Пейсатель
18.12.2016, 10:56
По-моему Астафьев упоминал дореволюционный рассказ о гимназисте, которому нравился запах дерьма до такой степени, что он бежал за бочкой золотаря и нюхал, нюхал, нюхал...не в силах оторваться, перестать, уйти в сторону. Так и я - ну никак не могу перестать припадать к выложенной кучке. И вот, очередные перлы.
…в рот уже попала вода, Виолетта захлёбывалась. Она хотела крикнуть «Спасите!», но почему-то получилось «Ура!»…
Мне очень хочется, чтобы автора этой хрени привязали к столу и залили в глотку добрую порцию воды. Была такая пытка у инквизиторов. И пусть эта дама попробует крикнуть "Урааа!" Хотел бы на это посмотреть.
***
….Спрятавшись в лодке, он всё видел, но ничего не понимал. Интуиция ему подсказывала, что это и есть тот самый резонанс системы Земля-Сириус. Но почему Крамская ныряет и кричит «ура»?
И правда? Почему? И главное что - не"славься" кричит, не "чтобы вы сдохли!", а "ура"! А интересно, как это он все видел, спрятавшись в лодке? Сквозь борта? А то, что не понимал - так это нормально. Может у девки такое развлечение - нырять, как поплавок с криками "ура!" и пусканием газов! У всех свои способы скрасить воскресный досуг. У нее вот - такой.
***
…луна светила отражённым светом. И не собиралась исчезать, когда взошло солнце. Двое измученных и мокрых землян целовались под единственным деревом в самом таинственном месте на планете
Это что за место?! Только не говорите, что туалет ночного клуба. Там только "французские" поцелуи. Насчет отраженного света очень интересно. Из этой фразы следует, что есть луны, светящиеся НЕ отраженным светом. То есть - маленькие звезды. А может это был всего лишь фонарь в том туалете? Тогда понятно, почему он не исчезал под солнцем. А то бы странно - солнце вышло, а луна висит рядом. Это лунный бунт какой-то, внатури! Луна "в авторитете"! Но вот дерево в сортире меня беспокоит. Хотя...если леса свели, других деревьев нет - где прятаться несчастному дереву? Ага, в таинственном месте. Великолепно! Просто пир духа!
- Вот что, Крамская,- объявлял грозно Хокинг, - я вам не поставлю зачёт.
-Это ещё почему,- возмущалась Виолетта,- я на все вопросы ответила. Разве моя вина в том, что вы не верите , что всеми процессами на Земле рулит Сириус?
Хокинг терялся и, бормоча под нос что-то вроде «в голове одни тараканы», выводил в ведомости «зачёт»…
Главное - умело запугать. И зачет в кармане. Ездит, понимаешь, он в своей коляске и не знает ничего про Сириус! Как он правит всеми процессами! А как в сортир-то хочется...а все Сириус! Правление его - дурацкое! Рулит, и рулит, рулит и рулит... Кстати, насчет тараканов - а может он в чем-то и прав? И омут Тараканий, и в голове...вместе с водой зачерпнула добрую горсть поганцев? И теперь они в голове!
«Ох, не к добру вспомнился»,- подумала Виолетта и тут только заметила, что гул дрелей и треск очередей, выпущенных клепальными молотками, стих.
И это Сириус! А точно ведь. Я всегда подозревал, что соседями, сверлящими стены, управляет Сириус. Это поганые зеленые жабы с их щупальцАми! Нормальные люди не будут сверлить и пускать очереди клепальными молотками в субботу утром! Да очередями жахает...это точно Сириус!
- Обед!- крикнула наставница, и аккуратно сложив промаркированный инструмент в специальный инструментальный ящик, и поправив перед огрызком зеркала растрёпанные локоны, направилась в столовую. За ней увязался приблудный цеховой пёс по кличке «Вермут». Следом к проходу между стапелями потянулись слесари-сборщики.
Совет всем модницам - не грызите зеркало. Во-первых, это не вкусно и опасно - стекло все-таки. Во-вторых - вас может заметить некий автор и вставить в книжку.
Хмм...странно как-то - только что был Хокинг в коляске, запуганный Сириусом, и вот он уже наставница с инструментом. Каким, интересно? Промаркированным? Фантазия заводит далеко...очень далеко. Тут и пес с искрометно-юмористической кличкой, и слесари. Это на зачете у Хокинга. Нет, не могу понять. Слишком фантастично. Не для средних умов.
Подождав, когда толпа этих врагов человечества, обожающих высмеивать молоденьких девиц, схлынет как волна, и исчезнет за огромными входными дверями, Виолетта на четвереньках подползла к прямоугольному проёму воздухозаборника и, спустив ноги, спрыгнула на бетонный пол.
Не схлынет, милая. Мы обожаем высмеивать молоденьких девиц. Наша жизнь состоит именно в этом, мы даны вам в наказание. Даже если вы будете все время бегать на четвереньках, как макака - мы все равно не скроемся за огромными дверями Ада. Более того, такой позой вы еще больше привлечете наше внимание, и толпа насмешников будет следовать за вами по пятам, роняя слюни и заглядывая туда, где возможно обнажится сокровенное. Нет, не мозг. Как известно - для молодых авториц мозг это рудимент, мешающий ваять таинственные тараканьи тексты. Он со временем отмирает. Так что и не пробуйте бегать по воздухозаборникам - мы все равно вас настигнем.
ЗЫ. Кстати, зря вы нас кличете врагами человечества! Не такие мы уж и плохие! Просто любим молоденьких девиц - особенно на четвереньках. Пора бы уже к этому привыкнуть.
Начиная день с ваших текстов, заряжаешься позитивом. Я теперь всегда так буду делать. Можно еще вашей нетленки? Не погнушайтесь, выложите, дайте нам приникнуть к роднику вашей словесности!
Именно потому, что вы любите всё извращать, вас не будут воспринимать серьёзно, уважаемый Пейсатель. Вероятно вы и жизнь видите в извращённом свете. Мне жаль.

А вот реальная история. Есть такой славный город - Нижний Новгород, который ранее назывался г. Горький. Как известно, он стоит на месте слияния Оки и Волги. На другой стороне Волги, напротив Н. Новгорода есть город Бор. Там, в посёлке Нобель (назван так ещё до революции в честь брата основателя Нобелевки), во время войны жила семья мамы. Посёлок Нобель это огромная куча песка, которая застроена частными домами. Подходишь к порогу дома и вытряхиваешь песок из обуви. Рядом с посёлком нефтебаза. Не знаю, как сейчас, а в СССР любили купаться ночью. Волга-то была у порога дома. И однажды мамина двоюродная сестра заплыла так далеко, что не смогла вернуться. На обратном пути стала тонуть. И почему-то вместо "Спасите" кричала " Ура". А охранник нефтебазы её и видел, и слышал. Но ничего не мог понять. Надо сказать, что оставлять пост во время войны это означало пойти под трибунал. Но несмотря на это он всё же бросился в Волгу и спас девчонку. И никто не донёс, хотя и знали. Директор нефтебазы был другом нашей семьи и тоже молчал.
Ну и на остальные инсинуации можно ответить, конечно. Но лень.

Мои нетленки? Боюсь, что такие выкладки остальным не понравятся. Ограничусь одной. И то, только потому что задумана была на конкурс на этом сайте.
Тут Пейсатель просил ещё опубликовать. Есть у меня один рассказ, но я его не очень люблю. Он был написан давно, можно сказать это первый рассказ. И написан телеграфным стилем. Правда, манера втиснуть в рассказ сюжет повести, а то и романа, у меня так полностью и не исчезла. Раз пошла такая пьянка...
Вход и выход
Рассказ основан на реальных событиях, произошедших в маленьком
провинциальном городке, в конце прошлого века.
Если кто-нибудь бывал в этом городке, то вряд ли его забудет. Тихий, уютный, раскинувшийся на берегу огромного озера, с черёмухой и сиренью в каждом палисаднике и с замечательными кустами чайной розы на улицах и в скверах. Воздух его, благодаря окружавшей городок североевропейской тайге и полному отсутствию промышленных предприятий, был не просто чистым, он имел запах деревьев и трав, свежий вкус чистой родниковой воды, и звук торжественного хора кузнечиков и цикад.
Несмотря на свою древнюю историю, старины в нём было не особенно много, мало что сохранилось после пожаров. Старинные купеческие особняки, украшенные лепным орнаментом и ажурными балкончиками, в центре, остатки крепостного вала, городской парк с вековыми деревьями, помнящими царственных особ, мужской монастырь на противоположном берегу озера и церковь 17века - вот те немногие, дошедшие до нас, памятники истории и архитектуры. А также спокойный и размеренный уклад жизни, не изменившийся за последние два века. Церковь, это самое высокое здание городка, выделяющееся своей радостной и строгой эстетикой, за три века осталась практически неизменной.
Если рано встать и по улочке, утопающей в зелени и цветах, прийти к заутрене, то почти всегда можно увидеть высокого и статного, но слепого, старика, который каждый день приходит сюда вместе со своей собакой.
Он не молится и ничего не просит, он просто ждёт.
Слабеющая память неяркой вспышкой переносит его в тёплый летний вечер на перрон железнодорожного вокзала, где под гудки паровозов прощаются с родными и близкими, уезжающие на фронт вчерашние школьники.
Он держит за руку свою Асю, стараясь навсегда запомнить и светлые косы, уложенные аккуратной короной вокруг красивой головки, и её заплаканные, отчаянные глаза, и всю её любимую и родную.
Посадка, суматоха, клятва верности и долгая дорога. С какой-то маленькой станции он отправил ей открытку, где были только два слова
« Вернусь с победой! »
Затем целый год неизвестности, ни письма, ни весточки. И вот, наконец, телеграмма: живой, вышел из окружения, был ранен и едет в отпуск домой!
Говорят, ожидание счастья и есть счастье. Как сказал бы Александр Грин, радость жила в нём пушистым котёнком.
Знакомый вокзал, скачущее в груди сердце, бегущие навстречу родители, слёзы и объятья. Когда все главные слова были сказаны, он спросил
- А где же Ася?
- Она с другим, сынок, забудь её,- сурово сказал отец.
Но он не смог забыть, поэтому уже через сутки собрал свой вещмешок.
Опять вокзал с огромным Ильичом во всю стену. Объявили посадку и засуетившийся народ, хватая вещмешки и баулы, не скрывая уже и не вытирая слёз, высыпал на перрон. Вот и поезд, в клубах белого дыма и со страшным воем паровозного гудка притормозил на мгновенье. Иван, в последний раз, прощаясь, глядел на родину и вдруг увидел Асю.
Она бежала, её косы по-прежнему были уложены аккуратно и красиво, белое платье в горошек отчётливо выделялось в сумерках.
Мгновенье - и она была уже рядом, но поезд тронулся, и они побежали за ускользающим вагоном.
Пытаясь схватить его за руку, она кричала:
-Ваня, это неправда! Меня оговорили! Не верь!
Но он, молча, бежал и не смотрел в её сторону.
Вот перрон закончился и время, распалось на мгновения, которые материализовались, расширившись до бесконечности. Туман, смешиваясь с паровозным дымом, сузил видимое пространство до последнего вагона. А рядом в клубившихся волнах открылся проём белой двери.
-Прости, Ваня! опять закричала она, но горячая волна обиды и уязвлённого самолюбия накрыла его, и, оттолкнув Асю, он прыгнул в поезд. Скорее почувствовал, чем увидел, как шагнула она в проём.
Поезд ушёл, и он так и не узнал того, что увидели, потрясённые происходящим, люди:
Как он её толкнул.
Как она споткнулась.
Как упала под колёса последнего вагона.
Память, память…
Старческая память, как испорченная пластинка, повторяет вновь и вновь одну и ту же мелодию.
Вот вспоминается лицо дочери в белом подвенечном платье. И на нём пунцовая волна радости. А рядом он, Иван Николаевич, уважаемый человек, фронтовик и орденоносец, второй секретарь райкома, глубоко верящий в идеалы марксизма-ленинизма, атеист и пропагандист.
Полный зал Дома Культуры, гости, поздравления и пожелания счастья.
И оно действительно есть в его семье! Проходит год и у молодой пары рождается первенец. Радостные хлопоты и приготовления, гордый зять и довольные родители.
Но на третий день после рождения ребёнка, дочери вдруг стало плохо. Был поставлен страшный диагноз: заражение крови. Санитарным вертолётом её отправляют сначала в область, а затем в Москву.
С новорождённым мальчиком остаётся жена, а он вместе с зятем уезжает ухаживать за дочерью.
Шли бесконечные, страшные дни.
Дочери становилось всё хуже и хуже, врачи прятали глаза, а он ничем не мог ей помочь! Нет таких слов, не придумало ещё человечество, которые могли бы описать муки отца у постели умирающей дочери.
И ночью, когда обколотая лекарствами, она впадала в забытьё, он ронял голову на столик, стоявший рядом с кроватью, давая волю слезам, не в силах смотреть на исхудавшую, в страшных гнойниках и утыканную трубками, дочь.
Сколько таких ночей он проплакал, неизвестно, но однажды, когда была потеряна последняя надежда, откуда-то из глубин памяти выплыла молитва, выученная ещё в детстве и он в слезах и отчаянии, начал молиться и просить исцеления у Богоматери. В очередной раз, оторвав от стола тяжелеющую голову, и подняв заплаканные глаза, несчастный отец вдруг увидел, стоящую прямо перед ним, женщину в белых одеждах. В сумраке ночи он не видел её лица, но голос и слова, поразили его в самое сердце.
- Не плачь, человек. Твоя дочь поправится, но ты ослепнешь…. А внука твоего уже назвали Михаилом.
Глаза опять заволокло слезами, а когда он справился, в палате никого не было.
На следующий день дочь открыла глаза, и каждый новый день приносил счастье его измученной душе. Врачи говорили, что так не бывает, а он опять вытирал слёзы, но это уже были слезы радости. Наконец, пришёл тот день, когда его любимая дочка, впервые, взяла на руки Мишеньку, собственного ребёнка.
Даже жене, второй секретарь райкома, не рассказал о женщине в белом, но родные заметили, как часто он стал задумываться, и регулярно, два раза в год, проверял зрение.
Год шёл за годом, уже и десять прошло, но здоровье было хорошим, а зрение великолепным. Правда, всё чаще и чаще видел он во сне тот летний вечер сорок
первого, Асю, и белую, распахнутую настежь, дверь.
Память, память…
Вот он в шеренге ветеранов войны стоит 9 мая на площади городка. Мимо памятника В. И. Ленину, под марши духового оркестра и оглушительные призывы с трибуны, вроде «Да здравствует советский народ и родная коммунистическая партия!», идут колонны, украшенные первыми зелёными веточками, искусственными цветами, красными флагами и транспарантами.
Ветераны, ещё нестарые, красивые и солидные мужчины средних лет, весело переговариваясь, ждут награждения юбилейными медалями. Весеннее тепло блаженно разливается над ними ярким светом, а налетающий ветерок нежно треплет их рано поседевшие волосы.
Вот колонны остановились, тишина, строй ветеранов замер, и первым вызывают
его, второго секретаря райкома.
Он хотел шагнуть вперёд, но вдруг яркий и солнечный день пропал и булгаковская тьма, пришедшая неизвестно откуда, накрыла родные лица и с детства любимый город.
Будто издалека раздавались тревожные возгласы и недоумённые вопросы товарищей.
Ветеран ослеп при полном здоровье зрения.
С тех пор прошло немало лет, но и сейчас ещё можно встретить в церкви на заутрене слепого старика, который всё ждёт её, эту белую, белую дверь.
Это ,пожалуй, пример того, как писать не надо. Слишком пафосно и телеграфный стиль. Но могу подарить сюжет сценаристам.
Цитата(Зорро @ 18.12.2016, 16:23)

Однако замечу, что у любого правила есть исключения. Об этом долго можно рассуждать. Но я верю своим родственникам.
Никто не спорит, что не может быть. Может быть всё. Но раз уж мы говорим об этом случае в контексте литературного произведения, то , что может быть прощено мэтру, не может быть прощено вам, как начинающему автору. Вы должны писать не двусмысленно, а четко и ясно.
Думаете, у меня в жизни не было случаев, в которые мало кто поверит? Были. Но я, если уж берусь их описывать, понимаю, что мне скорее всего не поверят. И не спорю.

А вы в атаку бежите с вашим "ура".
Проблема не в том, что не бывает того или иного. Проблема в том, что вам следует более внятно излагать, особенно в таких "небывалых" случаях. Иначе вы получите именно такие негативные отзывы.
Пейсатель
18.12.2016, 17:22
Вот попросил, и сам не рад! Получил такой ужас ужасный, аж спать не смогу! (Соврал, я сейчас часа два дрых, да так сладко!) Развидеть бы это рытхэу, да не могу! Впилось оно мне в душу, впиявилось. Прошлось вагонами тяжелыми по душеньке моей нежной, извращенной....
Теперь мне кажется, что даме не 16 лет, а 65. Сидит старушка, и кропает эту ересь, тихо улыбаясь в пространство.
Радость наша в полумаске, почему вы считаете, что меня не воспринимают серьезно? Потому что вы не воспринимаете, да? А может у вас просто не хватает разумения понять то, что я вам говорю? Знаете, скольких графоманов я завернул? Лучше вам и не знать. И полтора десятка авторов рекомендованных мной издали.. Но вас, с вашими опусами - никогда. Даже в конкурсе имени Ктулху. Ваша логика хромает на все ваши фистулящие поршня, ваша стилистика невозможна, вы собрали все худшее, что может быть в текстах.
Вы не задумывались, почему абсолютно разные люди, более того, даже люди которые терпеть друг друга не могущие, не кусают друг друга, а все вместе пытаются доказать вам, как ваши тексты нехороши? Вряд ли задумывались. Я вообще сомневаюсь, что вы умеете задумываться. Так вот я вам скажу. Мы перешагнули через нашу неприязнь ради истины. И потому, что все в разной степени, но все-таки понимаем, какими должны быть тексты. Вернее - каким НЕ должны быть. Не поняли? Если на дороге лежит дерьмо - перешагнут и я, и Феникс, и Монк, и все скажем - ""Ффууу...воняет!" Ни один зритель не сказал: "Вы все врете, это замечательный текст! А почему? Потому что и неискушенному читателю видно - это НЕ замечательный текст. Это куча дерьма. А ниже я отпишусь по вашему рассказу. И не лукавьте. Вы не просто так его выложили. вы считаете его лучшим. И я сейчас вам покажу, что в нем не лучшее. А другие пусть скажут, прав я, или не прав.
Вы непрошибаемы, как я вижу.
Пейсатель
18.12.2016, 18:10
Слабеющая память неяркой вспышкой переносит его в тёплый летний вечер на перрон железнодорожного вокзала, где под гудки паровозов прощаются с родными и близкими, уезжающие на фронт вчерашние школьники.
Он держит за руку свою Асю, стараясь навсегда запомнить и светлые косы, уложенные аккуратной короной вокруг красивой головки, и её заплаканные, отчаянные глаза, и всю её любимую и родную.
Посадка, суматоха, клятва верности и долгая дорога. С какой-то маленькой станции он отправил ей открытку, где были только два слова
« Вернусь с победой! »
Затем целый год неизвестности, ни письма, ни весточки. И вот, наконец, телеграмма: живой, вышел из окружения, был ранен и едет в отпуск домой!
Говорят, ожидание счастья и есть счастье. Как сказал бы Александр Грин, радость жила в нём пушистым котёнком.
Знакомый вокзал, скачущее в груди сердце, бегущие навстречу родители, слёзы и объятья. Когда все главные слова были сказаны, он спросил
- А где же Ася?
- Она с другим, сынок, забудь её,- сурово сказал отец.
Но он не смог забыть, поэтому уже через сутки собрал свой вещмешок.
Опять вокзал с огромным Ильичом во всю стену. Объявили посадку и засуетившийся народ, хватая вещмешки и баулы, не скрывая уже и не вытирая слёз, высыпал на перрон. Вот и поезд, в клубах белого дыма и со страшным воем паровозного гудка притормозил на мгновенье. Иван, в последний раз, прощаясь, глядел на родину и вдруг увидел Асю.
Она бежала, её косы по-прежнему были уложены аккуратно и красиво, белое платье в горошек отчётливо выделялось в сумерках.
Мгновенье - и она была уже рядом, но поезд тронулся, и они побежали за ускользающим вагоном.
Пытаясь схватить его за руку, она кричала:
-Ваня, это неправда! Меня оговорили! Не верь!
Но он, молча, бежал и не смотрел в её сторону.
Вот перрон закончился и время, распалось на мгновения, которые материализовались, расширившись до бесконечности. Туман, смешиваясь с паровозным дымом, сузил видимое пространство до последнего вагона. А рядом в клубившихся волнах открылся проём белой двери.
-Прости, Ваня! опять закричала она, но горячая волна обиды и уязвлённого самолюбия накрыла его, и, оттолкнув Асю, он прыгнул в поезд. Скорее почувствовал, чем увидел, как шагнула она в проём.
Поезд ушёл, и он так и не узнал того, что увидели, потрясённые происходящим, люди:
Как он её толкнул.
Как она споткнулась.
Как упала под колёса последнего вагона.
"
Слабеющая память неяркой вспышкой переносит его в тёплый летний вечер на перрон железнодорожного вокзала, где под гудки паровозов прощаются с родными и близкими, уезжающие на фронт вчерашние школьники.
Он держит за руку свою Асю, стараясь навсегда запомнить и светлые косы, уложенные аккуратной короной вокруг красивой головки, и её заплаканные, отчаянные глаза, и всю её любимую и родную.
Посадка, суматоха, клятва верности и долгая дорога. С какой-то маленькой станции он отправил ей открытку, где были только два слова
« Вернусь с победой! »Вы вообще представляете, как уезжали на фронт? Каким транспортом? Вы видели теплушки-скотовозки, в которых людей увозили? Какие, к черту, открытки на станциях?! Какие пафосные "Вернусь с победой" на станциях?! Да его даже не выпустили бы из вагона!
Затем целый год неизвестности, ни письма, ни весточки. И вот, наконец, телеграмма: живой, вышел из окружения, был ранен и едет в отпуск домой!
Ах, какой пипец! Это просто шыдэвр! А какая еще весточка, кроме письма? А! Понял! Телеграмма! Прямо с фронта! "Целую, люблю, в отпуск еду"! Твою мать...только и скажешь! Да вы что, с ума сошли?! Вы с другой планеты, что ли?! КАКОЙ ОТПУСК ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ?! Это просто нонсенс!
И кроме того, читаю "вышел из окружения"! Ладно, гипотетически, кому-то, за особые заслуги дали отпуск с войны. Ну мало ли...вот дали, и все тут! Человеку, который был в окружении. НЕ ВЕРЮ!
Говорят, ожидание счастья и есть счастье. Как сказал бы Александр Грин, радость жила в нём пушистым котёнком.
Знакомый вокзал, скачущее в груди сердце, бегущие навстречу родители, слёзы и объятья. Когда все главные слова были сказаны, он спросил
- А где же Ася?
- Она с другим, сынок, забудь её,- сурово сказал отец.
Но он не смог забыть, поэтому уже через сутки собрал свой вещмешок. Ну да, да...так и вижу - родители заливаются слезами, и такой весь мужественный сын, вчерашний школьник. Папа не на работе, и почему-то не в армии - он бегает по вокзалу и говорит главные слова сыну. Сын - примерно лет 19, да? Значит папе - лет сорок, чуть больше. Почему он не в армии? Бронь, да? Так почему не на работе? Тогда даже за опоздания сажали. Опоздал несколько раз - и в тюрьму. не знали? То же самое мама - кто ее отпустил с работы встречать кого-то там? Даже сына?
Опять вокзал с огромным Ильичом во всю стену. Объявили посадку и засуетившийся народ, хватая вещмешки и баулы, не скрывая уже и не вытирая слёз, высыпал на перрон. Вот и поезд, в клубах белого дыма и со страшным воем паровозного гудка притормозил на мгновенье. Иван, в последний раз, прощаясь, глядел на родину и вдруг увидел Асю. Я щас со страшным воем паровозного гудка вас просто искусаю. Чтобы вы не скрывали и не вытирали слез. Народ откуда-то там высыпал, с баулами, с какого-то хрена весь такой рыдая. Поезд на мгновение (!!!) притормозил, но весь этот народ успел туда внедрится, в поезд этот воющий паравозным гудком. Кстати - воют волки. А паровозный гудок ревет. Сирена скорой помощи воет. Гудок - гудит. Она бежала, её косы по-прежнему были уложены аккуратно и красиво, белое платье в горошек отчётливо выделялось в сумерках.
Мгновенье - и она была уже рядом, но поезд тронулся, и они побежали за ускользающим вагоном.
Пытаясь схватить его за руку, она кричала:
-Ваня, это неправда! Меня оговорили! Не верь!
Но он, молча, бежал и не смотрел в её сторону."— Ваня, я ваша навеки!" (С) В общем - видит Ваня, за ним Ульянка гонится, с этим безобразием на голове (Явно авторица с Украины, а перед глазами у нее "баба с косой" Йуля, с нее срисовала), и даванул Ваня - аж пятки засверкали. А Йуля за ним! Спасения нет! Вагон несется! А Ваня спасается, и на Йулю и не смотрит! А косы-то ее, уложенные аккуратно и красиво, сорвались, и впереди Йули помчались - самопроизвольно, обретя волю!
Кстати, а какого черта эта фря с бубликом на голове не работает? Посреди белого дня? Половозрелая, здоровенная бегунья? Это притом, что тогда даже дети работали по 12 часов в сутки! Падали от усталости! Спали рядом со станками! А Йуля - в платье в горошек за любимым гоняется! Гон у нее, понимаешь.Вот перрон закончился и время, распалось на мгновения, которые материализовались, расширившись до бесконечности. Бесконечно только ваше графоманство. Вы для меня - Рыбаченко в юбке. Кстати...может нас Палыч посетил?! САМ?! Олег Палыч, откройте личико! Это только вы можете выдать такие шыдэвры, до этого дня я думал именно так!Туман, смешиваясь с паровозным дымом, сузил видимое пространство до последнего вагона. А рядом в клубившихся волнах открылся проём белой двери.Этот-то откуда сцука взялся?! туман?! Типа фэнтези, что ли?! Вот щас он на родину глядел, этот Ваня, и вдруг - тынц! Туман? А белая дверь эта куда? Типа в рай, что ли?-Прости, Ваня! опять закричала она, но горячая волна обиды и уязвлённого самолюбия накрыла его, и, оттолкнув Асю, он прыгнул в поезд. Скорее почувствовал, чем увидел, как шагнула она в проём.
Поезд ушёл, и он так и не узнал того, что увидели, потрясённые происходящим, люди:
Как он её толкнул.
Как она споткнулась.
Как упала под колёса последнего вагона."Итак, что мы имеем. А мы имеем некую картинку. Ваня бежит от Йули, которая пугает его своим бубликом на голове. Она никак его не может догнать. Впереди - последний вагон поезда, в который с натугой запрыгивает Ваня, радуясь своему спасению от неверной невесты. Рядом с поездом открывается белая дверь (Деус екс машин), в которую шагает Йуля. Так вот как Ваня сумел толкнул Йулю, ушедшую в белую дверь? Да так, что она упала под колеса вагона, который не смогла догнать? Он ее толкнул, да? Прямо под колеса? И не увидел этого? А как тогда она сигала в белую дверь?
Господи, ну разве так можно?! Вы вообще понимаете, что пишете? Вы же не видите картинку, вы просто мараете словами бумагу, и все!Это просто пОшло. Не понимаете? Пошло паразитировать на великой войне, на ветеранах. Пошло эксплуатировать эту тему ради конкурсов и каких-то иллюзорных признаний. Ладно фэнтези - тут всякий графоман в радость. Только посмеемся. А тут... Слезовыжималка. Но вызывает лишь смех, и отвращение. Смех - потому что вы вообще, ничего не знаете о том времени. Отвращение - из-за пафоса и глупости того, что вы описали.
Про полное отсутствие у вас понятия о том, где надо ставить запятые, а где не надо - писать не хочу. И примеры приводить не хочу. Это просто патология. Дичайшее построение фраз, предложений - даже критиковать нечего. Рыбаченко, одно слово.
Как-то так. Зря вы по ветеранам прошлись. Не надо было их трогать. Вы пока этого не достойны.
Неужели это?
"Императрица, смачно жевавшая заморскую куриную ножку, от радости подпрыгнула на троне.
- Наконец-то! Я добилась возмездия за все свои унижения и поражения! Я подпишу специальный указ о награждении моего верного холопа Джина Цунты орденом Империи! А сейчас - приведи мятежника ко мне.
- Слушаюсь, Ваше Императорское величество! - вытянулся в струнку Берт и вышел из зала.
Через час шестеро стражников привели свергнутого Правителя Острова Рябиновых Закатов Сальвадора II. Он был бледен и измучен, руки были скованы наручниками. Но в его взгляде читалась благородная эльфийская гордость. "
Прав Пейсатель. Мой пафос в подмётки этому не годится. А нравы-то нравы! Императрица жрёт курицу прямо на троне. Да ещё подпрыгивает при этом. Удивительно, что не подавилась заморской костью. Остров Рябиновых Закатов. Романтично-то как, господи! Прям поэзия, да и только. А это предложение верх совершенства:"был бледен и измучен, руки были скованы". Но зато каков взгляд!
Да... 65-летней графоманше, точно, такую "четвёртую высоту" в литературе не взять. Ох, прав Пейсатель, прав!