Хм, тема с отрывками. Люблю такие.

Выложу и свой.
Шагов за сто я сумел различить две фигуры всадников, неспешно объезжавших кромку леса. В такую темень – что они здесь забыли, без факелов-то? Лошади… В городе я их почти не видел, да и те были какими-то невзрачными и низкорослыми. А тут – странно высокие. И фигуры всадников, закутанные в плащи, – тоже. Если не мерещится из-за темноты…
Судя по всему, они смотрят не в мою сторону, а выслеживают что-то в подлеске. Или ищут следы!..
Затем одна из фигур развернулась, и я увидел, как на ее лице горят два огонька. Глаза. Такие же, как у меня, а Агнеска говорила… Эльфы!
И он мои глаза заметил тоже. Изумленный короткий возглас – и всадник пришпорил коня, направляя его ко мне.
До леса мне никак не добраться! К озеру! Есть шанс убежать – ночью на лошади во весь опор не поскачешь.
Эльф погнал наперерез. И как быстро! Понял, гад, куда я!..
В панике я крутанулся на бегу, замер и вскинул руку – пусть будет приметнее! Успел краем сознания отметить: что-то этот жест мне напоминает. И прокричал, стараясь выглядеть внушительно:
– Прочь, олень тупорогий! Сгною!
Проклятый эльф придержал коня. Спрыгнул на землю так, как будто и не ехал. Сделал пару шагов ко мне. Я поднял руку выше, зашевелил пальцами:
– Стоять, я сказал! Не подходи!
Он все же остановился в паре метров от меня. Застыл, внимательно глядя. Длинные уши, торчащие из-под тканой шапки, чуть подрагивали. Наверное, от холода. А на лице, смутно видном во мраке, – недоумение пополам с чем-то еще.
Потом он, кажется, понял. Изящное лицо перекосила усмешка, наполненная презрением.
– Ты что, желаешь напугать… вот этими кривляньями? Я бы засмеялся, не будь ты столь жалок. Ничтожный, о великие небеса, какой же ничтожный! Беспомощный древоточец, порочащий кровь звезд.
Что больше всего меня поразило – я понял каждое слово, хотя повторить бы явно не смог.
– Здесь бродит гимори, – продолжил эльф. – Откуда он? Кто его создал? Это гимори твоего господина? Он чернокнижник, проклятый небесами?
– Нет у меня никакого… господина, – пробормотал я, пятясь к озеру.
– Что ты хочешь сказать, подлец? – вновь удивился ушастый. – Чернь, которая никому не служит?
Неуловимое плавное движение – и эльф стоит в одном шаге. Я не успел даже вздрогнуть, а он уже обо всем догадался. Глаза расширились, он отшатнулся, как от прокаженного. На миг я растерялся – никогда не видел такого лица. Такой гримасы, такой страшной брезгливости.
– Поганая кровь! Да ты гнилокровый!
Он выхватил короткий узкий меч, замахнулся. Я рефлекторно пригнулся вправо, упал, перекатился по земле. Вскочил и побежал. Резкий рывок назад – и я грохнулся на спину. Дыхание оборвалось.
Хрипя и корчась, схватился за шею. Ее захлестнуло петлей и стягивало все туже.
«Второй набросил аркан…» – почти равнодушно подумал я. Тело билось в грязи, сознание гасло.
– Я чересчур погорячился. Пока не нужно убивать эту мерзость, Элианальдор, – расслышал я через шум крови в ушах, и петлю ослабили. Я сипло вздохнул и закашлялся – дико, спазматически.
Не убили. Им что-то нужно. Однако, кажется, ненадолго…
Скорее всего, будут спрашивать про кита-скорпиона. Как они вообще о нем узнали?
И даже не дернешься никуда – петля-то на шее!
– Так откуда здесь гимори? – уже спокойно, как будто ничего и не было, переспросил эльф. – Я чувствую в тебе темную силу, гадостное отродье, но ты не заклинатель. Что это за гимори? Почему оно здесь?
– Нет тут никакого гимори, – прохрипел я, на всякий случай оттягивая веревку. – Не знаю.
– Ты лжешь, грязный выродок, отравивший кровь звезд, – спокойно ответил ушастый мерзавец. – Далеко на подъездах к городку маложивущих нам стало очевидно, что здешние земли осквернены пребыванием твари, противной живому. Лес поведал нам. Где она? Откуда она?
Черт возьми, я ведь четко разбираю все, что он говорит! Даже имя сволочи с арканом! Да я бы и в прежней жизни не воспринял эту тарабарщину!
– Посмотри мне в глаза, гнилокровый, – продолжил эльф. Я мельком глянул на него и утонул в горящих омутах. Захотелось сразу рассказать все, что узнал о членистоногой твари, – неодолимо и искренне, будто лучшему другу. И я начал рассказывать. О китовой туше на паучьем ходу, о человеческой руке и множестве глаз, о том, какая она умная…
«Да это ж какой-то гипноз», – прояснилось вдруг в голове. Меня словно ледяной водой окатили. Нет уж, больше ничего не выдам! И так сказал слишком много…
Я замолчал, исподлобья глядя на длинноухого гада. Тот нахмурился, чуть прищурил глаза. Возникло ощущение, что в мозгу легонько засвербило. Я тряхнул волосами, перевел взгляд.
Как же болит шея. Неслабо придушили, борозда останется… Ковбой хренов.
– Занятно… – протянул эльф. В бархатном тоне проскользнуло замешательство. – Все равно расскажешь. Элианальдор, свяжи ублюдка, пожалуйста. Придется везти с собой поганую кровь.
– Мы не вернемся в поселение грязерожденных? – равнодушно поинтересовался второй. Голос у него был моложе и звонче.
– Нет, все прекрасно выполнят и без нашего участия. Выступаем прямо сейчас. Живая скверна значит стократ больше. Упускать чернокнижника недопустимо. Мир не простит.
Меня скрутили, обмотав запястья и щиколотки жесткой веревкой. Что характерно, петлю с шеи так и не сняли. Перекинули через лошадиный круп, как куль с картошкой. Да еще и привязали к каким-то кольцам на седле. Полная беспомощность. Полнейшая.
К черту эти мысли. Пожалеть себя я всегда успею. А сейчас надо сосредоточиться на том, как выкрутиться теперь. К эльфам мне точно нельзя. Все даже хуже, чем раньше подозревал. Урод, который со мной беседовал, – не просто расист. К такому отношению я давно привык. Но он же меня возненавидел буквально с первого взгляда. Когда он впервые разглядел меня… Столько презрения и ненависти. При воспоминании невольно сжались кулаки. С предыдущим хозяином тела он вряд ли был знаком. Так что презрение и ненависть – лично ко мне. Кого он во мне узнал? Какая еще «гнилая кровь»?
Эльфы двигались молча. Обогнули опушку и выехали на дорогу. Кстати, да. С чего бы мне так хорошо понимать их речь?.. Вот тоже загадка. Обязательно бы спросил, не будь я привязанным пленником, которого везут с собой, как неприятный груз.