию минуту сударь, - сказал Мух.

В.Миллер я бы посоветовала вам прочитать Мервина Пик, раз вы уж так не любите отечественных авторов, то это писатель западный и он оригинален во всем, начиная от диалогов, кончая просто структурой романов!

В.Миллер я бы посоветовала вам прочитать Мервина Пик, раз вы уж так не любите отечественных авторов, то это писатель западный и он оригинален во всем, начиная от диалогов, кончая просто структурой романов!

Послышался жутковатый смешок, такой могла бы издать овсяная каша.

Это штампы графоманов.

Это примитивно и ничего такого оригинального в диалоге я не заметил.

Теперь Глеб узнал, как выглядит «правильный демон». Существо смахивало на помесь бультерьера с кротом; от первого — конусообразная морда, а от второго — толстые лапы с внушительными когтями. Мелкая чешуя — не зеленая, а красноватого оттенка, а на шкуре — шрамы и подпалины. Короткий хвост с шишкой на кончике — такого точно ни у кого из земных животных не имелось. От низшего демона исходил еле уловимый аромат тухлой рыбы и прелых листьев.
— Отличный экземпляр! — возвестил архимаг. — Забирай этого, а я сейчас вытащу еще одного…
— Какой милый! — прошептала Ленка.
— Ага, — усмехнулся Глеб, когда существо, пошатываясь, доковыляло до обескровленной жертвы. [...]
— Кто здесь? Высший? — просипел демон, принюхиваясь. Голосок у него оказался противным, прямо как скрип несмазанной калитки.
Когда Глеб переступил границу рисунка, уродец хрюкнул и свернулся в чешуйчатый мячик чуть меньше футбольного. Арциус проинструктировал, что делать в таком случае: кольнув уродца острием шпаги, ученик ухватил испуганного демона за хвост. В развернутом виде он оказался чуть больше упитанного кота. Но намного тяжелее: килограмм десять навскидку…
— Я — тот, кому ты будешь служить! — громко сказал маг, подумав, что шишка на хвосте — очень полезная вещь для переноски.
Посадив демона в ведро, Глеб заметил, что у того на морде нет глаз, зато много крошечных бугорков, похожих на ноздри. Вероятно, там, где проживал уродец, зрение не требовалось, зато было что понюхать.
Подруга стояла рядом, сжимая крышку от ведра на манер щита, однако демон вел себя прилично — тихо сопел, не пытаясь выбраться.
— Что тебе нужно, высший? — изогнутый коготь поскреб эмаль ведра. — Убить эту самку человека?
— Нет! Это моя самка человека! — сказал Глеб

Один Вы гениальный и всезнающий...

Да, этот отрывок возможно хорош в контексте... Сам по себе он не очень отличается от диалогов у АлексаЧ (которые мне, впрочем, нравятся).

В первом я не поняла, то ли они все слепые, то ли в полной темноте дело происходит. Но если так, то как было видно улыбку. Как бы то ни было, герои похоже друг друга не видят, и даже с трудом представляют себе кто есть кто. Видимо в этом и фишка. И это, видимо, и определяет форму, когда совсем нет описания действия, если вы это имеетe ввиду.

Я не один. Нас тут несколько таких.

У вас тоже есть шанс.

Напишите заявление по установленной форме, приложите рекомендации от двух гениальных и всезнающих.
Потом мы на очередном собрании рассмотрим вашу кандидатуру, и может, быть включим вас в наши ряды, естественно с испытательным сроком.

*** Спасибо, но у меня еще не все настолько плохо)

Нет ничего такого в этом отрывке... кроме слов "сударь" и "бедный друг", из которых понятно, кто с кем говорит. Это примитивно и ничего такого оригинального в диалоге я не заметил.

Да, этот отрывок возможно хорош в контексте... Сам по себе он не очень отличается от диалогов у АлексаЧ (которые мне, впрочем, нравятся).

– А, вы об этом! – сказал старик. – Да оно мне и ни к чему. – Он издал низкий, чрезвычайно неприятный смешок умудренного всепониманием человека. – Я просто-напросто ничего не приемлю, вообще ничего. Возьмем, к примеру ваше лицо. Неправильное лицо – как, впрочем, и все остальное. Жизнь удивительно проста, если смотреть на нее с этой точки зрения – ха-ха-ха-ха!

Негромкое, утробное удовольствие, сообщаемое старику его отношением к жизни, показалось молодому человеку безобразным, и он, вопреки своей природе – меланхоличности, невыразительному лицу, пустому голосу, тусклым глазам – осерчал.

– А я не приемлю вас! – выкрикнул он. – Я не приемлю нелепый угол, под которым вы сгибаете ваше полумертвое, только для живодерни и пригодное тело. Не приемлю вашей белой бороды, свисающей с подбородка, точно грязная морская трава… Не приемлю ваших крошащихся зубов… Не…

Старик был в восторге: утробное клохтанье его все длилось, длилось…

– Так ведь и я тоже, молодой человек, – просипел он. – И я тоже. Тоже ничего этого не приемлю. Видите ли, я не приемлю даже того, что нахожусь сейчас здесь, а если б и принимал, то не принял бы долженствования этого. Все до смешного просто.

– Вы просто пытаетесь быть циником! – воскликнул молодой человек. – Только и всего!

– О нет, – сказал коротконогий старик. – Я никаких таких быть не приемлю тоже. Если бы только люди отказались от стараний быть чем бы то ни было! Да и чем они могут быть, в конце-то концов, помимо того, чем уже являются – или являлись бы, если б я принял за факт, что они хоть что-то собой представляют?

– Мерзость! мерзость! МЕРЗОСТЬ! – завопил впалощекий молодой человек. Угнетенные страсти его после тридцати проведенных в нерешительности лет нашли, наконец, выход. – Довольно, мы и так уже слишком долго провалялись в могиле, старая вы скотина, это там хорошо и правильно быть ничем – холодным и конченным. Но разве жизнь такова? Нет! нет! будем гореть! – вскрикивал молодой человек. – Сожжем нашу кровь на высоком костре жизни!

Однако старый философ ответил:

– Могила, молодой человек, вовсе не такова, какой вы ее себе представляете. Вы оскорбляете мертвых, молодой человек. Каждое ваше бездумное слово пятнает чью-то гробницу, уродует усыпальницу, возмущает грубым топотом покой смиренного могильного холма. Ибо смерть есть жизнь. Живо лишь то, что безжизненно. Разве не видели вы, как в сумерках спускаются к нам с холмов ангелы вечности? Еще не видели?

– Нет, – ответил молодой человек, – не видел!

Бородатый философ согнулся пониже и уставился на молодого человека.

– Как, вы ни разу не видели ангелов вечности с большими, как одеяла, крылами!

– Не видел, – ответил молодой человек, – и видеть не хочу.

– Для невежды не существует глубин, – продолжал брадатый старец. – Вы назвали меня циником. А как я могу им быть? – я ничто. В большом содержится малое. Но я вам вот что скажу: пусть Горменгаст – бессодержательный образ, пусть зеленые дерева, переполненные жизнью, переполнены на самом деле отсутствием оной, – но когда апрельский агнец поймет, что быть ничем – это больше, а не меньше, чем быть апрельским агнцем, – когда все это станет известным и признанным, тогда, о вот тогда… – Теперь он поглаживал бороду быстро-быстро. – …тогда вы приблизитесь к рубежам изумительного царства Смерти, где всякое движение совершается вдвое быстрее, где краски вдвое ярче, любовь великолепней вдвойне, а грех вдвойне пикантен. Кто, кроме человека дважды близорукого, не способен увидеть, что только в Потусторонности хоть что-то способно обрести Приемлемость? А здесь, здесь… – Он развел ладони, как бы отвергая земной мир. – Что есть приемлемого здесь? Здесь нет ощущений, никаких.

– Страдание и счастье, – сказал молодой человек.

– Нет-нет-нет. Чистой воды иллюзия, – возразил старец. – Вот в изумительном царстве Смерти Счастье безгранично. В сравнении с ним даже длящиеся месяц напролет танцы среди небесных лугов – ничто, решительное ничто. И пение человека, летящего верхом на огненном орле… пение из довольства сердца своего.

– А как насчет страдания? – спросил молодой человек.

– Люди изобрели идею страдания, дабы упиваться жалостью к себе, – прозвучало в ответ. – Но Истинное Страдание, которое мы узнаем в Потусторонности, – вот это штука стоящая. В том Царстве даже обжечь себе пальчик – значит пережить многое.

– А что будет, если я подожгу твою белую бороду, старый мошенник! – заорал молодой человек, зашибший в тот день ногу и так узнавший цену земным невзгодам.

– Что будет, если вы ее подожжете, дитя мое?

– Огонь истерзает твой подбородок, и ты хорошо это знаешь! – воскликнул юноша.

Презрительная улыбка, заигравшая на губах теоретика, оказалась для его собеседника непереносимой, и он, не сумев обуздать себя, схватил ближайшую свечу и подпалил бороду, мотавшуюся перед ним с вызывающим видом. Борода занялась быстро, сообщив ужасу и изумлению, обозначившимся на лице старика, нереальный, театральный оттенок, изобличавший самое что ни на есть истинное, пусть оно и было земным, страдание, что пронзило несчастного, когда он ощутил сперва в подбородке, а там и в щеках, жгучую боль.

Жуткий, визгливый вопль вырвался из его старого горла, и коридор мгновенно заполнили люди, точно они только и ждали за кулисами сигнала, чтобы выскочить на сцену. Голову и плечи старика окутали сюртуками и куртками, пламя сбили, но к этому времени нервный молодой человек со впалыми щеками уже успел куда-то удрать, и больше о нем никто никогда не слышал.

Мне важнее то о чем персонажи говорили, а не то, что извините они чесали немытыми руками во время этого разговора.

Но я например когда я просто разговариваю, не заламываю руки, не хмурюсь, не чешусь, не постираю лоб и даже не хмурюсь.

Какой яркий образ - небось на немытых руках еще и ноги неровно обгрызенные?

1. Лексика и синтаксис

— Филактер.
Речевые вставки без описания места действия, обстоятельств, персонажей и состояний. Филактеры — подвешенные в воздухе речевые пузыри, как их рисуют в комиксах. Читатели не верят фразам, брошенным в пустоте.
"- Ты магазин проверил?
- А как же.
- И сколько патронов?
- Ни одного.
- Надо же! У меня тоже. Что делать будем?
- Да ничего. Назад пойдем"

— Синдром Майка Шейне.
По какой-то причине, горе-авторы популярной серии о Майке Шейне с большой неохотой употребляли имена собственные, заменяя их эвфемизмами вроде «рыжеголовый соглядатай». Не бойтесь повторений слов, если это избавит вашу речь от неестественности. Лучше пять раз повторить неброское слово, чем изобретать неуклюжие способы его обойти. "Присев за кустом и целясь в псевдоплоть из калаша, отважный сталкер сказал:
- Нам бы еще хоть пару магазинов...
Вставший за стволом старого дуба пожилой скупщик укоризненно пробормотал:
- А не надо было, Сидор, их вчера на водку менять.
Смелый житель Зоны, прищурившись, поглядел на спутника.
- Но так хотелось отметить юбилей, как-никак, пятый день в Зоне — и живой.
Мудрый старик лукаво ухмыльнулся:
— Пять — это еще не срок. Вот проживешь тут с мое, вот тогда и отмечать будешь.
— Это да, — согласился бесстрашный юноша. — Ты бывалый, ты здесь уже месяц."

— Синдром Джеймса Бонда.
Упоминание в тексте брендов без описанием предмета, чем в начале писательской карьеры частенько грешил Ян Флеминг, автор популярной серии о Джеймсе Бонде. Можно сто раз написать Bentley, Walther PP и Bollinger, выдавая себя за эксперта, но это не создаст вашему миру объема. "Я натянул новенький ССП-99 "ЭКОЛОГ", который забрал у одного эколога, сунул в кобуру свою любимую Beretta 92FS, в другую еще более любимый FN HP-SА, накинул на плечо ремешок LR-300ML и зашагал в сторону Лиманска, обходя мясорубки с воронками"

— Переименовать кролика в смирпа
Берутся повседневные элементы нашего быта, переименовываются и, без малейших изменений в их природе, переносятся в некое фантастическое место.
Дешевые фокусы со «смирпами» особенно популярны в фэнтези, где герои разъезжают верхом на ящерах, которые ведут себя ну просто совершенно как лошади.

— Изящная вязь речи
Ненужные украшательства и кружева речевых конструкций, призванные придать работе видимость утонченности и спрятать ее смысловую простоту. Особенно часто начинающие авторы любят вставить цветистое многосложное слово, заимствованное из латыни, там, где вполне подошло бы родное и коротенькое. "Стылые, лишенные красок ночные небеса над Зоной напоминали плоский экран большого LSD-телевизора с прогрессивной разверткой, настроенного на давно заброшенный, годами никем не используемый, мертвенно молчащий канал"

— Последовательность действий
Частая синтаксическая ошибка начинающих авторов. «Распахивая дверь, он метнулся вверх по ступенькам и схватил револьвер из ящика стола...» Никак не мог наш герой проделать такое, даже если у него руки по 10 метров каждая. Эта ошибка часто перерастает в «деепричастную болезнь», потребность приправлять любые предложения деепричастными оборотами, которые часто вызывают сумятицу в последовательности событий. "Разбежавшись что было сил, я перемахнул аномалию, выхватывая на ходу ТТ и стреляя по нагонящим меня слева кабанам-мутантам, которые выскочили из подлеска со стороны Свалки, чьи холмы виднелись на севере сквозь висящий низко над землей вечерний туман")

— Словечки Павлова
«Звезда», «танец», «песнь», «слезы» и «поэт» — расчетливые штампы, использованные с целью вызвать у читателей мечтательный туман в глазах и приятное щемление в сердце. (Таинственная Зона окружала уставшего сталкера своим манящим очарованием)

— Синонимания
Патологическое злоупотребление эффектными, но неточными прилагательными. "Мотор лодки взбеленил воду" "Дрель заработала, и витиеватое сверло вгрызлось в стену"

2. Композиция абзаца и произведения

— Бафос
Необоснованные стилистические скачки.
«Мужики, ща они нас всех тут перемочат. Нам не удалось избежать конфликта!»
"Сидор, твою мать! — заорал я. — Ныкайся, ведь вскоре вражеские силы попытаются осуществить атаку с фланга!"

— Повторение – мать учения.
Тавтология, при которой действие, ясно обозначенное в диалоге, еще раз объясняется в авторской ремарке.
«Быстро делаем ноги!» — молил Сидор меня уйти поскорее.

— Дишизм
Непреднамеренный перенос автором на бумагу своих мыслей и чувств. Автор много курит за работой – его герои тонут и задыхаются. Автор не знает, о чем ему писать – герои жалуются на запутанность ситуации и часами бродят в тумане. Автор совсем юн и пока не успел потерять невинность — и громче всех вопит на форумах, что "бабам в Зоне не место!"

— Это я, твоя совесть
Комический подвид дишизма, когда автор, обеспокоенный слабым уровнем произведения, начинает вкладывает в уста героев: «Все это так странно», «Прямо как в плохом кино». «Я бы никогда этому не поверил, если бы не увидел собственными глазами!» «Такие совпадения бывают только в Зоне!» «Шанс добраться от Периметра до ЧАЭС без оружия один на миллион, но идея идти с закрытыми глазами, напевая "Раз Труляля и Траляля решили вздуть друг дружку" настолько сумасшедшая, что, может быть, и сработает.»

— Трибуна для настоящего героя
Автор впихивает в жанровую работу злободневные проблемы, не связывая их с сюжетом. Действия и слова персонажей в таких случаях вызывают зудящее ощущение бессмысленности, ибо автор измыслил проблемы единственно для того, чтобы герой мог влезть на трибуну и произнести речь. (Сталкер с большими трудами добирается до ЧАЭС, чтобы прочесть перед членами О-Сознания лекцию по экологии)

— Куриная слепота
Ленивый автор заставляет сталкеров часами резаться в карты в крошечной схроне, лишь бы не касаться описания Янтаря.

— Каша в голове
Герой «почему-то» что-то делает. «Где-то» оставил пистолет, «Первый раз в жизни» опоздал на работу. Это все рояли в кустах и признак нетвердой мотивации поступков героя.

— Смех за кадром
Персонажи начинают хохотать над своими шутками, плакать от своих потерь, лишая читателя всякой возможности самостоятельно им сопереживать.

— Я расскажу тебе
Вместо слов «У Сидора был изумительный комбинезон наемника», опишите комбинезон так, чтобы читатель сам понял, что комбез и правда охрененный.
Но избегайте впадать в крайности: незначительные события и маловажные детали иногда лучше преподносить в краткой, голословной манере.

— Синдром белой комнаты
Когда воображение отказало или еще не запустилось, у начинающих авторов рождается «белая комната» — безликое место действия, подробности которого еще только предстоит придумать.
Частый частный случай: «Прозвенел будильник, Сидор открыла глаза…»
Персонаж «просыпается» одновременно с автором. Оторвите и выбросьте такое начало! Разогревайтесь до рассказа, а не во время. "Сидор бежал что было сил, но они не отставали. Оглядываясь, он постоянно видел их позади. Их было пятеро, и у каждого автомат. Поднажав, Сидор свернул, но они все равно нагоняли."

— Персонажи-шаблоны
Общая болезнь жанровой литературы – заранее обозначенные принципиальные схемы поведения персонажей. Такие герои вообще не демонстрируют никаких убедительных эмоциональных реакций. Они просто выполняют функцию.

3. Затасканные до дыр сюжеты и неудачные ходы

— Адам и Ева
До тошноты распространенный сюжет, когда после ядерной катастрофы, крушения звездолета и т.п. выживают мужчина, который чуть позже найдет женщину… Продолжение вы знаете.

— Синдром Денниса Хоппера
С первых строк читатель влетает в псевдонаучную заумь с элементами мистики и чего-то вообще непонятного. Ближе к середине в рассказ вламывается придурковатый герой, дабы в конце, в длинном занудном монологе в лоб выложить истинную подоплеку происходящего.

— Рассказ про облезлую каморку
Сей автобиографический опус повествует о полуопустившемся псевдобогемном художнике (писателе, дизайнере или любом другом непонятом и неоцененном творце), живущем в облезлой каморке посреди бетонных джунглей большого города. Как правило, в основных ролях заняты слегка видоизмененные собратья по литклубу.

Как подвид — автобиографическое произведение, главный герой которого ноет, какой он урод и почему его девушки не любят… да что там! Его вообще никто не ценит!

— Короли и капуста
Рассказ, в который автор сумел впихнуть все мысли, что пришли ему в голову во время написания.

— Фабрика дырок на паровом ходу
Рассказ – экскурсия по некой обширной и сложной системе (чаще всего социальной). По отношению к идее мира все остальное вторично.

— Научно фантастическое фэнтези
Безвкусное смешение литературы чуда и рационального мировоззрения.
Пусть либо ФБР у вас охотится за мутантом, сбежавшим из генетической лаборатории, либо пусть нефтяники в вашем рассказе добурились до ада — но нельзя их сочетать в одном произведении. (А кстати, никто пока не писал про эльфов в Зоне? Пора уже, товарищи, пора.)

— Изыди, НЛО!
Берет свое имя от реалистического рассказа о жизни средневекового монастыря, который удалось продать в научно-фантастический журнал благодаря тому, что в самом конце очень кстати для автора, но несколько неожиданно для читателя, появляется НЛО.

— Сюжет, сюжет, еще сюжет
Авантюрный, как правило, рассказ, в котором сначала происходит то, а потом еще это, а затем еще и то… а в конце читателя ждет промежуточный финал, чтобы можно было написать вторую часть.

— Несуществующие альтернативы
Длинный перечень действий, которые персонаж мог предпринять, но решил не предпринимать. «Если бы я пошел в "100 рентген", то нажрался бы как псевдосвинья и спустил все артефакты. И к тому же пришлось бы отдавать долг Сидору. Хотя зачем мне вообще понадобилось у него одалживать — мог ведь просто украсть. Но тогда бы он с дружками надавал бы мне по голове и бросил подыхать в канаве. И долго бы я пролежал в той канаве? Да нет, ведь там бы меня наверняка унюхал бы кровосос, и пришлось бы......»

— Карточные фокусы в темноте
Навороченный сюжет, который оканчивается или никому не понятным намеком, или шуткой, или банальным научным фактом.

— Заговор идиотов
Сюжет развивается только потому, что герой и его окружение ведут себя как идиоты.

— Сюжетные бонусы
«Герой» должен собрать некое количество бонусов: артефакт, книгу заклинаний, мудрого старца…

4. Место действия. Описания. Персонажи

— Диалог сталкера со скупщиком
«Как вы уже знаете, Сидор, за последний месяц Зона разрослась в два с половиной раза и появилось семнадцать новых видов мутантов. - Без сомнения, Тертый, но в курсе ли вы того, что Долг снова наехал на Свободу, а монолитовцы захватили Янтарь, но потеряли Радар?»
Персонажи сообщают друг другу то, что им всем давно известно, но неизвестно читателю, к вящему удобству ленивого автора.

— Перекорм
Инфосвалка (ком экспозиции) — большой кусок неудобоваримой информации, необходимой для понимания происходящего.

— Искусство требует жертв (и теперь твоя очередь)
Подвид инфосвалки, когда автор засыпает читателя ворохом бессмысленных украшательств. "На Зоной, безумной и клокочущей, неудержимо вставало солнце, чтобы вновь позолотить своими лучами хитроспелетние людских судеб"

— Где я?
Отсутствие в экспозиции указания места или времени.

— Придурок в красной шляпе
Персонаж, о котором можно сказать только, что у него есть одна приметная черта. Например, он заикается. (Или например фразы вроде "На Сидоре была брезентовая куртка" — стало быть, кроме куртки на нем больше ничего.)


http://litstalker.ru/index.php?option=com_myblog&..

- Скажи честно, ты её любил? - серьёзно спросила Ана.
- Кого?
- Данарис.
- Нет, мы виделись только один раз. Она помогла мне в гостинице справиться с Братьями Света.
- И всё?
- Почти, - уклончиво ответил Орин.
- Ладно милый, - примирительно сказала Ана, - не будем об этом. Давай обыщем убитых, а потом двинемся дальше. Нельзя останавливаться.
У убитых они не нашли ничего подозрительного - никаких писем или приказов.
- Я уверена, Гассам нас предал, - сказала Ана Орину, когда они снова ехали на восток.
- Наверное, ты права. Но у тебя нет никаких доказательств.
- Мне не нужны никакие доказательства, я просто прирежу его.
- Нет, так нельзя. А вдруг он ни в чем не виноват?
- Я расспрошу его.
- Я знаю как ты умеешь допрашивать, - жестко сказал Орин, - он признается даже в том, чего никогда не совершал. Я этого не допущу.
- Прости милый, но я в таких вещах лучше разбираюсь, - миролюбиво сказала Ана.
- Нет, - отрезал Орин, - Ты не права. Нельзя быть такой жестокой.
- Это я то жестокая? - вскричала Ана, - Да я самая добрая в мире, я всем делаю только добро! А ты, наверное считаешь что она добрая?
- Кто?
- Эта черномазая Данарис, вот кто!
- Ана, почему ты так говоришь о ней?
- Она красивая? - совсем уж взбеленилась Ана.
- Ана, ты самая красивая.
- Я это сама знаю, - согласилась Ана, немного справившись с гневом. - Но эта колдунья Агарис наверное тебя околдовала, и ты не видишь истины. Агарис хочет, чтобы ты был с её подругой.
- С чего ты взяла?
- Я это чувствую, и мне от этого больно, - сказала Ана и отвернулась.
Она проехала еще немного и услышала сзади себя голос Орина:
- Ана!
Она оглянулась, он стоял рядом со своим конём. Подъехала к нему и спросила обиженным тоном:
- Чего тебе?
- Прошу, давай поговорим, иначе я никуда не поеду.
Ана вздохнула, спешилась и подошла к Орину, а он обнял её рукой и сказал:
- Милая, зачем ты так?
- Я ничего не могу с собой поделать. Оказывается, я ужасно ревнивая, - виновато ответила Ана.
- Ты же знаешь, что я люблю только тебя. И не только за твою красоту. А за то что ты такая необыкновенно смелая и умная.
- Но иногда из-за тебя я становлюсь такой дурочкой, - прошептала Ана, положив голову мужу на плечо. - Я вся внутри начинаю кипеть и начинаю совершать глупости, а раньше я казалась себе такой рассудительной, Скажи честно у тебя с ней что-нибудь было?
Орин молча кивнул.
- Я лучше чем она, ну… как женщина?
- С тобой никто не сравнится, моя дорогая, - ответил Орин прижимая её к себе.
- Тогда я спокойна, - сказала Ана. - но Агарис я всё равно не доверяю, ты уж не обижайся.
- Как хочешь.
- Мир? - спросила Ана, глядя ему в глаза, .
- Разве мы с тобой ссорились? - улыбнулся Орин
- Нет, конечно, - счастливо засмеялась Ана, - Поехали дорогой, нам пора. Скоро уже ночь.

У меня героиня психопатка и садистка немного - так и задумано. Она противоположность главному герою, рассудительному и благородному. Поэтому их тянет друг к другу со страшной силой.

Я вот рассудительный и благородный, но на психопаток не тянет совершенно. Обхожу их стороной, и логики в вашем постулате не вижу.

Только что ласки и поцелуйчмкм, а через полминуты чуть ли не до драки доходит.
Не понимаю я любителей пресной жизни.

Милые бранятся, только тешатся.

А мне нравятся. Они бесподобны в сексе. С ними и в жизни не скучно. Только что ласки и поцелуйчики, а через полминуты чуть ли не до драки доходит.

Не понимаю я любителей пресной жизни.

Мазохизм какой-то.

Я вот рассудительный и благородный, но на психопаток не тянет совершенно.

А мне нравятся. Они бесподобны в сексе. С ними и в жизни не скучно. Только что ласки и поцелуйчики, а через полминуты чуть ли не до драки доходит.