Вот еще отрывочек:
Цитата
… развивая классификацию миров, предложенную Пауле, можно выделить миры с предсотворенной, заложенной в них историей, и миры, чей исторический процесс движется естественным путем. Несмотря на то, что подлинный возраст Вселенной составляет всего сто девяносто два года, обитатели миров с предсотворенной историей полагают, будто существуют уже много тысяч лет, что находит отражение в их мифах и преданиях. Один из таких миров — Земля Вечнос, где я пребываю ныне.
Вот ее несуществующая история.
Издревле Землей Вечнос правили Торианские ведьмы — единственные, кто владел секретами волшебства. Мир был игрушкой в их руках, они лепили из него все, что хотели: в один день — зеркальную сферу, в другой — тысячу островов, соединенных серебряными мостами. Чтобы избежать гибели от планетных метаморфоз, люди Земли построили гигантский ковчег, в котором укрывались всякий раз, как ведьмы принимались за ворожбу. Пока реальность перекраивалась согласно прихотям чародеек — порождая то зловещие, то жизнерадостные, но всегда — всегда! - причудливые, словно из сна явившиеся пейзажи — ковчег висел в пустоте, соединенный с Землею одной только бронзовой цепью, толстой и широкой, словно мост. По этой цепи, стараясь не смотреть вниз, двинулся однажды Юн по прозвищу Волшебник — человек, вознамерившийся вернуть людям принадлежащую им Землю.
Кто он был, бунтовщик, против великих Торианских ведьм? Крохотная козявка, жучок, блоха — но и в блохе может пробудиться храбрость, и блоха в один прекрасный день может захотеть иной жизни, не той, которую люди вели в переполненном, забитом доверху ковчеге. Никаких пропавших потом и нечистотами комнат, сказал себе Юн, никаких нар в десять ярусов, где живые лежат вперемешку с мертвыми, прочь, бесконечная толкотня, долой давку, да здравствует свобода и настоящая земля — не опостылевшее дерево! - под ногами!
Юн полз и полз, цепь легонько покачивалась во мраке, под ним, над ним, со всех сторон была пустота, а впереди, на другом конце цепи, в ореоле призрачного света клубилась Земля Вечнос — ведьмы вновь принялись за свое, меняя, что можно и что нельзя. Как ему одолеть этих капризных властительниц, что он может противопоставить порожденным ими чудовищам?
Чудовища, да — их было немало, этих гнусных тварей, но столько же, приходилось признать, было и прекрасных созданий, вызванных к жизни фантазией ведьм. Ах, если бы можно было забрать у Мифа только хорошее — оставить кротких единорогов, нежных фей и убрать, убрать подальше — тридцатиметровых сороконожек, парнокопытных дьяволов, живую слизь, одинаково переваривающую плоть и металл...
Но не одними чудовищами был силен Торианский ковен — имелось у него в запасе и кое-что еще, пожалуй, даже пострашнее. Оргаста, одна из ведьм, похитила короля Земли, лорда На-Кей и родила от него десять тысяч рыцарей — отважных, хладнокровных и преданных до гроба. Из утробы ее они вышли уже готовые к бою, в доспехах, опоясанные мечами, и с тех пор неустанно несли дозор вокруг цитадели Ковена — черного города Базир-На. Десять тысяч рыцарей, а против них один жалкий человечишка - вот какой был расклад.
Три дня и три ночи полз Юн по цепи и, оказавшись, наконец, на Земле, застал венец метаморфоз — превращение цветущего сада (так раньше выглядел Вечнос — сплошная зелень и розы, огромные, двадцать метров в диаметре, кремовые и голубые) в бесконечную пустыню с торчащими из песка обломками колонн: какая-то очередная вариация ада, любимая забава Ортиды, ведьмы Семи Лепестков. На этот раз, правда, присутствовало в этом пейзаже кое-что постороннее, а именно окутанный фиолетовым полем корабль — это, как нетрудно догадаться, были Фотурианцы — Ондрид (Первый), Данклиг (сильнейший) и Брогсен (самый умный и сведущий в науках). Все трое носили Фотурианские мантии и выглядели очень самоуверенными — ни дать ни взять, цивилизованные люди, прибывшие в варварскую землю, чтобы навести в ней свои порядки.
Юн попросил их о помощи:
- Послушайте, Люди Будущего, - сказал он. - Я хочу нормальную Землю. Обычную, а не меняющуюся каждый день. Хочу нормальную, человеческую жизнь — жену, детей, домик, собаку. Хочу встретить смерть, лежа в кровати, а не под дождем из лавы или в пасти гигантского паука. Хочу...
- Ну, надо же! - перебил его Брогсен, как всегда наглый и бесцеремонный. - Впервые вижу человека, который сам просит об Упорядочивании — обычно вас приходится чуть ли не упрашивать! Как ты считаешь, Ондрид — не закупорить ли нам его в банку со спиртом, как особенно редкий образец? «Человек разумный» - да у нас на ярмарках отбоя от посетителей не будет!
Ондрид, отдадим ему должное, Брогсена не поддержал. Уже тогда между ними пролегла трещина — Первый Фотурианец считал, что обязанность Ордена — помогать людям, Брогсен же во главу угла ставил познание per se. Потом это вылилось в Фотурианский Раскол, но тогда, в Земле Вечнос, все еще шло гладко, и трое Фотурианцев, вняв просьбе Юна, выступили против Торианских ведьм, дабы свергнуть их правление и доказать, что мир — не игрушка, и относиться к нему следует серьезно.
И началась война. Конечно, в теории разделаться с ведьмами было проще простого — окружить планету полем Скепсиса, губительным для Мифа, и дело с концом, однако на практике все оказалось сложнее: уж слишком пропиталась Сказкой эта несчастная Земля, и по расчетам Брогсена выходило, что вместе с чародейками Скепсис погубит и сам мир — а где тогда жить людям, ради блага которых затевалась война? Нет, воевать следовало дедовскими методами, не прячась за технологии — помимо сохранения Земли важно было показать силу Фотурианских идей, готовность Людей Будущего ради великой цели подвергать опасности свои тела и души. Брогсен высказался против — не знаю, трусость то была или осторожность — но голосование есть голосование, двое против одного, и Фотурианцы выступили в поход на Базир-На.
Дальше события развивались стремительно. Вооружившись Жезлом — особым Предметом Нид, позволявшим отменить все, что угодно — кроме смерти, тут он был не властен — Ондрид противостоял огненным бурям и тучам саранчи, насылаемым на Фотурианцев ведьмами.
(Затемнение. Ондрид — высокий, седоволосый – стоит на холме, рядом с ним парит Жезл, распространяющий зеленоватое свечение, в небе собираются пепельные тучи с багровыми просветами. Перед ним, в гигантском кратере — Базир-На, город ведьм: скопище арок, скрученных, завивающихся в спирали башен из темного камня и каналов со светящейся янтарной водой. Там, в базальтовом дворце собрался Торианский ковен — двадцать семь ведьм, не считая Орлизы, которую, пока она шпионила в обличье паука, случайно раздавил Брогсен (он всегда был неуклюж). Сокрушить Ондрида, доказать превосходство Мифа — вот их задача, для этого нынче бурлят котлы, и гибнут под жертвенными ножами хорьки — к древним силам своей Земли взывают ведьмы, чтобы одолеть наглого Фотурианца. Ондрид поднимает голову и видит, как в небе, посреди огня и пепла раскрывается гигантская пасть — бог грома откликнулся на зов, он готов проглотить чужеземца, испепелить его в своем пламенном брюхе, где вместо желудочного сока валуны и скалы, его обычную пищу, переваривает рубиновая лава. От невыносимого жара седые волосы Ондрида скручиваются, Фотурианская мантия тлеет, но Первый тверд, он скалой стоит против бога, ведомый желанием, что сильнее смерти — избавить Вселенную от жестокого, равнодушного к человеческим страданиям Мифа — и Жезл, повинуясь его воле, взлетает в небо. Чем выше, тем больше он вытягивается, словно бы обрастая светом, и, наконец, готово — в бога устремлено сияющее копье, заряд чистой силы. Удар, вспышка — и остается лишь небо, пустое, серое, без огня).
Пока Ондрид разбирался с колдовством, Данклиг, храбрый, обладающий невероятной силой Данклиг выступил, безоружный, против чудовищ и армии рыцарей под предводительством лорда На-Кей.
(Затемнение. Данклиг — один в поле воин — по пояс в густой траве, над ним вьется туча нетопырей, слуг ведьмы Орфези, под ногами у него кишат змеи, посланницы ведьмы Ортиды. Совсем близко — сто метров, пятьдесят! - блестят серебряные шлемы, мечи, щиты и доспехи — рыцари на марше, готовы к бою, слава и честь. Ведет их сам На-Кей, держа на поводу сына ведьмы Ормаллы, скрежещущего зубами коня по имени Ордакс. Враги подходят ближе, ближе, вот Данклиг сжимает кулаки и бьет — удар его тяжел, доспехи мнутся, рыцарь падает, его место занимает другой. Еще раз, вот так — и другой повержен, но рыцарей десять тысяч, они окружают Фотурианца, вот поднимается один меч, падает, Данклиг ловит его рукой, ломает, бьет, его пронзают сзади, один раз, другой, третий. Мощным движением он очерчивает вокруг себя круг, отбрасывая рыцарей, освобождая себе пространство. Слышны стоны, крик, ругательства, хрип раненых и умирающих, огромная масса врагов напирает, мгновение — и Данклиг погребен под грудой шевелящихся тел; он напрягает силы, сбрасывает рыцарей с себя, наплевать на мечи — их извлекут после, сейчас незачем потрошить раны — и вновь бросается в бой, чтобы потом, не имея на себе живого места, лежать в ванне с синтемифом и шутить мрачно: люблю людей, но сегодня истребил их десять тысяч, вот этими самыми руками — добавляя под конец: ну, сколько бы сыновей я ни убил, а мать осиротил всего одну).
Брогсен же, не боец, не герой, ученый — и этим все сказано — занялся наукой. Вдвоем с Юном — у того были кое-какие задатки, искорка волшебства, небольшая, но яркая — он вознамерился создать собственную армию из людей ковчега, которых, согласно его замыслу, надлежало всего лишь немного «поправить». Так и появился знаменитый волюнтарин, вещество Мысли — одна инъекция, и можно усилием воли лепить из человека, что хочешь, даже закон сохранения вещества не помеха. Не знаю, чем Брогсен сумел соблазнить людей Земли — ведь формула была несовершенна, и пути назад, к прежнему облику, для принявших волюнтарин не было (потом, насколько я помню, этот момент доработали) — но армию он собрал огромную, и уроды в ней оказались жуткие, просто страшно смотреть.
(Затемнение. Брогсен и Юн в лаборатории, расположенной в корнях гигантского дерева. Темноту разгоняют светящиеся грибы, тускло мерцает в пробирках волюнтарин, к столу прикован старик — он ждет инъекции, его выбрали из тысячи, чтобы проверить — сработает, нет? Грудь его мерно поднимается и опускается, он спит, снотворное — Юн делает укол и отходит в сторону. Брогсен надевает на голову металлическую сеточку — прибор для фокусировки мыслей, так волюнтарин лучше улавливает команды — и начинает придумывать для старика новую форму. Это должен быть воин, мощный и быстрый, и старик словно течет, плоть его обретает новую форму, увеличиваясь, меняя цвет. Вот она багровая, фиолетовая, белая, с прозеленью, черная, пахнет нечистотами, Юн включает вентиляцию, все в порядке, Брогсен не из брезгливых. Законченный, отформованный старик выглядит так: широкая грудь с костным панцирем — кость толстая, желтая, словно отполированная — левая рука оканчивается костяной булавой, правая образует естественный щит. Голова уменьшилась почти вдвое — мозг, сообщает Брогсен, переместился в желудок, хитрый маневр, что и говорить — лицо почти исчезло, остались только глаза и две дырочки от ушей. Что? Говорить? Нет, этого он уже не сможет, он теперь годится только воевать. Когда победим — упрячем их в землю, на черный день. Так, следующий...)
Да, так все и было — пока Ондрид с Данклигом, не жалея сил, сдерживали натиск врага, Брогсен собирал силы для решающего удара. Она не подвела, его армия — измененные волюнтарином люди оказались сильнее созданий Мифа, и Базир-На пал. Ведьмы исчезли, растаяли в лиловом тумане, уцелели лишь трое — Ордуза, Ортида и Орфези, да и тех с недобитыми чудовищами сослали доживать свой век в заповедник — клочок земли в пустошах Тид. Земля была возвращена людям, Миф свергнут, осталось лишь изжить его до конца, и этому, решили Фотурианцы, и будет посвящено будущее. Оставляя Землю Вечнос на попечение Юну Волшебнику, они строго-настрого наказали ему не повторять ошибок ведьм, особенно же — не касаться больше волюнтарина, а иначе — быть беде. Дабы жителями Земли не овладел искус воспользоваться запретной силой, Ондрид запечатал пробирки в центре луны Вечноса, куда никто, кроме Фотурианцев, не имел доступа. Сделав так, он попрощался с Юном, сел вместе с Данклигом и Брогсеном на корабль и пообещал, высунув голову из иллюминатора, что вскоре пришлет Фотурианца на вахту, следить за Упорядочиванием. И действительно, почти через пятьдесят лет — вспомнил и прислал.
Меня.