Саша Тэмлейн
23.11.2013, 14:20
Ро́берт И́рвин Го́вард (англ. Robert Ervin Howard; 22 января, 1906 — 11 июня, 1936) — американский писатель-новеллист жанра фэнтези, создатель Конана-киммерийца и вселенной Хайборейской эры. Иногда в русских переводах и в Рунете называется «Хоуардом» или «Ховардом». Друг Говарда Филлипса Лавкрафта, писателя ужасов, с которым вёл переписку.
Так как возрождение саги о Конане оказалось коммерчески успешным проектом, то при работе с черновиками произведений Говарда начались операции по вовлечению нереализованных замыслов в конановскую серию. Часть новелл Говарда, посвящённые другим персонажам, были переписаны так, чтобы их главным героем стал Конан и его боевое окружение. Не следует забывать, что при переизданиях собственно говардовские сюжеты из разных произведений либо объединялись, либо дробились. Поэтому до сих пор существует путаница относительно того, сколько произведений написано самим Говардом и в каких изначально героем был Конан. Кроме того, вступительные очерки вроде говардовской заметки «Хайборийская эра» либо делятся на части (при русском переводе М. Трубицыной для «Северо-Запада» в 1993 году), либо позиционируются мини-рассказами. Общепризнанным источником текстов о Конане рассматривается 12-томное повествование о подвигах киммерийца, отредактированное для издательства Lancer Books писателем-фантастом Леоном Спрэгом де Кампом.
Книжная серия романов, повестей и рассказов про Конана задумана и осуществлена Спрэг де Кампом при соавторстве Лина Картера. Картеровский литературный персонаж Тонгор (Thongor, 1965—1970) имеет реминисцентную природу. Далее серия текстов про приключения Конана и его соратников продолжена интернациональным коллективом авторов (Бьорн Ниберг, Стив Перри и др.). Посмертные издания иллюстрировались Фрэнком Фразеттой, Луисом Ройо и другими мастерами книжной иллюстрации. Во второй половине XX века произведения Говарда с коммерческим успехом неоднократно экранизировались, становились основой для комиксов и мультфильмов. Сегодня Конан остается одним из наиболее узнаваемых и коммерчески успешных брендов сувенирной индустрии (полиграфия, изображения на одежде, брелоки и др.)
Саша Тэмлейн
23.11.2013, 15:04
Дочь Ледяного Гиганта.
…И вот затих лязг мечей и топоров. Умолкли крики побоища. Тишина опустилась на окровавленный снег. Белое холодное солнце, ослепительно сверкавшее на поверхности ледников, вспыхивало теперь на погнутых доспехах и поломанных клинках там, где лежали убитые. Мертвые руки крепко держали оружие. Головы, увенчанные шлемами, были запрокинуты в предсмертной агонии, как бы взывая напоследок к Имиру Ледяному Гиганту, богу народа воинов.
Над кровавыми сугробами и закованными в доспехи телами друг против друга стояли двое. Только они и сохранили жизнь в этом мертвом море. Над их головами висело морозное небо, вокруг расстилалась бескрайняя равнина, у ног лежали павшие соратники. Двое скользили между ними словно призраки, пока не очутились лицом к лицу.
Были они высоки ростом и сложены как тигры. Щиты были потеряны, а латы помяты и посечены. На броне и клинках застывала кровь. Рогатые шлемы были украшены следами ударов. Один из бойцов был безбород и черноволос, борода и кудри другого отсвечивали алым на фоне залитого солнцем снега.
– Эй, приятель, – сказал рыжий. – Назови-ка свое имя, чтобы я мог рассказать своим братьям в Ванахейме о том, кто из шайки Вульфера пал последним от меча Хеймдала.
– Не в Ванахейме, – проворчал черноголовый воин, – а в Валгалле расскажешь ты своим братьям, что встретил Конана из Киммерии!
Хеймдал зарычал и прыгнул, его меч описал смертоносную дугу.
Когда свистящая сталь ударила по шлему, высекая сотни голубых искр Конан зашатался и перед глазами его поплыли красные круги. Но и в таком состоянии он сумел изо всех сил нанести прямой удар. Клинок пробил пластины панциря, ребра и сердце – рыжий боец пал мертвым к ногам Конана.
Киммериец выпрямился, освобождая меч, и почувствовал страшную слабость. Солнечный блеск на снегу резал глаза как нож, небо вокруг стало далеким и тусклым. Он отвернулся от побоища, где золотобородые бойцы вместе со своими рыжими убийцами покоились в объятиях смерти. Ему удалось сделать лишь несколько шагов, когда потемнело сияние снежных полей. Он внезапно ослеп, рухнул в снег и, опершись на закованное в броню плечо, попытался стряхнуть пелену с глаз – так лев потрясает гривой.
…Серебристый снег пробил завесу мрака и к Конану начало возвращаться зрение. Он поглядел вверх. Что-то необычное, что-то такое, чему он не мог найти ни объяснения, ни названия, произошло с миром. Земля и небо стали другого цвета. Но Конан и не думал об этом: перед ним, качаясь на ветру, словно молодая береза, стояла девушка. Она казалась выточенной из слоновой кости и была покрыта лишь муслиновой вуалью. Ее изящные ступни словно бы не чувствовали холода. Она смеялась прямо в лицо ошеломленному воину, и смех ее был бы слаще шума серебристого фонтана, если бы не был отравлен ядом презрения.
– Кто ты? – спросил киммериец. – Откуда ты взялась?
– Разве это важно? – голос тонкострунной арфы был безжалостен.
– Ну, зови своих людей, – сказал он, хватаясь за меч. – Силы покинули меня, но моя жизнь вам дорого обойдется. Я вижу, ты из племени ванов.
– Разве я это сказала?
Взгляд Конана еще раз остановился на ее кудрях, которые сперва показались ему рыжими. Теперь он разглядел, что не были они ни рыжими, ни льняными, а подобными золоту эльфов – солнце горело на них так ярко, что глазам было больно. И глаза ее были ни голубые, ни серые, в них играли незнакомые ему цвета. Улыбались ее пухлые алые губы, и вся она, от точеных ступней до лучистого вихря волос была подобна мечте. Кровь бросилась в лицо воину.
– Не знаю, – сказал он, – кто ты – врагиня ли из Ванахейма или союзница из Асгарда. Я много странствовал, но не встречал равной тебе по красоте. Золото кос твоих ослепило меня… Таких волос я не видел и у прекраснейших из дочерей Асгарда, клянусь Имиром…
– Тебе ли поминать Имира, – с презрением сказала она. – Что ты знаешь о богах снега и льда, ты, ищущий приключений между чужих племен пришелец с юга?
– Клянусь грозными богами моего народа! – в гневе вскричал Конан. – Пусть я не золотоголовый ас, но нет равного мне на мечах! Восемь десятков мужей погибло сегодня на моих глазах. Лишь я один остался в живых на поле, где молодцы Вульфера повстречали волчью стаю Браги. Скажи, дева, видела ли ты блеск стали на снегу или воинов, бредущих среди льдов?
– Видела я иней, играющий на солнце, – отвечала она. – Слышала шепот ветра над вечными снегами.
Он вздохнул и горестно покачал головой.
– Ньорд был должен присоединиться к нам перед битвой. Боюсь, что он со своим отрядом попал в ловушку. Вульфер и его воины мертвы… Я думал, что на много миль вокруг нет ни одного селения – война загнала нас далеко. Но не могла же ты прийти издалека босиком. Так проводи меня к своему племени, если ты из Асгарда, ибо я слаб от ран и борьбы.
– Мое селение дальше, чем ты можешь себе представить, Конан из Киммерии, – рассмеялась дева.
Она раскинула руки и закружилась перед ним, склонив голову и сверкая очами из-под длинных шелковистых ресниц.
– Скажи, человек, разве я не прекрасна?
– Ты словно заря, освещающая снега первым лучом, – прошептал он и глаза его запылали, как у волка.
– Так что же ты не встаешь и не идешь ко мне? Чего стоит крепкий боец, лежащий у моих ног? – в речи ее он услышал безумие. – Лежи тогда, умирай в снегу, как умерли эти, черноголовый Конан. Ты не дойдешь к моему жилищу.
С проклятием Конан вскочил на ноги. Его покрытое шрамами лицо исказила гримаса. Гнев опалил ему душу, но еще жарче было желание – кровь пульсировала в щеках и жилах. Страсть сильнейшая чем пытка охватила его, небо стало красным. Безумие обуяло воина, и он забыл об усталости и ранах.
Не говоря ни слова, он засунул окровавленный меч за пояс и бросился на нее, широко расставив руки.
Она захохотала, отскочила и бросилась бежать, оглядываясь через плечо и не переставая смеяться. Конан помчался за ней, глухо рыча.
Он забыл о схватке, о латниках, залитых кровью, о Ньорде и его людях, не поспевших к сражению. Все мысли устремились к летящей белой фигурке. Они бежали по ослепительной снежной равнине. Кровавое поле осталось далеко позади, но Конан продолжал бег со свойственным его народу тихим упорством. Его обутые железом ноги глубоко проваливались в снег. А девушка танцевала по снежному насту как перышко и следов ее ступней нельзя было различить на инее. Холод проникал под доспехи разгоряченного воина и одежду, подбитую мехом, но беглянка в своей вуали чувствовала себя словно среди пальмовых рощ юга. Все дальше и дальше устремлялся за ней Конан, изрыгая чудовищные проклятия.
– Не уйдешь! – рычал он. – Заманишь в засаду – я отрублю головы всем твоим сородичам! Спрячешься – я в порошок сотру эти гору и проковыряю дыру хоть до преисподней!
Издевательский смех был ему ответом.
Она увлекала его все дальше в снежную пустыню. Шло время, солнце стало клониться к земле и пейзаж на горизонте стал другим. Широкие равнины сменились невысокими холмами. Далеко на севере Конан увидел величественные горные вершины, отсвечивающие в лучах заходящего светила голубым и розовым. В небе горело полярное сияние. Да и сам снег отливал то холодной синевой, то ледяным пурпуром, то вновь становился по-зимнему серебряным. Конан продолжал бег в этом волшебном мире, где единственной реальностью был танцующий на снегу белый силуэт, все еще недосягаемый.
Он уже ничему не удивлялся – даже когда двое великанов преградили ему дорогу. Пластины из панцирей заиндевели, на шлемах и топорах застыл лед. Снег покрывал их волосы, бороды смерзлись, а глаза были холодны, как звезды на небосклоне.
– Братья мои! – воскликнула девушка, пробегая между ними. – Смотрите
– я привела к вам человека! Вырвите его сердце покуда оно бьется, и мы возложим его на жертвенник нашего отца!
Гиганты зарычали – словно айсберги столкнулись в океане. Они взметнули сверкающие топоры, когда киммериец бросился на них. Заиндевевшее лезвие блеснуло перед ним, на миг ослепив, но он ответил выпадом и клинок пробил ногу противника повыше колена. С криком упал он на снег, но удар другого великана поверг Конана. Воина спасла броня, хотя плечо и онемело. И увидел Конан, как над возвысилась на фоне холодного неба огромная, словно бы высеченная изо льда фигура. Топор ударил – и вонзился в снег, потому что варвар откатился в сторону и вскочил на ноги. Великан зарычал и вновь поднял топор, но клинок Конана уже засвистел в воздухе. Колени великана подогнулись и он медленно опустился в снег, обагренный кровью из рассеченной шеи.
Конан огляделся и увидел девушку, смотревшую на происходящее расширенными от ужаса глазами.
Капли крови стекали с его плеча, и грозно вскричал Конан:
– Зови остальных своих братьев! Их сердца я брошу на поживу полярным волкам! Тебе не уйти!
В страхе она бросилась вперед – без смеха, без оглядки, без памяти. Варвар мчался изо всех сил, но расстояние между ними все увеличивалось.
Конан стиснул зубы так, что кровь пошла из десен, и ускорил бег. И вот между ними осталось не более ста шагов.
Бежать ей было все трудней, и он уже слышал ее тяжелое дыхание. Чудовищная выносливость варвара победила.
Адский огонь, который она разожгла в дикой душе Конана, разгорелся в полную силу. С нелюдским ревом он настиг ее и она, защищаясь вытянула руки вперед. Он отшвырнул меч и сжал девушку в объятиях. Тело ее дугой изогнулось в его железных руках. Золотистые волосы ослепляли Конана, а плоть ее, гладкая и холодная, казалась выточенной из обжигающего льда.
– Да ты ледышка! – бормотал он. – Я согрею тебя огнем моей крови!
В отчаянном усилии она освободилась и отскочила назад, оставив в его кулаке обрывок вуали. Золотистые волосы ее растрепались, грудь тяжело вздымалась, и Конана еще раз поразила ее нечеловеческая красота.
Она воздела руки к звездам на небосклоне, и голос ее навсегда запечатлелся в памяти Конана:
– Имир, отец мой, спаси!
Воин протянул руки, чтобы схватить ее, и тут словно бы раскололась ледяная гора. Небо заполыхало холодным огнем, и был он так ослепителен, что киммериец зажмурился. Огонь этот охватил тело девушки. И она исчезла.
Высоко над его головой колдовские светила кружились в дьявольском танце. За дальними горами прокатился гром, словно проехала гигантская боевая колесница и огромные кони высекли своими подковами искры из ледяной дороги.
А потом зарево, белые вершины и сияющее небо закачались перед глазами Конана. Тысячи огненных шаров рассыпались каскадами брызг, а небосвод закружился, как гигантское колесо, сыплющее звездным дождем.
Волной поднялась земля из-под его ног, и киммериец рухнул в снег, ничего уже не видя и не слыша.
…Он почувствовал присутствие жизни в этой темной и холодной вселенной, где солнце давным-давно погасло. Кто-то безжалостно тряс его тело и сдирал кожу со ступней и ладоней. Конан зарычал от боли и попытался нашарить меч.
– Он приходит в себя, Хорса, – раздался голос. – Давай-ка поживей растирай ему руки и ноги – может, он еще сгодится в бою!
– Никак не разжать левую руку, – сказал другой. – Что-то он в ней держит.
Конан открыл глаза и увидел бородачей, склонившихся над ним. Его окружали высокие золотоволосые воины в латах и мехах.
– Конан! – воскликнул один из них. – Никак ты живой!
– Клянусь Кромом, Ньорд, – простонал Конан. – Или я живой, или вы все уже в Валгалле.
– Мы-то живые, – ответил ас, продолжая растирать ступни Конана. – Не смогли соединиться с вами потому, что пришлось прорубаться через засаду. Тела еще не успели остыть, когда мы пришли на поле. Тебя не было среди павших, и мы пошли по следу. Клянусь Имиром, Конан, почему тебя понесло в полярную пустыню? Долго шли мы за тобой, и, клянусь Имиром, найти не надеялись – поземка уже заметала следы…
– Не поминай Имира слишком часто, – сказал один из бойцов. – Это ведь его владения. Старики говорят, вон между теми вершинами.
– Я видел деву, – прошептал Конан. – Мы встретились с людьми Браги на равнине. Сколько времени дрались – не знаю. В живых остался только я. Я ослабел и замерз, и весь мир вокруг переменился – теперь-то я вижу, что все по-прежнему. Потом появилась дева и стала увлекать меня за собой. Она была прекрасна, словно холодные огни ада. Тут напало на меня какое-то безумие и забыл я все на свете, помчался за ней… Вы видели ее следы? Видели великанов в ледяной броне, сраженных мной?
Ньорд покачал головой.
– Только твои следы были на снегу, Конан.
– Значит, я рехнулся, – сказал киммериец. – Но я видел девушку, плясавшую нагишом на снегу так же ясно, как вижу вас. Она была уже в моих руках, но сгинула в ледяном пламени…
– Он бредит, – прошептал Ньорд.
– О нет! – воскликнул старик с горящими глазами. – То была Атали – дочь Имира Ледяного Гиганта. Она приходит к тем, кто умирает на поле битвы. Когда я был юным, то видел ее, валяясь полумертвым на кровавом поле Вольфравен. Она кружилась среди трупов, тело ее было подобно слоновой кости, а волосы сияли золотом в лунном свете. Я лежал и выл, как подыхающий пес, потому что у меня не было сил поползти за ней. Она заманивает бойцов с поля сражения в ледяную пустыню, чтобы ее братья могли принести их неостывшие сердца в жертву Имиру. Точно говорю вам, Конан видел Атали, дочь Ледяного Гиганта!
– Ха! – воскликнул Хорса. – Старина Горм в молодые годы повредился умом, когда ему проломили башку в сражении. Конан просто бредил после жестокой сечи. Гляньте-ка, во что превратился его шлем! Любого из этих ударов хватит, чтобы выбить из головы всякий ум. Он бежал по снегу за призраком. Ты ведь южанин, откуда тебе знать об Атали?
– Может, ты и прав, – сказал Конан. – Но струхнул я изрядно.
Он умолк и уставился на свою левую ладонь. Он поднял ее вверх, и в наступившей тишине воины увидели обрывок материи, сотканной из таких тонких нитей, каких не прядут на земных веретенах.
Лилэнд Гонт
23.11.2013, 15:41
Цитата(Саша Тэмлейн @ 23.11.2013, 16:09)

Вот крохотный рассказ. Привёл целиком. Прочитайте и скажите - скучно или нет))))
Дочитал только до девушки и до ее рыжих волос.

Дальше почему-то не захотелось.
Напомнило конкурсные рассказы.
В начале дается описание. Оно красивое, но картинок ярких у меня не возникло. Железо, солнце, снег, кровь. И кроме прочего, в тексте много идущих подряд коротких предложений, что затрудняет чтение.
И автор как-то быстро слил интригу.
Вот небольшой отрывочек. Почему мне нравится Кинг? Потому что он пишет так, что всегда нтересно что будет дальше.
Цитата
Вздрогнув, стрелок проснулся, отмахиваясь от чего-то своей искалеченною рукою, уверенный, что одно из этих чудовищ с панцирем из Западного Моря сейчас набросится на него, сдирая кожу с лица, отчаянно вопрошая его на странном своем языке.
Но вместо чудища он увидел какую-то морскую птицу, привлеченную бликами раннего солнца на пуговицах у него на рубашке; испуганно вскрикнув, она отлетела прочь.
Роланд сел.
Боль пульсировала в руке, ужасная и бесконечная. В правой ноге — тоже. Стрелок чувствовал свои пальцы, которых не было. То, что осталось от нижней части рубахи, напоминало изодранную в пух и прах фуфайку. Он сам отодрал одну полосу, чтобы перевязать руку, вторую — чтобы забинтовать стопу.
— Пошли прочь, — сказал он пальцам, которых не было. — Вас уже нет, вы — фантомы. Пошли прочь.
Чуть-чуть помогло. Совсем не много, но все-таки. Да, это были фантомы, призраки, но только — живые.
Стрелок съел немного вяленого мяса. Соленое, оно было не в радость ни рту, ни желудку, но он все же заставил себя поесть и потом почувствовал чуть получше: покрепче. Хотя, на самом-то деле, силы его были уже на исходе. Положение почти что безвыходное.
silverrat
23.11.2013, 23:34
Цитата(Саша Тэмлейн @ 24.11.2013, 0:16)

ну сейчас может и "пошлятина" (в смысле, избито), но 70 лет назад так никто не писал, это было новаторской находкой.
+ ещё показывается мышление человека того далёкого времени, он знал как выглядит слоновья кость (новая - вовсе не жёлтая), и как выглядит муслин.
Нет, пошлятина - это не избитость. Пошлятина - это то, что высмеивал Маяковский.
Цитата
Мезальянсова. Ну, конечно, искусство должно отображать жизнь, красивую жизнь, красивых живых людей. Покажите нам красивых живчиков на красивых ландшафтах и вообще буржуазное разложение...
Иван Иванович. Да, да! Сделайте нам красиво! В Большом театре нам постоянно делают красиво...
Иносказательно: о дурном вкусе в искусстве, стремлении не к красоте, а к «красивости», о примитивном понимании прекрасного (ирон.).
Мне кажется, вы предпочитаете форму, а не содержание. Важно не то, как выглядит слоновая кость. Важно то, какие ассоциации это вызывает. У меня никаких.
Кстати, когда я читала на Литкреативе ваши рассказы, я заметила, что вы стремитесь к этой внешней красоте слога, забывая зачастую о содержании. И вам другие ваши читатели об этом напоминали. Я не стала писать. Но я действительно не поклонник фэнтези и этого стиля. Это не мое. Мне важна динамика, бодрый диалог, реальные чувства. А не нанизанные красивости. То же самое я писала в "Красной шапке". Вялое действо, от которого скулы сводит от зевоты, нашпиговано красивостями. Я предпочитаю литературу, которую легко экранизировать.
silverrat
24.11.2013, 1:11
Цитата(Саша Тэмлейн @ 24.11.2013, 0:40)

Сильер, ну причём тут фентези?
А Бунин? А Паустовский? А Гоголь? Там сплошные красивости!!!!
Да какие там красивости? Там просто четкие, ясные описания. Чувства.
Цитата
Он еще помнил ее всю, со всеми малейшими ее особенностями, помнил запах ее загара и холстинкового платья, ее крепкое тело, живой, простой и веселый звук ее голоса... Чувство только что испытанных наслаждений всей ее женской прелестью было еще живо в нем необыкновенно, но теперь главным было все-таки это второе, совсем новое чувство - то странное, непонятное чувство, которого совсем не было, пока они были вместе, которого он даже предположить в себе не мог, затевая вчера это, как он думал, только забавное знакомство, и о котором уже нельзя было сказать ей теперь!
"Солнечный удар". Бунин
Цитата
Хорошую литературу как раз сложно. Иногда невозможно.
Сложно экранизировать литературу, в которой заложена философия, как у Толстого. А литературу, в которой прописаны персонажи, сцены, экранизируют великолепно. Чехова, Гоголя. Да и у Толстого экранизируют его сюжеты, выбросив его многомудрые красивости.